Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk - Страница 40

- Ты куда?

- Тоже буду спать, - усмехнулась она. У Штофелей все и всегда должно быть под контролем. С самого детства.

- Это самый лучший день рождения, - заверил он ее вдруг.

Она снова подошла к сыну и быстро поцеловала в лоб.

- Еще будет завтра. А сейчас надо спать.

- Не хочу завтра, - пробормотал ее четырехлетний, но такой взрослый ребенок, уже почти совсем засыпая. – Хочу сегодня.

- Вот проснешься, и будет сегодня, - негромко сказала Полина, выключила свет, вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. И в коридоре наткнулась на темный взгляд Стаса.

Он стоял у противоположной стены, опершись на нее спиной и скрестив на груди руки. Он был все еще хорош собой, войдя в самый расцвет собственной привлекательности, так и не отрастив брюшко и не обзаведшись плешинкой, которую бы прятал под оставшейся шевелюрой. Разве только немного раздался в плечах, которые и прежде были крепкими. И седины в голове стало больше, чем черных волос.

- Уснул? – спросил Штофель, чуть поведя подбородком в сторону Лёнькиной двери.

- Уснул.

- Хочешь нормально поесть?

- Хочу отдохнуть, - устало сказала Полина.

- Пойдем, я налью тебе еще бокал вина – и спать, - Стас протянул ей руку и обезоруживающе улыбнулся. Да, улыбка у него по-прежнему похожа на голливудскую. Красивая улыбка. Совсем не та улыбка – без зажмуренных глаз и разбегающихся во все стороны зеленых лучиков.

- Хорошо, - согласилась она. Потому что должна была согласиться согласно правилам этого дома. Стас взял ее ладонь и повел в гостиную. Его пальцы пыли сухими и теплыми. И теперь на безымянном не прощупывалось обручального кольца. Когда-то он не снимал его ни на минуту, и это тоже в копилке ее прегрешений.

Вино было испанское, сухое, чуть терпкое. Стас протянул ей бокал. Себе плеснул коньяка, но в кресло по обыкновению не сел. Остался стоять возле нее, с некоторым любопытством рассматривая прическу, лицо и одежду. И, кажется, остался удовлетворен увиденным, что бы это ни значило. А когда пригубил, обронил в тишину между ними:

- Ты хорошо выглядишь, но, кажется, моришь себя голодом.

- Тебе кажется, - сказала Полина и сделала глоток вина.

- Возможно. А еще, мне кажется, я никогда не говорил тебе спасибо за Лёньку. Наверное, сейчас самое время, - он приподнял бокал, давая понять, что пьет за нее, и опрокинул его содержимое в себя одним махом, сразу же наполнив его вновь.

- Ему повезло, что у него такой отец.

- А он почему-то все равно хочет рояль, а не блокирующий пакет акций в «Sh-Corp». Я пытаюсь сторговаться на лошадь. В его возрасте бредил верховой ездой.

- Мне рассказать ему, что рояль – это скучно? – усмехнулась Полина.

- Сделай милость, у тебя весь день завтра.

- Я постараюсь, - она сделала еще один глоток и отставила бокал. – Я все же пойду. Дорога, больница…

Он медленно кивнул и снова отпил из бокала. На этот раз немного. А потом, сунув руку в карман, проговорил, оглушая и ее, и себя:

- Если бы ты знала, как я тебя хочу сейчас.

- Стас…

- Я помню, госпожа Штофель, что не внушаю вам ответных чувств. Всегда помню. Но я бы сделал все точно так же, если бы пришлось повторить.

- Ты всегда знал, как правильно. Но на самом деле – все ошибаются.

- Я не хочу верить, что Лёнька – ошибка.

- Господи, Стас, я не об этом, - она шумно выдохнула и, схватив свой бокал, большими глотками допила вино, остававшееся в нем. Штофель жадно смотрел, как двигается ее горло, пока она пьет, и его взгляд разгорался от того все жарче. И стоило ей убрать в сторону пустой сосуд, как она почувствовала его большие руки, обхватывающие ее талию, и горячие, пахнущие коньяком губы на собственной шее. Быстро, слишком быстро, чтобы успеть отскочить в сторону раньше.

- Я так соскучился по тебе, - пробормотал Стас, теперь совершенно очевидно не трезвый. Пока она читала ребенку книжку, он догонялся.

- Стас, прекрати! – затрепыхалась Полина, пытаясь освободиться от его объятий. Но он только сжимал ее крепче, зашарив руками по спине, задирая блузку и пробираясь к голой коже.

- Ты соображаешь, что ты творишь! – продолжала она отталкивать его от себя.

- А ты? – он оторвался от ее шеи и заглянул в глаза, не отпуская и не давая отстраниться. Вжался пахом ей в живот и горячо зашептал: - Я не должен был тебя отпускать. Ни тогда в Затоке, ни потом, когда на развод подала. Знаешь, сколько у меня баб было? Я все сравнивал, искал, пытался понять, почему на тебе зациклился. Даже женился, после этого сопляка, чтобы просто разобраться, что в тебе такого. И знаешь, я понял. Мне Лёнька сказал как-то, и был прав. Наша мама лучше всех. Может быть, не лучше. Но к тебе ж никакая дрянь не липнет. Ни на кого не похожа.

Полина вдруг перестала вырываться, обмякла и всхлипнула, закрыв лицо ладонями. А Стас уткнулся ей в шею, но теперь не губами, а всем лицом, наклонившись так, что наверняка ему самому неудобно было стоять. А он все стоял. Больше уже по спине не шарил. Руки стали отчаянно горячими и влажными. Точно так же повлажнела ее кожа. Пах все еще вжимался в ее живот в безрассудной попытке заставить чувствовать, насколько он нуждается в ней. От него пахло Элисон Ольдоини, как и раньше. И в одежде он по-прежнему предпочитал итальянские бренды. Это все тот же Стас, замужем за которым она была три долгих года, и с которым никак не могла согреться, несмотря на огромный камин в его доме.

- Я, может быть, и правда скоро женюсь, - подняв на нее больной черный взгляд, просипел Штофель.

- Я не вернусь к тебе, - проговорила Полина. – Никогда не вернусь.

- Я знаю. Дважды в реку войти еще можно. Третий раз точно утонешь.

- Отпусти меня, пожалуйста.

Его руки послушно разомкнули объятие, и он отступил на шаг от нее.

- Если захочешь брать Лёню… когда угодно… я запрещать не стану, - хрипло сказал Стас. – Это больше не значит комплект со мной. Не бойся.

- Я не боюсь, - Полина смотрела на него с болью во взгляде. Жалела его, себя, Лёньку. Всё отравила, к чему прикоснулась. – И… вряд ли это будет часто, не переживай.

- Не бросай его, ладно?

- Не брошу, - пробормотала она. – Ему правда очень повезло, что у него есть ты.

Стас пожал плечами и отвернулся. На столике все еще стоял коньяк, который он торопливо плеснул в свой бокал, кажется, планируя продолжить надираться. Поймав на себе печаль в По?линых глазах, Штофель неловко улыбнулся, совсем не так, как улыбался еще полчаса назад:

- Завтра все будет хорошо, я тебе обещаю. А сейчас иди спать, вам с утра в дорогу. И тебе еще домой. Может быть, зря ты на машине. Вымотаешься, а потом столько часов до Киева.

- Так удобнее… Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

В машине было тихо. Полина не включала радио, избегая любой возможности услышать Ванькин голос. После ночи, проведенной в тяжелом и коротком сне, и мирного тихого завтрака, она боялась собственного срыва. Ей только и не доставало, что испугать ребенка.

Лёнька на заднем сиденье в своем почти царском троне периодически нарушал тишину, о чем-то спрашивая или рассказывая. Привыкая к ней и чувствуя себя все свободнее. Утром он влетел в комнату, где она провела ночь, и с разбегу запрыгнув на кровать, уткнулся в нее носом. И, вероятно, так бы и провел весь день, если бы она не встала сама, и они, дружно приведя себя в порядок, не вышли к завтраку.

С самым деловым видом Лёня собрал себе в дорогу рюкзак игрушек, который категорически отказался вручить в руки Полине, когда они добрались до Затоки, заявив в хорошо различимой манере Штофеля-старшего:

- Девочки не должны носить тяжелое.

Полина согласно кивнула и распахнула перед ним калитку дома, ставшего ей однажды неродным. Она больше не чувствовала себя здесь уютно, вынужденная врать и притворяться. И тем легче вернулась обратно в Одессу, запоздало благодарная Аристарху, показавшему ей возможность жить дальше. Пусть и с половиной сердца.