Беременность на сдачу (СИ) - Черно Адалин - Страница 31

Я улыбаюсь и тянусь к коробочке, набираю в легкие воздуха и открываю. Я жду чего угодно, но только не того, что лежит в коробочке на мягкой подкладке. Там дорогой, высококлассный и дизайнерский браслет Пандора. У меня никогда не было ни оригинала, ни подделки, но я видела эти браслеты, восхищалась женщинами, которые их носят и тем, какие разнообразные образы с ними создают.

Но сейчас он полностью собран и это пугает больше всего. Я не думаю, что он собирал его сам, но и то, что я вижу, пугает меня. В центре браслета сердце изображением семьи: мама, папа и двое детишек с воздушными шариками, по бокам небольшие подвески с серебристыми сосками, рядом с ними две идентичные коляски, после которых две подвески с надписями “mom”. Глаза застилают слезы и я безрезультатно пытаюсь отогнать их, но не могу. Не могу, потому что этот браслет.

Лучше бы он подарил обычную побрякушку. Что-то мега-дорогое и ничего не значащее, но не то, что я вижу. Я смотрю дальше и вижу сердце с выбитым отпечатком маленькой ручки, их два, два сердца, по разные стороны от центрального сердечка, означающего семью. На одном из сердечек розовый камушек, на другом голубой: мальчик и девочка, догадываюсь я и мне становится по-настоящему страшно. Я изучаю каждый камешек, каждую подвеску на серебрянном жгуте и мне становится дурно от понимания, что браслет сделан полностью для меня.

Две соски, две коляски, две надписи мама, отпечатки ладошек двух детей и счастливая семья из четырех человек посередине.

— Зачем это? — я едва шевелю губами и думаю, что он не услышит, но Матвей отвечает.

— Я хочу, чтобы ты знала, несмотря ни на что мы всегда будем семьей. Наши дети ни в чем не будут нуждаться, а ты будешь под моей защитой.

Он соображает, что говорит? Наши дети? Нет никаких наших детей. Есть наш общий ребенок и его нежелание видеть меня рядом, а еще мои чувства, которые отчаянно задевают сердце и царапают по нему своими острыми когтями.

— Это лишнее, — я быстро-быстро моргаю, прогоняя слезы и вызываю в себе злость.

Захлопываю коробочку с украшением и отодвигаю ее от себя, решаясь, наконец, поднять на него взгляд. Во рту пересыхает, поэтому я тянусь за соком и набираюсь смелости, чтобы произнести:

— Мне не нужны подарки, по которым создается впечатление, что тебе не все равно.

— Мне не все равно.

— Зато мне все равно, — резко, но это правда.

Я не хочу быть игрушкой, в которую он периодически вставляет новые батарейки и она начинает работать в прежнем режиме: улыбается, радуется, поет, а после хозяину надоедает и он ставит старый аккумулятор, который едва вытягивает из нее движения.

— Вероника.

— Нет, — я упрямо кручу головой. — Разговор окончен. Извини.

Я встаю из-за стола и иду в туалет, где умываюсь холодной водой и выжидаю несколько минут, убеждая себя, что все сделала правильно. Когда я возвращаюсь коробочки на столе больше нет.

— Мы можем ехать? — уточняю.

— Да.

— Отлично.

Мы встаем из-за стола и направляемся на выход из ресторана. Я надеваю шубу и выхожу из помещения, глотая свежий воздух. Между нами совершенно точно ничего не будет. Мы праздновали Новый год порознь: я в нашем доме со Светкой, а Матвей… я даже не знаю где он был.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сказала ему правду. Я больше не хочу бегать туда-обратно. Не хочу чувствовать что-то к нему и пытаться его понять. У меня есть я, моя беременность и дети, которые родятся очень скоро. Это единственное, о чем я должна думать. Именно поэтому когда мы садимся в машину и Матвей что-то пытается сказать, я его обрываю:

— Давай сведем общение к минимуму. В контракте нет ни единого слова о том, что я должна с тобой разговаривать. Я бы предпочла придерживаться его пунктов и общаться только на приемах и там, где есть журналисты.

— Как скажешь, — холодно отвечает он и заводит автомобиль.

Мы приезжаем домой, после чего я сразу же ухожу в свою комнату. Сегодня ко мне должна приехать Света, а еще мне чертовски интересно, почему Ира не выходит на связь и пресекает любые попытки поговорить. Об этом можно спросить у Матвея, но опять же, захочет ли он раскрыть правду? И что попросит взамен?

Я наспех принимаю душ, после чего забираюсь в кровать и решаю поспать. Меня клонит в сон практически ежедневно и в последнее время я едва ли могу бороться с этим желанием организма. Малыши внутри толкаются так, что иногда я едва сдерживаюсь, чтобы не стонать. У меня уже двадцать пять недель. Живот растет не по дням, а по часам.

И я жутко переживаю из-за родов, потому что хоть Матвей и молчит, но мне нужно носить малышей подольше. Желательно, недель, до тридцати восьми, а лучше сорока, чтобы оба ребенка сформировались. Я переживаю, что роды начнутся преждевременно и я потеряю малыша от Матвея. Я не хочу этого, особенно после того, как он сказал, что знает, каково это — потерять ребенка.

Света приезжает вечером, когда я выспавшаяся поглощаю ужин. Я быстро бросаю еду и бегу открывать, провожу подругу на кухню и спрашиваю:

— Будешь что-то?

— Нет, спасибо, — подруга залезает на высокий стул и располагает руки на барной стойке. Я сажусь рядом и доедаю свой ужин. — Куда в тебя влезает! — удивляется Светка.

Я отшучиваюсь, что просто дети требуют все больше и больше, а сама думаю о том, что мы так и не поговорили о ней. После свадьбы с утра у меня было не то настроение, чтобы разговаривать. Я вообще была подавленной и расстроенной, не хотела никого видеть. И вот сейчас думаю о том, как Света себя чувствует.

— Ты общаешься с Ирой? — спрашиваю у подруги, всматриваясь в ее лицо.

Она немного напрягается, но после пожимает плечами и говорит:

— Да, по телефону. Она позвонила, попросила прощения и сказала, что хочет встретиться, но я ответила, что у меня нет времени. Не хочу ее видеть пока что.

— У тебя кто-то есть? — догадываюсь по легкой полуулыбке подруги.

Она кивает и улыбается уже шире, а после закатывает глаза и говорит:

— Слушай.

Света рассказывает, что познакомилась с одним мужчиной. Он успешный фотограф, работает в известном модном журнале и у них уже было несколько свиданий.

— И? — допытываюсь я. — Скажи, что он тебе нравится.

— Безумно, — без запинки отвечает подруга. — Он классный, но я переживаю. Не знаю, как ему сказать ему о том, что я, возможно, не смогу иметь детей.

Я хочу что-то сказать, чтобы поддержать ее, разубедить в этом, но мужской голос с порога опережает меня:

— Ты сможешь иметь детей, — уверенно говорит он. — Не знаю, кто вбил тебе в голову то, что ты бесплодна, но выбрось это из головы.

— Я проходила обследования, — упрямо заявляет Света, а я сижу у стойки, со страхом ожидая словесную перепалку, которой, к счастью, не происходит.

— Приходи ко мне в клинику. Завтра в десять. Я проведу тебе обследование. Сделаю УЗИ и осмотр. У тебя нет диагноза бесплодие. Вероника, — он обращается уже ко мне, — придите с ней вместе, у тебя назначено на десять.

Я успеваю только кивнуть, прежде чем Матвей уходит, прикрывая за собой дверь. Я хочу его ненавидеть, но пока подавляю в себе ту тягу, которую испытываю каждый раз при вот таких поступках. Я не знаю что руководило им, когда он грозил забрать ребенка, не знаю, кто составлял ему наш договор, но Матвей, который заботится о Свете, который готов провести обследование только чтобы убедить ее в отсутствии бесплодия просто не может быть тем же мужчиной.

— Я боюсь, — как сквозь туман слышу голос подруги. — Что если…

— Все будет нормально, — говорю я, убеждая, скорее, себя, нежели ее. — Посмотрим фильм? — предлагаю я, чтобы отвлечься, чтобы не думать о том, почему… почему и зачем Матвей все это делает.



Утро начинается с поездки в клинику. Я надеваю теплые лосины, удлиненную бежевую тунику, в которой мой живот не настолько большой, каким является на самом деле и теплые сапожки. Сверху накидываю теплый пуховик и вязанную шапку с шарфом. Матвей уехал раньше, поэтому в клинику меня везет Арсений.