Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk - Страница 24

- Лё-ля-я-я! – протянула Полина. – Мы не в песочнице, чтобы путать работу со всем остальным.

Павлинова снова поморгала и устало прижала ладонь к лицу в извечном фейспалме. Потом растерла кожу и простонала, глядя на подругу.

- Хотя бы понятно, почему ты меня столько времени игнорила, - мрачно сказала она. – Знала, что у меня припадок будет. Берегла типа… Полька, вот как ты так, а?

Сохраняя серьезную мину, Полька в глубине души откровенно поржала. Меньше всего она думала о Лёльке. Она реально пахала – в филармонии, в студии, дома. Когда отрабатывала программу предстоящих концертов или часами отыгрывала песни «Меты». Нередко те самые ночи, отвоеванные для сна, проводила в онлайне с Тарасом. Показывала ему наработанное, советовалась, что выбрать, хотя и спорила, если их мнения не совпадали.

- Нормально я, уймись, - миролюбиво проговорила Полина. – Ешь лучше!

- Ладно, - проворчала Павлинова и уткнулась в тарелку, но надолго ее не хватило. Когда она снова подняла на Польку глаза, в них плескалась сотня невысказанных вопросов, из которых она озвучила тот, что мучил ее сильнее всего: - Но хоть по яйцам-то ты ему вмазала?

Полька не выдержала. Рассмеялась, отложила вилку, которой ковыряла рис, и спросила:

- Господи, ты ненормальная. Кто о чем – а ты о яйцах. Может, тебе омлет заказать? Здесь вкусный.

- Я так и знала, что не вмазала, - сокрушенно покачала головой Павлинова. – Пусти меня в студию на пять минут – я все исправлю.

Ее «исправлю» зависло в воздухе, словно время остановилось. Полина впихнула в себя немного еды, не понимая, что именно она сейчас ест, – только бы сдержать себя. С усилием проглотила и негромко, медленно проговорила:

- Оля, займись исправлениями собственной жизни. Пожалуйста!

- А я и занимаюсь, - точно так же медленно ответила ей подруга. И опустила глаза в тарелку. А потом глухо добавила: - Тебя всегда на нем коротило. Всегда. Ты блаженная делаешься, едва его видишь.

- И что?

- Он хоть что-то сказал? Извинился?

- К тебе это какое отношение имеет?

- Такое! – выкрикнула Лёлька так, что несколько человек на нее оглянулись. – В прошлый раз ты академию бросила. А если… если сейчас что-то с тобой случится… Если опять начнется? У тебя ребенок, о нем думать надо, нахрена ему мать со съехавшей крышей?

- У моего ребенка – нормальный отец. Действительно нормальный. И ты это прекрасно знаешь. Надеюсь, ты закончила?

- Обед или отповедь?

- Воспитательный процесс.

- Ладно. Считай, что закончила. У меня только один вопрос. Последний. Как ты туда попала? Он пригласил?

- Приятного аппетита, Лёля! – усмехнулась Полька.

- Еще и сама сунулась! – разочарованно вздохнула Павлинова. И на этом действительно завершила воспитательный процесс над своей со всех точек зрения неразумной подругой.

- Можешь думать, как хочешь.

Это стало заключительным аккордом в их беседе о насущном. Вскоре, перебросившись незначительными фразами «о погоде», они закончили обед, Полина расплатилась, и каждая из них пошла в свою сторону.

Лёльке сегодня торопиться было некуда, в отличие от Поли. Она совсем потеряла счет времени, пока держала оборону перед подругой.

И, влетая в студию и стягивая на ходу пальто, почти уже заготовила оправдательную речь, схожую с теми, которые ей приходилось слышать в филармонии от опаздывающих оркестрантов.

Все уже были в сборе, и она действительно опоздала. Но Влад занимался исключительно гитарой. Жорик-виолончелист зыркнул на нее из-за своей виолончели. Кормилин с Комогоровым переглянулись. Тарас даже улыбнулся. И только Мирош, едва бросив на Полину очередной ничего не выражающий взгляд, проинформировал о своем недовольстве:

- Штофель, ты за временем следишь?

- Слежу, - ошалело отозвалась она, не веря собственным ушам. Едва ли не впервые он обратился к ней. К ней! Может, стоит всегда опаздывать, чтобы перестать быть механическим пианино?

- Ну, видимо, недостаточно тщательно. Не знаю, как заведено у тебя в филармонии, но у нас все приходят вовремя, - отчеканил он и снова отвернулся, - Влад, сейчас – по-твоему. В момент проигрыша ударные приглушаем и убираем. Хочешь свои басы – слушай. Потом сравним.

Полина метнулась к роялю, не сводя глаз с Ивана. Какие басы? Что слушать! Лёлька – паразитка! Но как же хотелось сыграть… что угодно! Только чтобы выбить его из чертового равновесия. Как? Как он так может?!

Глянула на пальцы – ходуном.

Сделать вдох. Сжать кисти в кулак. Досчитать до тридцати. Выдохнуть. И стать частью общего.

- Тихо, у тебя зуб на зуб не попадает, - шепнул ей Жорка, чуть наклонившись к ее стулу. – Он и на меня рявкнул за опоздание… на три минуты. Сегодня вообще нервный.

По?лин взгляд был по-прежнему возбужденным. Она кивнула Жоре и сжала губы. «Сегодня вообще нервный». А она, дура, размечталась. Права Лёлька. Блаженная… Лучше бы чертов Хьюндай замерз в чертовых украинских степях вместе со всеми своими чертовыми пассажирами!

Хотя, может быть, они и замерзли. Как иначе объяснить все эти недели, мучительные недели, когда она не знала, когда жила и когда дышала возле него. Он называл ее Снежной королевой. Вспомнилось. Сегодня она готова была возненавидеть «Девочку…» только из-за того, что он так страшно, так глупо поспешил назвать ее Снежной королевой. Да она растаяла давно, испарилась, даже лужи от нее не осталось.

Но он – Кай. Настоящий. С осколками в сердце и складывающий слово «вечность» из льдинок. Как там было-то… Мне до Луны вечность, а до тебя…

А до нее – руку протяни. Просто обернись. Она почти не сходила с места, всегда за роялем. Всегда за его спиной, как тогда, в Затоке, на фестивале. Но Ваня будто бы не видел ничего. Никогда не оборачивался. Ничего не говорил. Неужели ему в самом деле плевать?

Как человек может перемениться за одну ночь? А за пять лет?

Мужчину, четко раздающего указания во время разборов и записей она не знала. Совершенно точно не знала. Он включался только во время работы, а вне ее – был выключен. Она застала его таким лишь однажды. 

У них была утренняя репетиция. Слишком ранняя, чтобы Полина успела нормально выспаться после почти бессонной ночи. До кровати она добралась далеко за полночь, проведя много часов у рояля и уже почти традиционно с Тарасом.

Отражение в зеркале настроения, испорченного настойчивым будильником, не добавило. Она хмуро заплетала обратные косы, раздумывая, сколько килограммов грима смогут скрыть тени под лихорадочно блестевшими глазами. Жуткое зрелище!

Плюнув на собственную внешность, ураганом промчалась по квартире. В кухне проглотила пару кусочков сыра, в спальне натянула на себя первое попавшееся платье и, схватив с тумбочки ключи от машины, вынеслась за дверь.

До студии добралась на удивление быстро, сделав неожиданное открытие: она приехала с некоторым запасом времени, которое можно потратить на кофе. И тут же изменила собственное решение. На парковке, кроме машины Мироша, не было больше ничьей из тех, кто участвовал в проекте. А значит, он в студии один.

Один!

Следующие движения Полины были быстрыми и автоматическими. Припарковать автомобиль, дойти до входа, подняться на лифте до нужного этажа и, наполнив легкие до отказа воздухом, войти в зал.

Выдохнуть и негромко произнести:

- Доброе утро!

Он по своему обыкновению – его привычки она постепенно познавала заново – сидел на одной из колонок, изучал записи в блокноте и усердно орудовал карандашом. Но едва услышал ее голос, вздрогнул и поднял глаза. И кажется, она снова, пусть всего на мгновение, застала его врасплох, потому что спокойствие и безмятежность не успели снова затопить зелень его взгляда. Сперва он казался… удивленным? Испуганным? Каким?

Эта секунда прошла слишком быстро, чтобы Полина успела понять и разобрать хоть что-то. Перед ней опять было лицо невыспавшееся, очевидно уставшее после, судя по всему, не менее бессонной, чем у его пианистки, ночи, но непроницаемое и устремленное то ли к ней, то ли сквозь.