Мой домовой — сводник (СИ) - Горышина Ольга - Страница 48

— Зачем ты отпустил машину? — спросила я слишком тихо для такого вопроса.

Губы Виктора дрогнули.

— Вызову другую… Потом…

Мы стояли у края дорожки, и моя нога случайно или от неправильных мыслей соскочила с поребрика, но оступиться я не успела — Виктор поймал меня обеими руками и притянул к себе. Между нами застряла сумочка, но она ему не мешала, хоть и упиралась замочком в бедро.

— Витя, мы…

Он жадно схватил мои губы, но я вырвалась и закончила фразу:

— Мы не договаривались…

Шепот срывался на хрип, но я не могла кричать на улице под окнами соседей, как одуревший подросток.

— А разве об этом договариваются заранее? Тогда это называется чуть иначе…

Он уже держал меня на расстоянии вытянутой руки, но горький аромат, источаемый его волосами, продолжал щекотать нос. Ключи звякнули в его руке, и я сделала шаг мимо урны к скамейке. Еще три шага и дверь, а за ней лестница на третий этаж… И свет, там безумно яркий свет…

Я пошатнулась, и Виктор сильнее схватил меня за талию. Один шаг, два… И я справилась с потерянным балансом.

— Продолжения не будет, — сумела я выдавить из себя онемевшими губами за секунду до щелчка замка.

Дверь пищала, но Виктор не отпускал ее, не пропуская меня в подъезд и не оставляя на улице. Я толкнула дверь всей пятерней, выбив из рук Виктора, и прошмыгнула в подъезд, но Веселкин проворно шагнул следом. Я обернулась и ткнулась ему в грудь, которой он тут же притаранил меня к стене.

— Виктор!

Его губы заткнули меня, руки сильнее вжали в стену, но он был мягче, чем дверь, и я оттолкнула его куда легче. Он прижался к перилам. Очки чуть съехали с носа, но Виктор не поправил их, смотрел на меня поверх стекол со странной полуусмешкой.

— Ну что ты ерепенишься? Как маленькая… Диван все еще разобран, я успел подсмотреть днем… Грех не воспользоваться им…

Я сжала губы, и слова полетели в него, точно горох из трубочки.

— Ты уже достаточно попользовался мной сегодня.

Его глаза сузились, но очков он так и не коснулся. Тогда я скрутила с пальца кольцо и протянула дарителю. Веселкин рванулся ко мне так стремительно, что я зажала кольцо в кулак, чтобы он не выбил его из моей руки. Спиной я снова чувствовала холодную стену, плечами — железную хватку его рук, а лицом — обжигающее дыхание разъяренного зверя.

— Ах, вот как…

Если бы наши носы не соприкасались, Виктор бы давно уже потерял очки.

— Пользовался я тобой, значит… — Теперь он сжимал мне подбородок. — Какого хрена тогда ты отвечала на мои поцелуи!

Он уже слишком сильно повысил голос. До жуткого эха.

— Виктор, — я пыталась образумить его, оттолкнув от себя, но Веселкин навалился на меня стопудовым мешком. Я мотнула головой и высвободила из его пальцев подбородок. — Это была часть игры, и ты это знаешь… Дальше играть я не собираюсь. Я не свободна.

— Хватит! — он сам отвернулся от меня и сунул в руку ключи. — Ты давно свободна. Тапки в помойке. Вместе с цветами. Кого ты лечишь… Я не слепой! И кружева ты явно не под платье надела. Что я сделал не так, что ты меня сейчас посылаешь?

Я сжала ключи и шумно сглотнула. Кружева впились в грудь, шея покрылась испариной.

— Виктор, мы действительно помирились с Вадимом…

— Да нахрена тебе сдался этот Вадим?!

Он орал. Теперь он просто орал. Тогда я ударила его достаточно сильно, и от серьезного падения его спасло лишь то, что мы поднялись на одну только ступеньку. Он оступился.

— Нахрена мне сдался ты со своим сыном! Твоей Олей и твоей матерью!

Я шагнула вверх. Прямо побежала, но Виктор не схватил меня за руку. Не кинулся следом. Уже на втором этаже я услышала, как грохнула входная дверь. Привалилась спиной к стене и съехала на ступеньку. Да чтоб они все провалились…

Я не ревела на лестнице даже подростком. Кольцо жгло ладонь, не давая возможности растереть по лицу слезы. Всхлипнув, я поднялась на ноги и, не одергивая платья, дошла до двери, открыла замок и бросила кольцо в вазочку с печеньем, чтобы не затерялось. Потом содрала с себя сумочку, накидку и платье. Кружева я оставила на себе до ванной.

Выгнав из раковины Чихуню, который даже не подумал выйти к хозяйке, я бросила в нее нижнее белье и жестоко выстирала с мылом для рук, точно оно хранило следы рук Веселкина. Потом развесила кружева по батарее, только сейчас сообразив, что она холодная. День труда и весны! Хорошо, не любви…

Я резко повернула ручку смесителя, чуть не сломав, и залезла под душ. Сейчас смою с себя всю краску и весь тот бред, что навесила на себя по глупости. Все, хватит с меня… Замотав волосы в тюрбан, я рухнула на диван, не заботясь о сухости простыней. На меня одну здесь достаточно места. Плевать…

Кот поднял из-за дивана голову, но тут же спрятал, потом прыгнул на диван и прошелся вдоль моего вытянутого голого тела с видом хозяина. Я не удержалась и показала ему средний палец:

— Только ляг сегодня мне на голову! Только ляг!

Он все равно лег, но я не особо сопротивлялась и проспала без задних ног до шести. Больше сна не будет. Размотала мокрое полотенце, разложила по плечам волосы и пошла варить себе кофе. Потом достала телефон и нашла эсэмэску от сестры: "Если не можешь сегодня к нам, я навру что-нибудь родителям. А тебе по ушам за вранье, коза!" И кошка с сердечками в смайликах. Чего? Я с трудом вспомнила, что обещала приехать к ним в гости. Что у них там стряслось опять? И при чем тут я?

Ответ нашелся во Вконтакте и чуть не стоил моему телефону разбитого экрана. Теперь у меня стали мокрыми не только волосы и не только подмышки. Мне пришло оповещение о размещенной Ольгой Гордеевой фотографии. Я хлопнула себя ладонью по губам, чтобы не выругаться вслух. Зачем эта коза нас сняла, зачем разместила в сети, зачем поставила подпись: "Мэри Поппинс и мистер Эй" и тагнула меня. Какого черта я дала ей электронную почту с настоящей фамилией… Я скинула фотку с экрана, не прокрутив даже первый комментарий… А их было там порядочно. И с большим удовольствием оставила эту козу в подписчиках. Фу… У меня нет на странице фотографий личного характера, кроме тех, на которых меня отметили другие. Его Ольга не отметила, его во ВК нет. Но это уже не имело никакого значения. Наш чертов поцелуй оказался в ленте всех моих друзей. Твою ж мать, твою ж мать…

На нервной почве я сожрала половину печенья. Без всякого кофе. В вазочке не осталось бы и сладкой крошки, если бы палец вдруг не наткнулся на кольцо. Есть сразу перехотелось, как и прикасаться к драгметаллам и нагло сверкающему камню. Я прикрыла глаза и замотала головой. Нет, нет, нет… О том, как вернуть кольцо владельцу, я подумаю завтра. Сегодня мне настроение полностью испорчено этой дебильной фотографией. Она мне аукнется так, что мама не горюй!

Но об этом я подумаю вообще через три дня, когда Вадим вернется с дачи. Сейчас время разбираться с сестрой. Но пока я просто написала, что приеду на дачу, как и договаривались, к обеду. И ни слова про Веселкина. Не дождется! Платье висит в шкафу, и все произошедшее вчера уже потеряло плоть и стало скелетами, хорошо запертыми в этом самом шкафу.

Кот притих. Чувствовал бурю и не лез на рожон. Поел и смылся, а я еще минут пять смотрела ему вслед, в пустоту, немигающим взглядом, не в силах пошевелиться. Наконец мои плечи опали и я… Нет, не заплакала, а наоборот засмеялась. Надо ж было так вляпаться… Ну надо ж было!

Я закрыла на ноутбуке все лишние вкладки и закончила презентацию. В пятницу у меня будут занятия, как обычно. И в субботу. Как обычно. И… Мне плевать, что Веселкин будет делать в воскресенье. Адреса его электронной почты, чтобы переслать билеты, у меня нет, так что пусть требует их у Ольги лично. Мое дело теперь сторона.

Телефон молчал. Даже сестра не прислала никакого ответа. Надо сделать рожу кирпичом. Я не я и фотография не моя. Но не тут-то было! Мать напустилась на меня прямо у калитки, даже не забрав из рук торт. Это сделала старшая племянница.