Будешь моей! (СИ) - Лель Агата - Страница 3

Вот и сейчас, приближаясь к столу и, пробегаясь тем временем быстрым взглядом по лицам гостей, я не могу понять, кто же из них Зотов.

Большинство мужчин в возрасте, как и ухоженные женщины, расположившиеся от них по правую руку. Но есть среди них и несколько молодых. Например, девушка с шикарными белокурыми локонами, сидящая спиной ко входу. Судя по тонкому запястью и миниатюрным пальчикам сжимающим ножку фужера — моя ровесница, может, чуть старше. И мужчина рядом с ней: стильно остриженный затылок и бугрящиеся под рукавами пиджака хорошо развитые бицепсы — он тоже не старше тридцати пяти.

"Дочь и зять Зотова", — мелькает мысль, но она настолько незначительная, что я моментально о ней забываю, погружаясь в свои профессиональные обязанности.

Тенью проскальзываю мимо о чём-то беседующих гостей, расставляя на столе тарелки с закусками.

— Великолепный коньяк, Федя, — причмокивая, одобрительно кивает седовласый мужчина с двойным подбородком. — Очень похоже на "Генри". Где закупаете?

— Ну уж точно не в твоём ликёро-водочном, — крякает кто-то напротив, и я быстро стреляю скользящим взглядом на говорившего. Ага, он и есть, великий и ужасный Зотов. — Это "Хайн", из Франции. Коньяком из твоей шарашкиной конторы только работяг из сталелитейного опохмелять.

Седовласый взрывается булькающим хохотом, как и половина присутствующих.

Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

У богатых только и разговоры, что об акциях, курсе доллара и марках элитных автомобилей. Целый год я работаю здесь и каждый раз слышу одно и то же.

— Прошлой зимой в Куршавеле я пила игристый коньяк, — подаёт голос блондинка. — У вас есть такой в бутике, дядя Боря?

— Да, привезли пару марок на пробу. Но у нас он не пользуется популярностью. Менталитет русского человека слишком заскорузлый, чтобы тянуться к новому и прекрасному.

— Почему же, а я бы попробовала ещё. А вообще, ты прав — наша "рашка" уже в печёнках сидит, вместе с её пролетариатом. Мы с котиком всерьёз подумываем в следующем году перебраться в Европу.

Поднимаю взгляд на девушку и первое, что замечаю — она невероятно красива. Черты лица настолько идеальны, что природа просто не могла одарить одного человека такой роскошью. Чудесные пухлые губы, точёный нос, высокие скулы и великолепные брови. Но вот глаза… глаза совсем ей не "подходят". Они недобрые. А скорее, даже откровенно злые. Презрительные.

Весь её вид кричит о том, что она лучшая. Первая. Непревзойденная. Да и кто бы стал спорить — она действительно прекрасна.

— Вот, уговариваю мужа на Испанию. Сейчас там много наших, — продолжает блондинка, накалывая на вилку рулетик "Тинатин".

— Тебе же надоели "наши", — добродушно посмеивается Зотов.

— Нормальные наши, папа, а не всякий сброд, — кривится.

И чёрт знает почему, но я сразу же принимаю сказанное на свой счёт. Да, я знаю, что мне давно стоит как следует поработать над самооценкой, но рядом с такой породистой красоткой непроизвольно начинаешь чувствовать себя на скамейке запасных. А уж если на тебе рабочий фартук…

Впрочем, какое ей до меня дело. Как и мне до неё.

Обхожу стол с другой стороны и тянусь, чтобы поставить на центр ароматные брускетты, как вдруг выхватываю из калейдоскопа незнакомых лиц знакомый до боли взгляд.

Только один человек может смотреть так.

Не важно, сколько пошло дней, недель, месяцев, лет — это взгляд я не забуду никогда. Как и цвет его глаз. Потому что каждый день смотрю в точно такие же глаза своего сына.

Я поняла, что это он, ещё до того, как решилась на него взглянуть.

Это он. Марк.

А дальше потянулись секунды, которые показались мне помноженной на трое вечностью. Словно в замедленной съёмке я смотрю на него, он на меня, и окружающие звуки тонут в оглушающем грохоте мысли:

Это он. Марк. Это Марк! Он здесь!

Я не видела его долгие четыре года и он изменился. Стал мужественнее, черты лица грубее. И причёска стала совсем иной… Я помню, как любила запускать пальцы в его отросшие на висках волосы… Помню их запах…

Витиеватая цепочка на смуглой шее, расстёгнутый ворот рубашки… А потом я опускаю глаза на его руки и вижу его — тонкое золотое кольцо на безымянном пальце правой руки. И этот несчастный кусок металла неожиданно выбивает из лёгких последние глотки кислорода.

— Девушка? Вам нехорошо?

— Что? — вздрагиваю и от неожиданности роняю тарелку с брускеттами на стол, создав неимоверный грохот.

— Вам плохо? — интересуется седовласый. — Вы как будто приведение увидели, — и обернувшись: — У тебя тут не водятся призраки, Федя?

— Если только один леший — ты, — бурчит Зотов, и присутствующие снова заходятся в показном хохоте.

Воспользовавшись моментом, шёпотом извиняюсь и, вогнув голову, пулей несусь на выход, сбивая у двери Олесю.

— Господи, Кострова, ты не Формуле один! — возмущённо отряхивает чёрную юбку-карандаш, слово моё прикосновение могло её испачкать. — Дуй на кухню и забирай отбивные. Срочно!

— Олеся, мне нужно домой! — хватаю её за плечи, чем окончательно пугаю несчастную. Наверное, я действительно выгляжу сейчас словно сумасшедшая. — Мне срочно нужно домой! Вот прямо очень!

— Что-то с сыном?

— Нет, Слава Богу, с ним всё хорошо. Я просто… плохо себя чувствую. Да, меня тошнит! Сильно! — и для пущего эффекта: — Меня сейчас вырвет!

— Ничего страшного, на кухне в шкафчике есть аптечка, — раздражается ещё сильнее, снимая с себя мои руки. — Выпей что-нибудь… сорбент, уголь… Что там ещё есть, я не разбираюсь, и продолжай работать!

— Но…

— У нас аврал, Злата! Ты с ума сошла?! Всё, не тяни время! Иди! — психует, прогоняя меня взмахом руки.

Спорить с ней бесполезно — она не отпустит. Даже если будешь лежать вытянув ноги, она заставит подняться, отнести заказ, а потом уже можно умирать.

— А можно я тогда другой зал буду обслуживать? — ещё одна попытка. — В главном тоже полно посетителей.

— Нет, нельзя. Там Рита и Катя без тебя отлично справляются, — и гневно: — Иди-и-и!

Разворачиваюсь и бегу туда, где могу хоть секунду побыть одна — техническое помещение. Была бы моя воля, я бы плюнула на всё и ушла домой, но я не могу так рисковать. У меня сын и я не имею права из-за собственных эмоций оставить себя и ребенка без средств к существованию.

Но и остаться здесь… Там Марк! Марк со своей женой!

Нет, я, конечно, знала ещё четыре года назад, что у него есть девушка и понимала, что рано или поздно он женится. Но одно дело предполагать и совсем другое — видеть воочию это проклятое кольцо… Кричащая печать, что этот мужчина — чужой! Не тронь!

А ведь он даже не знает, что у него есть сын… Хотя может быть у него уже есть свои желанные дети. От неё.

Дарина. Я помню её имя.

Выходит, она и есть дочь Зотова, а Марк, получается его…

Господи! Как в нелепой мелодраме, ну надо же.

Как подкошенная оседаю на крошечный диванчик, практически полностью заваленный всякой-всячиной. Техническое помещение захламлено до отказа и меня это всегда раздражало, но не сейчас. Сейчас мне будет всё равно, даже если земля разверзнется.

Я оказалась не готова к этой встрече. Абсолютно.

Не буду врать самой себе — я вспоминала о нём все эти годы. Иногда с грустью, иногда со злостью, иногда с огромной тоской… Я так сильно его любила когда-то… Боже мой, как же сильно я по нему страдала, сколько слёз выплакала…

А теперь он сидит здесь, в десятке метров от меня. Весь такой холёный и недосягаемый. Словно это вовсе не он водил меня есть те несчастные гамбургеры на смотровую вышку, не он как влюблённый подросток ошивался возле моего подъезда…

Так! Это глупо! Пора брать себя в руки! Что за идиотское инфантильное поведение?

Рывком смахиваю набежавшие слёзы и, выпрямив спину, делаю глубокий вдох. Другой. Третий. Во-от. Так намного лучше.