Император и Сталин (СИ) - Васильев Сергей Викторович - Страница 27

— Не представляю. Может быть, речь шла о конвойной службе, которую с честью несли мои матросы. Кстати, у них это получилось ничуть не хуже, чем у этих расфуфыренных дворцовых arrogant (спесивцев — фр.)

— Однако, мы совсем перестали его понимать. Если разговаривать с закрытыми глазами, я бы был уверен, что говорю с абсолютно чужим человеком. Ты сказал, что он изменился после того, как во время болезни, — тут Николай Михайлович показал глазами наверх и пристально уставился на брата.

— Может быть, — пожал плечами Александр Михайлович, — мы же во время магнетических сеансов (***) вызываем духов умерших, почему же ещё живой душе не совершить путешествие туда, где её вразумят предки?

— В данном случае я бы больше говорил не о вразумлении, а о замене, — хмыкнул генерал. — Когда я стою перед ним, у меня создаётся впечатление, что со мной говорит не Николай Александрович, а Пётр Алексеевич…

Братья переглянулись и синхронно перекрестились. В кабинете повисла тишина..

— Знаешь, — тряхнув головой, нарушил паузу Сандро, — даже если оно и так, меня это нисколько не пугает. Сегодняшний Никки мне нравится определенно больше. Так что, пожалуй, я пойду — поставлю свечку, чтобы таким он оставался и далее…

------

*Приведены реальные прошения подданных империи во время англо-бурской войны.

** Великий князь Николай Михайлович — историк с мировым именем, по учебникам которого о Наполеоне до сих пор учатся во Франции. Выявил и описал причастность Александра I к убийству своего отца — Павла, за что попал в немилость Николая II

***Спиритизм был повальным великосветским увлечением как в ХIХ, так и в начале ХХ века. Сдвиг умов на базе столоверчения был настолько серьезным, что Академии наук даже пришлось делать специальное заявление о сомнительности данного способа общения с загробным миром.

— И всё-таки, Ваше Императорское Величество, — Ратиев упрямо наклонил голову, — я пока не совсем понимаю круг моих задач и обязанностей. К тому же, я — строевой офицер и канцелярской работе не обучен, впрочем как и дворцовому этикету.

— Уважаемый Иван Дмитриевич, — поморщился император, — давайте будем скромней и дадим возможность потомкам определять «величество» или «ничтожество». Повторно предлагаю обращаться друг к другу без громких титулов. А круг Ваших обязанностей я и сам сейчас точно определить не смогу. Скажите, каков был круг обязанностей светлейшего князя Меньшикова?… Что же касается бумаготворчества, боюсь, что живём мы в очень беспокойное время. Как бы не пришлось Вам пускать в ход саблю чаще, чем перо…

— Вам что-то или кто-то угрожает? — встрепенулся Ратиев.

— Вместо скучного прямого ответа на этот вопрос, — с полуулыбкой ответил император, — предлагаю полистать учебник истории и подсчитать, какому проценту Романовых удалось умереть от старости. Обещаю — сухая статистика вас взбодрит. Больше всего мне угрожает отсутствие людей, не отравленных ядом бюрократизма и не зараженных бациллой дворцового политеса, приторного по форме и фальшивого по содержанию. Кадры решают всё, Иван Дмитриевич. Вы согласны?

Грохот сапог и отрывистые команды в коридоре не дали Ратиеву ответить. После короткого стука в дверь, в кабинет просунулась взъерошенная голова адьютанта Николая Михайловича, которая запыхавшись и раскрасневшись, с паузами после каждого слова выдавила из себя:

— Ваше императорское величество, прошу вас не покидать помещение, в здании, возможно, находится злоумышленник — погибли два вольноопределяющихся. Его высокопревосходительство повелели удвоить караулы, проверить все помещения и близлежащие постройки…

— Ну вот, Иван Дмитриевич, и ответ на ваш вопрос, — усмехнувшись сказал император, набивая трубку. — Кстати, я не успел поинтересоваться, а как хорошо вы стреляете? Очень, знаете ли, не лишний навык при дворе….

Доктор сложил в чемоданчик свои инструменты, вздохнул и, сняв пенсне, начал его протирать так ожесточенно, словно твёрдо решил добыть огонь.

— То, что это яд, — абсолютно точно, но вот от названия оного пока воздержусь. Вероятнее всего, он находился в виде порошка в письме, которое несчастный вскрыл и попытался очистить, приняв за муку или мел. Яд обнаружен на руках, лацканах, обшлагах, на рабочем столе… Коллега потерпевшего, увидев, что товарищ задыхается, очевидно бросился к нему, попытался поддержать, помочь, в результате невольно сам прикоснулся к порошку или вдохнул его… Да-с… доза, конечно, была лошадиная — тут роту положить можно…

— Скажите, уважаемый, — перебил доктора император, — а сколько писем еще осталось не вскрыто и не рассортировано? Не было ли это письмо одним из последних?

— Хороший вопрос, Ваше Императорское Величество. И как любой хороший вопрос, он сразу содержит ответ. Вы как в воду глядели — это письмо действительно было последним, все остальные были уже прочитаны…

— Ну что ж, всё правильно, всё правильно, — покивал император и остановился перед Сандро. — Александр Михайлович, а как можно увидеть вашего адьютанта?

— Какого адьютанта, Ник… Ваше Величество? — все мои адьютанты остались вместе с вашими на яхте…

— Я так и думал, — поиграл мундштуком император. — Тогда у меня будет вопрос ко всем присутствующим: кто ещё видел статного, высокого лейтенанта с адьютантским аксельбантом и чрезвычайно выразительными, почти чёрными глазами?

— Я видел, Ваше Величество, — сделал шаг вперед Ратиев. — Я встретил его у дверей вашего кабинета, когда доставил полового с самоваром. У него в руках был поднос со стаканом, но я сказал, что самовар — солиднее. Он согласился… Больше я его не встречал..

— Досмотровая группа случайно не обнаружила где-либо морской формы? — задал император следующий вопрос, не отрывая глаз от великих князей, бледнеющих всё больше и больше. И, не дожидаясь ответа, махнул рукой. — Хотя и без этого всё ясно. Вы, Иван Дмитриевич, перехватили террориста, который уже собирался проникнуть в кабинет, воспользовавшись тем, что караул не знает в лицо всех гостей. Каким оружием он попытался бы воспользоваться, сейчас неизвестно, но нужно постараться найти чай, который он нес. Как минимум — убережем чью-то жизнь, если ещё не поздно…Поняв, что проникнуть в помещение или хотя бы передать с чаем отраву не получилось, злоумышленник начал импровизировать. Наткнулся в коридоре на неразобранную корреспонденцию, нашпиговал верхний конверт адским порошком и принес мне от вашего, Александр Михайлович, имени. Его план, несмотря на авантюрность, имел все шансы на успех, но вместе с ним в кабинет зашёл караульный, затащил весь мешок — дескать превосходительство забыло… а позже я не стал вынимать письма из мешка по одному, а вывалил все в кресло, в результате чего указанный конверт остался в самом низу… Корреспонденцию мне не дал разобрать до конца наш уважаемый Николай Михайлович. Получается, что он спас мне жизнь. Как там на флоте правильно говорят, Александр Михайлович? «Флагман выражает удовольствие!»

Лица подданных российского самодержца удовольствия не выражали. Палитра чувств отражала середину между ужасом и недоумением. Количество происшествий на единицу времени явно превышало стандартную норму для тихой провинции, коей был в начале ХХ века Тифлис.

— Надеюсь, мне не надо никому объяснять, — опять взял в свои руки инициативу император, — что всё, произошедшее здесь, ни в коем случае не подлежит огласке?

Тишину после этих слов императора прервал аккуратный стук в дверь. В кабинет проник уже знакомый адъютант великого князя Николая Михайловича и, стараясь не дышать, шепнул несколько слов на ухо своему командиру.

— Ну что там ещё? — раздражённо бросил император.

Генерал поправил ставшим вдруг тесным воротник мундира, кашлянул и просипел внезапно просевшим голосом:

— Не уберегли… поздно…

— Что не уберегли? Почему поздно?

— Чай в стакане… вестовой… тело только что обнаружили…