История очевидца иных миров (СИ) - "Bunny Munro" - Страница 12

— Жаль, что твоим последним воспоминанием будет моя довольная рожа…

… Я прирежу тебя и помочусь на твой труп…

Большой Гвоздь Мэдден сделал ложный выпад, настолько очевидный, что обманул бы разве что ребёнка. Крейван проигнорировал его, рванулся вперёд, перехватил руку Гвоздя, с зажатой в ней заточкой, и с силой вбил своё колено в ребра Мэддена. Одновременно, Фланахэн вывернул запястье противника, а ладонью левой руки ткнул его в нос. Гвоздь вскрикнул, и рухнул навзничь…

Крейван отклонился вправо, понадеявшись на удачу. Лезвие кинжала скользнуло по коже куртки, судя по звуку, распоров её, но кожу Фланахэна не задело. Луч света возвращался, снова выискивая лицо Крейвана. Он наугад ударил кулаком, лишь зацепив противника, и отскочил назад. Мысли вспыхивали и гасли, как искры затухающего костра: времени на расшаркивания не осталось, он растерял своё преимущество темноты, и, если не решит проблему прямо сейчас — проиграет. Пора использовать последний шанс.

Луч света снова нащупал Крейвана, упёрся в живот и рванул к лицу, стремясь ослепить, лишить даже призрачной надежды на благополучный исход схватки. Но Крейван уже двигался вперёд, плотно сжав веки и открывшись всем чувствам, кроме зрения. Шелест рассекаемого воздуха — это рука с зажатым в кулаке кинжалом — принять её предплечьем левой руки. Незаблокированный удар в правое ухо кулаком — очень сильная боль — плевать, потом будем считать потери. В тот же момент — перехват запястья противника сверху и движение на излом. Колено того, кто назвался "Биллом", врезается в бедро — терпеть, ещё немного осталось. Чуть ослабить хватку, чтобы кинжал не выпал из вражеских пальцев — ещё полшага вперёд, разворачивая того, кто назывался "Биллом", спиной к себе, используя его руку в качестве рычага. Завести руку за спину, заломить её, последнее резкое, с усилием, движение вверх. Отступить на два шага, увернуться от ещё одного удара левой рукой. Открыть глаза.

Человек, который назвался "Биллом", стоял, покачиваясь, руки его ходили ходуном. Луч света, исходивший из левой руки, блуждал по кирпичным стенам, земле, выхватывая из темноты то разбитые бутылки, то надписи, сделанные чем-то ярким и искрящимся, но совершенно непонятные для Крейвана.

— Уооооуууу! — назвавшийся Биллом завыл, точно это был не человек, а защищающий свою территорию кот. — Этого не могло случиться! Не со мною! Ааааа!

Он захрипел и повалился на землю лицом вперёд, причитая и бормоча что-то нечленораздельное. Крейван сидел, привалившись к стене, и всего этого уже не видел — его накрыла третья волна воспоминаний, самая мощная и сокрушительная. Фланахэн вспоминал всё: откуда он пришёл, как появился в этом странном мире. Он вспомнил, как они с Тулом и Шейном бежали к спасительному лесу, а вокруг свистели заряды огнестрелов; как вскрикнул Тул, но оборачиваться было нельзя, надо было бежать; как раздался оглушительный грохот, и тело, истекающее кровью тело Шейна, сбило Крейвана с ног, а бедро обожгло огнем, но нельзя останавливаться — нужно ползти, ведь до первых деревьев остались какие-то метры. Вспомнил, последний завтрак в Эйерине, горячий отварной картофель, тёплый ломоть хлеба, кружка молока… И мать, с любовью в глазах глядящая на него. Вспомнил ещё тысячу важных и не очень, весёлых и грустных, интересных и скучных моментов своей жизни. Но, главное— вспомнил, что он есть такое, не просто, что такое безликий, но куда больше. Он вспомнил, как быть безликим. И это-то знание было самым оглушающим. Кое-как, держась за шероховатую поверхность кирпичной кладки, Крейван на дрожащих ногах проковылял к телу врага. Наклонился, собрал последние силы, и только со второй попытки перевернул его. Как ни странно, тот ещё дышал, хотя говорить уже не пытался. Мутным взглядом он смотрел куда-то поверх головы Фланахэна. Крейван пристально вгляделся в лицо противника, внешнего света было достаточно, мягко наложил ладони на щеки того, кто назвался "Биллом", провёл по подбородку, носу, лбу, скулам — словно фиксируя в памяти анатомический рельеф, затем громко и отчётливо проговорил:

— Как тебя зовут?

Человек вздрогнул, попытался сфокусировать взгляд на лице Крейвана, не смог, поморщился, открыл рот, хотел что-то сказать, но закашлялся.

— Скажи своё имя, и тебе станет легче.

Взгляд человека был уже не вызывающим, но испуганным. Он словно чувствовал, как подступает к нему мрачный жнец, и боялся его до смерти. Рука дёрнулась вверх, схватив рукав куртки Крейвана — тот подавил рефлекторное желание отшатнуться от умирающего. Крейван был нужен этому человеку, несмотря на то, что тремя минутами ранее, он пытался его убить. Но, что более важно, Крейвану этот человек был нужен ещё больше.

— Не бойся, ты в начале Пути, на котором тебя ждут, как горести, так и радости. Выйди на него достойно и следуй по нему с высоко поднятой головой. А теперь скажи мне своё имя, чтобы я мог проводить тебя.

— Билл. МакКуин. Билл МакКуин меня зовут… — голос бывшего противника был еле слышен, из него исчезли неприятные скрипящие нотки. — Помоги мне…

Крейван взял руки умирающего в свои, всмотрелся в лицо. Темнота сейчас не мешала, он видел глаза Билла МакКуина так же ясно, как солнечным днём.

— Иди с миром, Билл Маккуин. Пусть Создатель ведёт тебя, и не преградит тебе Путь лукавый, не имеющий души.

Напряжённая до этого момента рука Билла расслабилась, он смотрел прямо в глаза своему убийце, и взгляд его наполнялся спокойствием. Крейван ещё несколько секунд созерцал умиротворение в лице Билла, пока не понял, что тот мёртв. Тогда Фланахэн мягко высвободил руки, и лёгким движением опустил веки мертвеца.

— Будет так.

Всё. Древняя ритуальная закрывающая фраза клана безликих прозвучала, теперь нужно посидеть в покое несколько минут, пока запускается процесс преображения. И минуты эти он проведёт в своём прошлом. В прошлом человека, который чужд этому миру, но попытается стать в нём своим.

Повисла долгая пауза. Джен, обхватив плечи руками, смотрела на Кревана изучающим взглядом. Тот опустил глаза и водил пальцем по столу, повторяя линии узора на пластиковой скатерти. Креван бросил быстрый взгляд исподлобья: выражение лица Джен осталось прежним. Наконец:

— Крю, мне было бы интересно узнать подробности.

— Грхм! — откашлялся он. — Джен, какие подробности?

— Ну, для начала, её имя, кто она, сколько ей лет. Потом, если, конечно, снизойдёшь — можешь нас познакомить.

Креван шумно и с облегчением выдохнул. На лице расцвела широкая и глуповатая улыбка:

— О-о-о, Джен, ну ты даешь! Я, конечно, признаю, что твоё предположение логично, и оно имеет право первым прийти в голову… Но… Но, как же это предположение далеко от истины!

Облегчение, испытанное Креваном было настолько очевидным, что теперь уже Джен в замешательстве опустила глаза. Роли поменялись. Креван почувствовал своё превосходство и теперь сам рассматривал подругу. Вообще-то, он хотел сказать, как любит её, что расставание, даже на короткое время, должно только усилить чувства, но теперь вдруг передумал. Надо быть честным с собою: Джен вполне заурядная женщина, может быть для Ирландии нетипичная (невысокая брюнетка, со, скорее, южно-европейской внешностью — давали знать себя итальянские корни по материнской линии. Высокие скулы, небольшой прямой нос, глаза… Глаза миндалевидные, тёмные… И, что необычно, за более чем десятилетнюю историю их отношений, Креван так и не определил, какого оттенка были её глаза). Эта нетипичность, может быть и привлекала его тогда, уже, кажется, тысячу лет назад, но теперь он не испытывал к ней особенно сильных чувств. Это, конечно, огорчало, и уже этим он виноват перед Джен, но… Большой вопрос: любила ли она сама Кревана или он был для неё не более чем приятелем. Да, очень близким, но только приятелем (“Сью, как думаешь, этот пояс не будет слишком контрастировать с моими зелёными туфлями? Ну, теми, с плетением на мысках…”) Уже тот самый, неудавшийся разговор о семейном будущем был весьма красноречивым подтверждением неуверенности в искренности друг друга и готовности жертвовать собой, своим временем и личной свободой во имя совместного проекта, называемого семьёй. Конечно, современные тенденции в развитии социума выводили культ гражданского брака на новый уровень, принижая роль брака традиционного, но они-то с Джен точно застряли на юношеском этапе отношений: вечеринки с друзьями, походы в кино, секс — как приевшийся десерт на бесконечно повторяющемся праздничном ужине. Постепенная смена декораций: мы живем вместе, ходим каждый на свою работу, вечером встречаемся и обсуждаем события прошедшего дня — это все тоже инфантилизм, причем крайне запущенный. Желание поиграть в семью не нужно воспринимать, как желание создать семью…