Великий охотник Микас Пупкус - Петкявичюс Витаутас - Страница 25

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая

— Но ведь вы сами меня приглашали.

— Пригласил, потому что хотел вас испытать. И было бы очень хорошо, если б во время охоты вы проучили как следует гордеца и пройдоху Гасбера.

На том и порешили.

Президент приказал доставить из далеких краев на ракетах живого льва. Как только рычащего царя зверей вывели из летающей лохани, все охотники и ветеринары Нейлонии ринулись к нему: охотники — поглядеть на невиданного зверя, ветеринары — делать прививки от всех мыслимых и немыслимых болезней. Не выдержал лев такого издевательства, разломал клетку, сбежал в горы и спрятался в дальней недоступной пещере. Оттуда нам и предстояло его выцарапать.

В условленный день съехались почти все охотники Нейлонии, в сопровождении искусственных псов — эдакой помеси танка и будильника. Охотничьи псы ползли напролом на железных гусеницах и лаяли звонким трезвоном будильника. По сравнению с ними мой Чюпкус выглядел совсем неприглядно. Но я не пожалел о том, что взял его с собой на охоту.

По условному знаку на льва двинулись три роты моторизованных стрелков. У подножья гор они провели небольшие маневры, которые в тайных бумагах Гасбера проходили под кодовым названием "Сморкач". По этому случаю был выпущен из клетки ярко раскрашенный кролик. Едва он шевельнулся, радиолокаторы мигом нащупали его изображение, и пять батарей автоматических пушек взорвались ураганным огнем. Когда отгремели двадцать пять залпов, улеглась пыль, мы увидели, что кролик цел и невредим, а пяти сараев, двух хлевов, одной фабрики и семнадцати жилых домов — как ни бывало.

— Что вы делаете?! — кричали перепуганные люди.

— Когда пушки говорят, думать некогда, — ответила из кармана Гасбера говорящая машина и немедленно вызвала по радио авиацию.

Три эскадрильи тарелок-преследователей понеслись на врага. И после пятого попадания управляемого по радио снаряда разнесли кролика в клочья. Долго рыскали самые отважные Гасберовы слуги, пока удалось им разыскать три когтя, пол-уха и почти нетронутый хвост. Пришлось им изрядно потрудиться и взорвать две кротовых норы, которые мешали им в сложной и ответственной работе.

Маневры окончились, и мы двинулись вперед. Тогда-то и пришло мне на ум испробовать силы в древней, но достойной мужчин охоте: один на один со львом.

— Без машин я боюсь, — признался полковник.

— Оляля, Гасби, а где ж твоя храбрость? Не бойся, я тебя прикрою ружейным огнем, — подбадривал я главного браконьера. — И не забывай, что охоту показывают телевизоры всей страны.

Теперь отступать было некуда.

— Слушайте мою команду! — закричал я по радио. — Без моего ведома никто не имеет права ни стрелять, ни нажимать кнопки, ни пускать в ход ваши адские орудия. А тем, кто ослушается, я по старинному весьма ощутимому обычаю всажу заряд соли, куда следует. А президент добавит десять лет каторги на арбузных шахтах! Ясно?

— Как в тумане, — хором откликнулись Гасберовы ратники и дружно сделали три шага назад.

И тут мой Чюпкус не выдержал, как рванет вперед, обогнал ползущие в гору когорты гусеничных собак, тявкнул три раза и ворвался в пещеру. Я замер, а вся Найлония у телевизоров затаила дыхание, услышав давно забытый лай живой собаки. И в этот миг из пещеры появилось…

Батюшки мои, что это было за чудище: грива дыбом, шерсть размалевана в немыслимые цвета, на боках проплешины, глаза мутные, не только что на зверя, на плюшевую игрушку лев не был похож. И так это чудовище жалобно рычало, что я прослезился, а Чюпкус от стыда поджал хвост и виновато попятился. Однако моторизованные псы были запрограммированы на длительное преследование и под трезвонный лай ринулись на приступ.

Лев разметал их по сторонам. Но они снова двинулись в атаку, и он понял, что пришел конец. Не обращая внимания на лязгающую гусеницами свору, он кинулся прямо к Гасберу, вооруженному крупнокалиберным электронным пулеметом, и прорычал на львином языке:

— Будь человеком, сжалься над пенсионером!

Бедняга лев едва держался на ногах, а великий нейлонский браконьер припал на колено и дал очередь. Электронные пули — чок, чок, чок, — просвистели мимо. Гасбер еще очередь — опять невпопад. Третий раз он не осмелился стрелять и кинулся наутек. Лев — за ним, в ярости, что Гасбер не убил его с первого выстрела. Я наблюдал за диковинной погоней и приготовился вмешаться.

Через несколько минут Гасбер обессилел, отбросил пулемет. Потом сорвал шляпу, разулся, вывернул карманы, чтобы избавиться от лишнего груза. Но лев не отставал и продолжал рычать:

— Умирать, так с музыкой! Смотрите, несчастные, вооруженные пулеметами и ракетами, как умирают ушедшие на пенсию львы!

Я все медлил и утирал слезы. Такая сила несметная — против одинокого старика! Ведь это бессовестно, не по-человечески и даже не по-звериному…

— Посмейте только коснуться ракеты, на месте прикончу! — клокотал я от возмущения.

Но Гасбер решил закончить гонку на свой лад — царап, царап, царап — как кот взлетел на верхушку искусственного дерева. И дальше взбираться пытался, да некуда. А лев внизу раздирал когтями ствол, стараясь перегрызть его единственным расшатанным зубом. Дерево дрожало, клонилось к земле, а полковник орал не своим голосом:

— Караул! Спасите! Вызовите танки! Вашего командира убивают!..

— Какой ты, Гасби, командир! — прокричал я в громкоговоритель. — Ты самый подлый из браконьеров. Это ты проник в мою страну и уничтожал там зверей. Ты сдирал шкуры, малых волчат ты безжалостно на сучьях вешал, ты стрелял из пушки по воробьям!..

— Я не хотел, я нечаянно, — расплакался он, но из глаз его не слезы, а волчьи ягоды выкатывались.

— Ты издевался над птицами и зверюшками, перекрашивал их в немыслимые цвета. Ты уничтожил деревья, траву и цветы!..

— Я больше не буду! — ныл Гасбер. — Сжальтесь, — хлюпал носом бравый охотник, а из глаз его вместо слез падали льдинки.

— Ты издевался над людьми, наживал деньги их потом и слезами. Ты даже не постеснялся Батунгом назваться и до смерти запугал племя доверчивых северян.

— Бес попутал. Простите, я больше никогда, никогда… И другим закажу, чтоб неповадно… — лил он горькие желчные слезы.

— Поклянись перед всеми жителями Нейлонии своей честью, что не будешь браконьерствовать.

— Клянусь и своей честью, и бесчестьем, и львиным прахом, и вашим страхом…

В этот миг дерево затрещало, покачнулось, и Гасбер свалился на землю. С быстротой молнии он подпрыгнул и на четвереньках стал карабкаться на отвесную скалу. Лев кинулся за ним, наступая на пятки, настиг, разинул пасть и ухватил полковника за штаны…

Тогда я выстрелил.

Разъяренный зверь в последнюю секунду еще успел впиться когтями Гасберу пониже спины, и оба они, кувыркаясь в воздухе, свалились на мягкую мураву у подножия скалы. Лев дернулся, его плешивые бока трепыхнулись, и царь зверей испустил дух. Но перед смертью он с такой силой сжал челюсти, что девять кузнецов девятью клещами с трудом расцепили их, освобождая браконьера из железной пасти мертвого льва.

— Ох, сил моих нет! — жаловался Гасбер. — Вот-вот помру! Конец мой пришел! Ой, ой, ой, больно! — кричал Посоль фон Фасоль и впервые в жизни заплакал настоящими горькими слезами.

Едва только кузнецы разогнули когти льва, едва Гасбер вырвался из хитроумно придуманного мною капкана, он в диком страхе молнией взлетел на вершину скалы и ни за какие деньги не хотел спускаться вниз. Его просили ратники, умоляли слуги, звали соседи, но полковник даже слушать не хотел никаких уговоров.

В конце концов солдаты провели ему на вершину скалы телефон. И только когда Гасбер почувствовал в руке трубку, он немного пришел в себя и сразу же дал приказ всем ветеринарам тридцать три раза проверить, действительно ли его мучитель испустил дух или только прикидывается мертвым.

Ветеринары повертели льва, ощупали плешивую шкуру, потертую на службе во многих цирках и зоологических садах, и заключили:

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая