На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 46

И всё это время мы продолжали карабкаться вверх и уходить в сторону побережья. Уходили под дружный довольный рёв великого князя и нашего штурмана.

Я этого восторга не разделял, потому как в отличие от них ничего не видел, да и не до этого мне было. Больше старался удержать машину в нормальном полёте, да в работу моторов вслушивался. А ну как какой шальной осколок умудрится до нас долететь… Вряд ли, конечно, но каких только чудес не встретишь в этой жизни. А Александр Михайлович и наш штурман рассмотрели всё в мельчайших подробностях, так как от окон не отлипали. А что попали удачно, так это и так понятно. Больно уж довольные возгласы доносились от окон.

Высоко забираться не стал, перевёл самолёт в горизонтальный полёт на двух тысячах метров. Как раз и город слева показался. Проходим над его окраинами.

— Командир, наблюдаю внизу справа самолёты противника! — звенит от волнения голос Маяковского.

А мне ничего не видно! Рявкаю во весь голос:

— Пассажирам занять свои места, парашюты надеть! — краем глаза вижу ошарашенную моим рявканьем физиономию князя и сразу успокаиваюсь.

Следующую команду выговариваю почти спокойно:

— Александр Михайлович, вы мне весь боковой обзор загораживаете. Потрудитесь пройти на своё место. И парашюты не забудьте с Николаем Александровичем надеть, от греха подальше.

Пусть уж лучше на свои места уходят, там хоть какая-то защита бортов присутствует.

— Сергей Викторович, разрешишь? — справа ко мне наклоняется Игнат, показывает рукой на курсовой «Максим».

— Давай. Был же уговор.

И смотрю, как казак сноровисто приникает к пулемёту. Следом протискивается Семён, придвигает поближе к себе патронные короба.

Оглядываюсь назад, в проход грузовой кабины, ловлю взгляды стрелков, подмигиваю им и кричу, стараясь перекричать рёв моторов:

— Стрелять без команды, как в Гатчине учили! Про упреждение не забывайте!

Кивает в ответ Маяковский и приникает к прикладу «Мадсена». По левому борту то же самое зеркально проделывает Сергей. Орлы! Сейчас и посмотрим, чему наши поэт и механик на ускоренных курсах научились…

На постановке задачи Колчак особое внимание обращал на усиленную оборону немцами морских путей из Швеции, в частности Дивизией обороны побережья и Портовой флотилией в Киле с её авиацией под общим командованием гросс-адмирала Генриха Прусского. А мы как раз и забрались в самую середину этой усиленной обороны. Да ещё и похулиганили тут немного в Кильском канале. И вряд ли после всего этого нас отсюда просто так выпустят… Похоже, сейчас и схлестнёмся с его питомцами, с асами Генриха.

Поёрзал в кресле, усаживаясь поудобнее, перехватил пальцами рога штурвала, пошевелил ступнями. На уже привычную боль в бедре не обратил внимания. Так и идём. Лезть вверх нет никакого резона — по слухам, у немцев новые «Фоккеры» и «Альбатросы» на четыре тысячи метров забираются. С трудом, правда, но ведь забираются. Зато мы на этих же тысячах со всех концов Германии видны будем. Одного топлива сколько сожжём, пока залезем. А ещё нам скоро предстоит свои следы заметать, как только береговую черту пройдём. Потому как нет у меня никакого желания пристальное внимание немцев к месту нашей будущей посадки привлекать. То есть, к датским берегам. Поэтому и нужно будет постараться отбиться от истребителей противника над его же территорией… В крайнем случае, над проливами. Над ещё одним Бельтом, название которого не выговорить с первого раза.

— Как, Фёдор Дмитриевич, не страшно? — отвлекаю от окошка штурмана. Что-то очень уж пристально он вниз смотрит, даже не отрывается ни на секунду. Приободрить его, что ли?

Лейтенант отлипает от стекла, оглядывается и смущённо улыбается в ответ:

— Страшно, Сергей Викторович. Страшно. Это же случись что, сколько нам падать… Нет, на кораблях всё-таки лучше. Спокойнее. Вода рядом.

— Понимаю. Но мы падать не собираемся! Всё хорошо будет! Только вы от окна отойдите. Чтобы обзор мне не загораживать. Лучше за нижней полусферой наблюдайте… Как отрабатывали. Помните?

Лейтенант кивает в ответ и приникает к нижнему окошку в полу кабины. К тому самому, где у нас прицел установлен. Ну и хорошо. Одно только плохо, слётанности и сработанности у нас нет, приходится вот так, на ходу, на бегу экипаж в единое целое сбивать.

— Командир, с моей стороны снизу сзади три тройки догоняют! — громкий доклад Маяковского перекрывает рёв двигателей.

И сразу же эхом так же громко откликается Сергей с левого борта:

— Со стороны Киля ещё две тройки идут!

— И со стороны солнца заходят… Навстречу… Только не могу посчитать, сколько их, — поворачивает ко мне голову Игнат.

Ну, этих я и сам вижу. Почти всех. Идут с моря, чуть выше держатся. Но до них ещё далеко. Обложили нас со всех сторон. Глядишь, навалятся скопом и задавят численностью. Поэтому нужно бить их по группам! Будем крутиться. Киваю в ответ казаку, подмигиваю ободряюще и в полный голос, для всех, ору: «Прорвёмся!»

Уходит назад берег, впереди море во всю ширь. И солнце в глаза! «Мадсен» Маяковского выдаёт короткую пристрелочную очередь, замолкает на мгновение и почти сразу же размеренно тарахтит, словно неторопливо и не спеша начинает вколачивать гвозди в деревяху.

Слева пока тихо. Маяковский кричит: «Перезарядка!»

Оглядывается назад Игнат, смотрит на меня, а в глазах азарт плещется. И мольба. Киваю в ответ и заваливаю самолёт в правый крен, помогаю педалью развернуться буквально на пятке. В лобовом окне силуэт самолёта с крестами. Тут же оживает «Максим». Какая пристрелка? Одной длинной очередью выбивает четверть ленты и замолкает. От немца только обломки в разные стороны полетели. Игнат даже не оглядывается, даёт отмашку левой рукой, и я перекладываюсь в левый крен. Хорошо ещё, что обломки уже успели вниз уйти. Буквально одновременно с этим начинает стрельбу «Мадсен» Сергея, бьёт короткими очередями…

А дальше всё сливается в быстром круговороте. Резкие команды-отмашки влево-вправо руками Игната, размеренное тарахтенье «Мадсенов» за спиной, громкий мат Степана и, кажется, если мне не показалось, Второва. В какой-то момент обращаю внимание на усато-бородатое лицо великого князя рядом со мной, с горящими от азарта глазами, и тут же про него забываю. В кабине нечем дышать от резкого запаха сгоревшего пороха, на виражах по полу грохочут пустые короба и ленты. А мы крутимся и крутимся, резко теряем высоту, быстрым рывком взлетаем вверх, тормозим и виражим, виражим.

И в боковом окне откуда-то появляется суша, успеваю засечь взглядом стоящую на холме ветряную мельницу, широкий дымный след от падающего прямо на неё горящего самолёта с крестами. Картинка уплывает назад, потом снова возникает в окне, но уже без дымного следа. Зато на земле рядом с мельницей успеваю заметить красно-чёрный факел пламени… Повезло мельнику.

Затыкается пулемёт с правого борта, словно давится короткой очередью в три патрона, левый ещё несколько раз огрызается короткими очередями, но уже как-то лениво, без азарта и тоже замолкает.

Дольше всех держится Максим. Но и он в конце концов прекращает стрелять. Игнат какое-то время продолжает выцеливать кого-то в небе, плавно водит стволом туда-сюда и отпускает ручки. Упирается на руки, выпрямляется, садится задом прямо в ворох пустых лент, смотрит мне в глаза с какой-то довольной, скажем даже с бесшабашной лихой улыбкой на лице. Мол, сам чёрт мне не брат! Оглядывается на копошащегося с очередной лентой Семёна и во весь голос орёт:

— Отбились, командир! Я четверых на землю ссадил!

Лупит от восторга ладонями по крепкому фанерному полу и ещё раз громко повторяет:

— Я! Четверых! На землю! — потом уже чуть тише. — Не поверит ведь никто!

— И я двух подбил, — откликается сзади Маяковский.

— А у меня тоже двое, — вторит ему Сергей и добавляет. — Мог бы и больше, но когда первый вспыхнул и упал, так они испугались и близко не подходили. Да и крутился ты уж очень быстро, командир, прицелиться невозможно было.