Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk - Страница 25

- Доброе утро, - так же негромко ответил он и снова вернулся к своим бумагам и карандашу.

Не раздумывая о том, что делает, она решительно подошла к нему и, сунув нос в его блокнот, удивленно спросила:

- Ты выучил ноты?

Иван встрепенулся и приподнял лицо, оказавшись с ней носом к носу. Настолько близко, что она могла разглядеть прожилки в его радужках. Какие из них темнее, какие более светлые. И то, как они все вместе образовывали абсолютный цвет, который столько лет не уходил из ее памяти.

Мирош разомкнул губы, кажется, враз пересохшие, и проговорил:

- Было дело.

- Расскажешь?

Между ними совсем не осталось расстояния. Но то, что было между ними, накалилось. Или это ей показалось, что накалилось, потому что Иван легко качнул головой, разрушая это ощущение, и ответил:

- Ничего интересного в этом нет.

- Я так не думаю, - Полина не сводила с него глаз. – Ты…

Договорить не успела. Заглохло за секунду.

Перебивая ее, в зал ввалился Тарас с двумя стаканчиками кофе.

- А-а-а-а, - зевая стенал он, - два главных трудоголика и две причины моих недосыпов уже здесь. На.

Стакан оказался в руках Мироша. Тот ошалело смотрел на приятеля. И медленно приходил в себя, пока, наконец, не взглянул на Полину с некоторой отстраненностью и не пробормотал, протягивая ей кофе:

- Держи, будешь?

- Нет, спасибо, - отказалась она и отошла к роялю, радуясь, что тот за спиной Ивана. И Мирош ее не видит. И не увидит. Он никогда не смотрит. На нее не смотрит, назад не смотрит. Неужели она всерьез рассчитывала, что станет иначе? Глупо! Всё – глупо. Ничего не изменится. Никогда.

Сколько раз убеждалась. Сколько раз убеждала себя. И снова оказывалась в исходной точке. Иван. Он определял каждый ее шаг, каждый поворот ее жизни. Чтобы она ни делала, всё было связано только с ним. Всегда.

Она не помнила себя до него. Без него.

В то время как легко забывала о Стасе, едва он исчезал с радаров. Можно было внушать себе истину о любви к мужу, вкладывать раз за разом ее в собственную башку, но все это не было настоящим.

Настоящее было с Иваном. Она верила в это, несмотря ни на что. Никому не рассказывая, не пытаясь ничего доказать. Оставляя его себе, как оставила браслет. Не находя сил избавиться.

После того, как Мирош ушел, начался лишь новый отсчет. Музыка, инструмент, каждый день, в который она, просыпаясь, вспоминала, что Ивана больше не будет – всё сговорилось против нее. Земля продолжала вертеться, а Полька с нее сошла. Что ей было здесь делать без Ваньки?

Окружающие, всегда знавшие, как для нее лучше, думали иначе. И, чувствуя себя петляющим зайцем, Полина училась врать и уходить от прямых ответов, носить подходящие маски – только бы не воспитывали и оставили в покое.

Получалось довольно неплохо – ей верили. Мама и тетя Галя постепенно становились спокойнее, радостно наблюдая довольную моську Польки, пока она находилась в зоне их видимости. Лёлька свято уверовала, что Мирош и правда был временным явлением в жизни подруги, помутнением рассудка, от которого та счастливо излечилась и, главное, без последствий на всю оставшуюся жизнь, как случилось у нее самой.

Ближе всех к истине совершенно неожиданно оказался Аристарх. Приват-монстр всеми правдами и неправдами вдалбливал в несчастную голову своей ученицы единственно верную в его понимании аксиому – ничего нет важнее искусства. С этим Полина не спорила. В музыке можно быть настоящей, не врать и не изворачиваться, чувствовать уверенность, что тебя не предадут и не бросят.

Она искренне собиралась довольствоваться лишь музыкой, нередко осознавая, что та все еще связывает ее с Иваном. И позволяла себе предаваться мечтам – в ночной тишине, наедине с собой.

Часами бродила по соцсетям, разыскивая информацию и рассматривая чужие фотографии, будто заглядывала в замочную скважину двери, за которую ее выставили. И засыпала под утро в обнимку с планшетом, в котором безостановочно звучал Ванькин голос.

Пока однажды в этой самой скважине не углядела то, что надолго лишило ее воздуха.

Это произошло в мае безумного года, когда она уже несколько месяцев должна была носить его фамилию. Вернее, он ее, как они смеялись, отчасти полушутя и слишком всерьез.

Привычный маршрут. Паблик в Контакте, посвященный творчеству «Меты». Аналогичный на Фейсе, но менее численный. Они росли, их паблики, день ото дня, и это, не имея ничего общего с рациональностью и здравым смыслом, радовало ее. Если чьим-то мечтам суждено сбываться, то почему не его? Мальчика, который разрушил ее жизнь.

Потом странички Фурсова, Кормилина, Комогорова. Ванька свои поудалял – однажды утром Полина привычно заглянула в соцсеть, а вместо фото с Z-fest’а, которое он не сменял с прошлого лета, обнаружила плачущего собакена, ознаменовывающего своей вселенской скорбью удаленный аккаунт хозяина.

Но вскоре Мирош оживился в Инстаграме, периодически по?стил туда фрагменты выступлений и кадры из их разъездов по стране.

Проворные пальцы пианистки быстро щелкали по нужному ярлыку приложения. И, даже не заглядывая в ленту обновлений, она сразу переходила на его профиль. Обычно после этого Полина надолго замирала, с трудом дыша. Но в тот вечер, наполненный лепестками отцветающих магнолий, – она умерла. Если в ней еще оставалось чему умирать.

Фото из клуба, в полумраке которого легко угадывались фигуры Мироша и какого-то парня, незнакомого ей, из его новой действительности. На коленях обоих сидели девчонки и корчили смешные рожицы. И та, что была с Мирошем, тесно, по-хозяйски обнимала его за шею, а его ладонь легко устроилась у нее на бедре. Так, что в том же самом месте Полина почти чувствовала и тяжесть, и жар прикосновения. Кожа горела. А он улыбался, глядя не на камеру, с которой их кто-то снимал, а мимо.

Что было сначала? Паника? Нет, пожалуй, недоверие собственному зрению. «Мало ли», - твердила она про себя, цепляясь за ошметки надежды. Но «мало ли» не случилось.

Девка на фото была «отмечена».

Angeli4ka.

Профиль.

Три снимка в одной публикации. Самой последней. Подписанной пафосно и глупо.

#onelove #mirosh #яэтосделала девочка со взглядом прошлой зимы, мне б тебя рассветом укутать

 На первых двух были сэлфи с Ваней, на одном кривлялись и ставили друг другу рожки. На другом – лизались на камеру в самом прямом смысле слова. «Девочка со взглядом» старалась, приняв эффектную позу, в которой почти не было видно ее лица, но очень хорошо – лоб и закрытые глаза Ивана. Третье фото – почему-то на подушке. Его запрокинутая голова, полураскрытый рот, по которому ясно – смеется, и ладонью прикрытый лоб, то ли от света, то ли от смеха. И Angeli4ka с голыми плечами и грудью, скрытой простыней.

Полина отказывалась верить в то, что видела, и настырно рыскала по всем известным ей страницам. Подтверждений не находила, но и доказательств того, что этой девицы нет в жизни Мироша, – тоже. Ей оставалось лишь следить за профилем Angeli4kа. Временна?я петля сжалась до точки ожидания нового поста. Аристарху сказалась больной, Лёльку откровенно игнорировала, матери слала короткие смс. И зависала часами, разглядывая новую фотографию с глупыми подписями, тэгами и сердечками.

Она медленно сходила с ума, не выпуская из рук телефон и каждую минуту обновляя страницу. Angeli4kа с Мирошем, квартира-студия, Мирош с гитарой, плюшевый медведь…

Безумие прервалось спокойным и уверенным голосом Стаса:

«Здравствуй, Поля».

В темноте комнаты мерцал лишь экран ноутбука. Она глянула на время: было немногим больше двух ночи. И прижимая трубку к уху, Полина осознала главное – она сама позвонила Штофелю.

И еще она понимала: ей некого винить, кроме себя. Но все же оправдывалась тем, что порой прикладывала все усилия – быть женой, матерью, другой женщиной, в жизни которой никогда не было никакого Ивана Мироша.

У нее ничего не вышло. Она застряла в том дне, в той минуте, когда получила его чертово сообщение. Это не было заметным внешне. Полина была успешна в карьере, уверена в жизни, обеспечена и красива. Чего еще нужно для счастья? Но что бы она ни делала, чего бы ни добивалась, с чем бы ни расставалась – все было проходящим. Не волновало и не трогало.