Невеста эльфийских кровей - Караюз Алина - Страница 4

Но Герхард уже шел к ней, всем своим видом выражая заботу и безмерную скорбь.

— Леди, позвольте я вас уведу. Не стоит столь юной особе смотреть на такое.

Ринка не сопротивлялась, когда Герхард снял свой сюртук и накинул ей на плечи.

Сюртук нес в себе тепло живого тела, и этого было достаточно, чтобы она машинально вцепилась в него.

Она не сопротивлялась, когда Герхард взял ее за руку. Хотя и отметила краем мысли, какая у него влажная, липкая от пота ладонь. И что именно этой рукой он минуту назад закрыл глаза своему отцу.

Это все было не важно.

Важно, что он уведет ее отсюда и ей больше не придется видеть искаженное судорогой лицо своего несостоявшегося супруга. И что мутные глаза эрла Тамаска больше не будут стоять перед ней…

Как сомнамбула она шла за Герхардом, переступая босыми ногами по полу. Почти не соображая, куда он ее ведет и что происходит вокруг.

Очнулась, когда он всунул ей в руки фарфоровую кружку с темным напитком. От кружки шел запах трав.

— Пейте, леди. Это лекарство от нервов. Вам точно не повредит.

Ринка подчинилась. Трясущимися руками приложила кружку к губам и сделала пару глотков.

Это заставило ее немного прийти в себя и оглядеться.

Она обнаружила, что сидит на низенькой оттоманке, сжавшись в комок, в одной сорочке и сюртуке. И рядом нет никого, только Герхард.

— Где я?

— Это мой кабинет. Здесь никто нам не помешает.

Мужчина запер дверь, а потом прошел к мраморной стойке. Ринка исподлобья следила за ним.

— Эрл умер, да здравствует новый эрл, — он отсалютовал ей бокалом вина. — Конечно, еще нужны кой-какие формальности, но фактически я с этой минуты глава семьи. Ты понимаешь, что это значит?

Ринка опустила глаза и уставилась в кружку.

Куда делась его показная забота? Перед ней стоял хищник, матерый волк, готовый вцепиться в добычу. И он чувствовал, что эта добыча слаба, беззащитна и не может постоять за себя. Что нет никого, кто мог бы ему помешать.

— Да, — произнесла она едва слышно.

— Вот и умница. Запомни, теперь я решаю, что будет с тобой.

С самодовольной ухмылкой он скользнул к ней на диван. Сел близко, приобнял Ринку за плечи, вальяжным жестом прижал к себе.

Она же сжала кружку до боли, до хруста в немеющих пальцах. Напряглась каждой клеточкой, точно перед прыжком.

Герхард что-то почувствовал.

Взял ее двумя пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него. Затем тронул ее за чувствительный кончик уха, торчавший между волос.

— Будь со мной поласковей, девочка. Поверь, я еще не самое жуткое, что может случиться с такой, как ты. Слышал я, местный колдун предлагал матушке Ильзе рецепт омолаживающих пластырей за твою кровь.

У Ринки ком в горле встал.

Неужели ее эльфийская кровь сыграла с ней подлую шутку? Неужели сплетни послушниц были не такой уж и выдумкой?

А Герхард продолжал мурлыкать, наматывая на палец ее шелковистую прядь:

— Тебя приодеть, откормить, и ты станешь вполне ничего. Ты и так хороша, только тощая очень. Я знаешь ли, люблю, когда у девицы есть за что подержаться. Может быть, даже расщедрюсь на статус официальной любовницы. Куплю тебе дом на Цветочном бульваре, буду возить в театры, на воды… Эх, жаль я уже женат, — на этих словах он поморщился, словно вспомнил о чем-то мало приятном.

— Я… мне что-то нехорошо… — пробормотала Ринка, вжимаясь в спинку дивана. — Пожалуйста, отпустите меня…

Но Герхард уже не слышал. Его глаза заволокло пеленой, так же, как до этого у эрла Тамаска.

— Не ерепенься. Давай, поцелуй меня. Хочу узнать, правду ли говорят, что эльфийские поцелуи раздувают огонь в крови?

В один момент он подмял ее под себя. Его лицо оказалось так близко, что Ринка смогла рассмотреть каждую пору.

А потом что-то случилось.

Она не могла понять, что. Только помнила, как внутри стало вдруг горячо, а потом как-то пусто. Что ее руки взлетели сами собой, с неожиданной силой толкая Герхарда в грудь. И что чашка, которую она продолжала сжимать, ударила его по губам…

Герхард скатился с дивана.

Какое-то время он сидел на полу, обескураженно потряхивая головой. Потом прикоснулся к разбитой губе, глянул на пальцы, перевел взгляд на девушку.

Та смотрела на него с нескрываемым ужасом.

— Зря, — произнес он, стирая кровь и глядя на нее исподлобья. — Ох, зря. Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать.

На звук сонетки в комнату влетел мажордом:

— Вы меня звали, ваша светлость?

— Да, — бросил Герхард, не спуская с Ринки мстительного взгляда, — вызови констебля. Я хочу сделать заявление.

Еще день назад она была воспитанницей монастыря и примерной ученицей. Еще несколько часов назад она была новобрачной. И пусть жених оставлял желать лучшего, но он, по крайней мере, обещал ей дом и защиту.

А теперь она стала вдовой, обвиняемой в убийстве супруга, и сменила покои эрла на городской каземат.

Прибывший полицейский патруль долго не церемонился. Ей даже слова не дали сказать: скрутили руки за спину, надели наручники и затолкали в черный экипаж без окошек прямо в сорочке.

Свой сюртук Герхард забрал, мстительно процедив, что в тюрьме он ей не понадобится.

На улице царила глубокая ночь. У Ринки от страха и озноба зуб на зуб не попадал. Ее мутило, перед глазами плясали белые точки, и не было сил требовать справедливости или сопротивляться. Да и кто бы стал ее слушать?

Полицейская карета доставила ее в городскую ратушу, в чьих подвалах находилась тюрьма.

— Будешь сидеть здесь до суда, — пробурчал смотритель тюрьмы. Маленький, кривоногий, с обвисшим брюшком и масляными глазенками. Он подождал, пока один из стражников откроет решетку камеры. Второй стоял рядом, следя за каждым движением девушки. — Можешь обращаться ко мне мэтр Дамерье и смотри, не балуй, а то быстро найду управу!

В подтверждение своих слов он указал на плетку, что свисала с его пояса.

Ежась от сырости и сквозняка, Ринка шагнула в камеру. Ей казалось, что она спит и вот-вот проснется. Она даже не обратила внимания, когда с ее запястий сняли наручники.

Но когда решетка, закрываясь, громыхнула за ее спиной, девушка оглянулась.

— Подождите! — словно очнувшись, она бросилась к выходу, вцепилась руками в прутья. — А когда? Когда будет суд?

— Почем же я знаю? Это ты не у меня, у адвоката своего спрашивай.

— У меня его нет, — призналась, опуская глаза.

— Если своего нет, значит судья назначит.

— Но мне нечем платить…

Маслянистые глазки Дамерье тут же ощупали ее с проснувшимся интересом.

— Говоришь, нечем платить… Хм, я мог бы помочь в этом деле, если бы ты проявила немного усердия.

Гримаса отвращения исказила личико девушки. Отшатнувшись, она прошептала:

— Нет. Ни за что!

— Ну, как знаешь, — смотритель пожал плечами. — Посиди здесь, подумай. Как надумаешь — позовешь.

Он ушел в сопровождении стражников, унося с собой масляную лампу, единственный источник света.

Ринка осталась одна. Обхватив себя за плечи, чтобы хоть немного согреться, она огляделась.

Новое пристанище оказалось маленьким, всего пять шагов в поперечнике, темным и сырым. Скудную обстановку составляли рваный матрац, набитый гнилой соломой, да отхожее место в углу, источающее неописуемый смрад.

Единственное окошко, закрытое плотной решеткой, торчало под потолком. Камера была низкой, поэтому, встав на цыпочки, Ринка смогла ухватиться за ржавую решетку и подтянуться. Но вместо неба перед ней оказались булыжники мостовой и чьи-то ноги, обутые в грязные сапоги.

Одно радовало: из окошка шел относительно свежий воздух. Она всю ночь простояла, уткнувшись носом между прутьев, вдыхая запах нагретой мостовой и слушая, как вышагивает патруль вокруг ратуши.

А утром, едва рассвело, в камеру ворвалась матушка Ильза. Отхлестала ее по щекам, оттаскала за волосы, приговаривая: