Странствия Афанасия Никитина - Виташевская Мария Николаевна - Страница 3

Жили купцы на посаде в деревянных домах, как и все посадские, только дома были побогаче да попригляднее. Самого дома с улицы не увидишь: он прячется за крепким забором. Ворота и калитка на запоре, во дворе сторож и злые цепные собаки.

Дом всегда ставился посреди двора против главных ворот. Обычно дом зажиточного человека строился в два-три этажа. Верхний, жилой этаж, — это клеть, нижний — подклеть, не всегда даже с окнами. Здесь обыкновенно помещалась прислуга, здесь же находился и товарный склад.

Клеть состояла, как правило, из трех комнат по двенадцать — шестнадцать квадратных метров — передней, комнаты самого хозяина и спальни. На просторном чердаке дома находилась еще одна светлая комната — терем, где жили дочки хозяина. К главному зданию довольно беспорядочно пристраивались бесконечные «повалуши», соединенные с избой сенями. Здесь жили «чады и домочадцы» хозяина. Поварни, то есть кухни, в доме не было, она помещалась в особой постройке во дворе и соединялась с домом крытым переходом.

В дом вело крыльцо, украшенное пузатыми резными колоннами с навесом в виде остроконечной крыши. От крыльца поднималась вверх лестница: ее перила, подпоры, кровля также были богато покрыты резьбой и пестро окрашены. Лестница приводила в рундук — нечто вроде террасы, огороженной точеными перильцами. Из рундука ход вел в теплые сени, а из них — в жилые комнаты. В нижний этаж чаще всего нельзя было попасть иначе как через верхний, и только изредка туда вела особая дверь со двора.

Крыша обычно была двускатная, по ее краю шел резной карниз. Окна по фасаду тоже украшались резьбой, изображавшей фантастических животных, петушков, сердечки и т. п. Резные фигуры наводились золотом и красками. Окна в зажиточных домах были сравнительно большие — косящатые. Косящатое окно делалось с косяками в отличие от окна волокового — задвижного. Вместо стекол в них вставляли слюду. На ночь окна затворялись снаружи пестро расписанными резными ставнями.

Полы в жилых комнатах настилались либо из дубовых отрезков, уложенных плитками, либо просто из хорошо выструганных досок. Стены обивались тесом «в полоску» или «елочкой». Кругом стен шли прикрепленные к ним скамьи и «стольницы» — четырехугольные табуреты. Стол был покрыт богато вышитым подскатертником. На время обеда поверх подскатертника стлали скатерть. Украшением для стен служили полки, шкафики, поставцы самой различной формы, богато расписанные и разукрашенные резьбой. На полках и в шкафах стояла парадная посуда: сулеи, братины, ковши, кубки, стопки и т. д. Освещались жилые покои восковыми и сальными свечами.

Во дворе зажиточного человека кроме построек для жилья стояли мыльня, погреба. За легкой изгородью находились конюшни, скотный двор, сенники, сараи для дров и прочее. При каждом доме был обязательно сад, хотя бы и небольшой. Между его деревьями разводили огород.

Жизнь в купеческом доме начиналась очень рано. Летом все поднимались с восходом солнца, а зимой — часа за три до рассвета. Сутки делились тогда лишь на дневные и ночные часы: час восхода солнца был часом дня, а час заката — первым часом ночи.

Поднявшись с перины, постланной ему на лавке, купец умывался и собирал домочадцев на молитву, после чего все низко кланялись хозяину и расходились по своим делам. Купец советовался с женой, кому какой дать на день урок, какой заказать обед и т. д. На хозяйке дома лежало много обязанностей. Она вставала раньше всех в доме, должна была всем наметить работу по дому, причем требовалось, чтобы каждое домашнее дело она знала лучше любой служанки. Позавтракав, купец обходил хозяйство: конюшни, погреба, скотные дворы, сенники («свой глаз — алмаз, чужой — стеклышко») — и только тогда уже отправлялся в свою лавку.

В полдень он возвращался домой, и семья обедала. Кушанье подавалось на стол все сразу. Варево хлебали из общей миски, соблюдая очередь, осторожно и неторопливо неся ложку от миски ко рту, подставляя под нее ломоть хлеба, чтобы не капало на скатерть. Жареное или вареное брали из общего блюда руками. Перед каждым стояла «торель» (тарелка), куда полагалось складывать кости и остатки еды. Приличие требовало сидеть за столом молча, а если вести беседу, то тихо. Строго соблюдались все посты; в среды и пятницы мясного и молочного не ели, а только рыбное. Великим же постом не употребляли и рыбу, а только овощи и фрукты.

После обеда все ложились отдыхать — таков был обычай. А затем снова продолжалась дневная жизнь, каждый возвращался к своим делам. К шести часам торговля прекращалась. Часов до девяти купец занимался чем-нибудь дома или шел в гости. Затем ужинали.

К десяти часам вечера весь посад засыпал.

Существовала в посаде и общественная жизнь. Посад имел свое самоуправление, высшим органом которого являлся «мирской совет» — общее собрание всех посадских. Совет решал вопросы о взимании государственных налогов, о сборах на местные нужды (содержание церквей, богаделен, жалованье выборным и т. д.). Но самой важной функцией совета был выбор должностных лиц посада — старосты и земских целовальников.

Староста, являясь представителем посада во всех его внешних сношениях, обладал большой властью. От него во многом зависела раскладка налогов, он ведал городским хозяйством, распределял мирскую землю и т. д. «Посадские люди, — говорилось в записи на его избрание, — выбрали и излюбили на мирскую службу в старосты (такого-то), ведать ему в мире всякие дела и об них радеть, а нам, мирским людям, его слушать, и ему нас вольно к мирскому делу нудить». Помощниками старосты выбирались земские целовальники, собиравшие налоги, хранившие деньги и производившие по указанию старосты все нужные расходы.

Кроме этих высших выборных чинов посада старосты выбирались от каждого посадского «конца» каждой улицы. Выборные старосты были и у купцов, и у различных ремесленников — серебряников, сапожников и пр.

«Отъезжими торгами» занимались наиболее предприимчивые, отважные и любознательные представители купечества. Купец-путешественник разъезжает со своими товарами не только по Руси, но и по далеким чужим краям.

В XV веке торговля, упавшая после монголо-татарского нашествия, начинает понемногу восстанавливаться. Не удовлетворяясь связью Новгорода с Ганзой[1], северо-западная Русь ищет для себя торговых путей в Неметчину через Литву. И она сумела наладить эту связь.

По свидетельству Контарини[2], в Москву зимой съезжалось иногда множество купцов из Германии и Польши для закупки мехов. Да и самих русских купцов, особенно тверских, нередко видели в Смоленске, Витебске, Дорогобуже и других городах Литовского княжества.

Большие и оживленные торговые сношения были с Крымом. В Кафе — теперешней Феодосии, — которая до 1475 года находилась во владении генуэзцев, было даже специальное русское подворье. Каждый год отправлялись в Крым партии купцов, собираясь человек по сто двадцать, не считая прислуги. Не прерывалась торговля с Крымом и после захвата Кафы турками.

Но эта торговля всегда была под ударом и зависела от того, в каких отношениях находилась Москва с Литвой, так как прямая дорога из Руси в Крым через придонские степи была крайне опасна.

«Полем пути истомны (мучительны)», — говорили в то время. Безопаснее был путь через литовские владения, но здесь даже при мирных отношениях между Москвой и Литвой русские купцы подвергались разного рода притеснениям.

Во многих городах, через которые приходилось проезжать русским купцам, взимались пошлины — «мыт». Сборщики пошлины — мытники вопреки всяким договорам самовольно увеличивали поборы, и московское правительство немало тратило чернил и дорогого пергамента на дипломатическую переписку с Литвой по поводу обид, чинимых купцам.

Не ограничиваясь Крымом, русские торговые люди ходили и во владения турецкого султана — в Азов и самый Царьград, с которым у Руси никогда не прерывались сношения.

В Царьград ходили сухим путем, через Молдавию и Валахию, а иногда через ту же Кафу. Плыли морем в Синоп и вдоль малоазиатского берега шли к Босфору. Из Кафы русские ходили не только в Царьград. Перед ними было все «Заморье». Они посещали Бруссу, бывшую одним из крупных складов восточных товаров, а еще чаще — Токат. Недаром Ахмат, правитель Амасии, Токата и Самсуна, писал, что «великого князя Ивана многие гости в наш Токат ходят».