Тайны острова Плам - Демилль Нельсон - Страница 29

• Предыдущая
• 29/95
• Следующая

Макс посоветовал:

– Давайте придерживаться версии наживы, доктор Чен. Интересы человечества не исключают ее.

Она пожала плечами.

Бет жестом показала на микроскоп:

– Можно посмотреть?

– Это мертвые вирусы эболы, – ответила Чен. – Живые вирусы имеются только в пятой зоне. Но вы без риска для себя можете рассмотреть их на видеокассете.

Она повернулась к телемонитору и нажала на кнопку кассетного видеомагнитофона. Экран засветился, и на нем появились четыре трехмерных, напоминающих призму, почти прозрачных кристалла, окрашенных в розовый цвет. Если они живы, то притворяются спящими.

Доктор Чен продолжала:

– Как я уже говорила, молекулярная структура наносится на карту для того, чтобы генные инженеры могли разрезать и сращивать тот или иной кусок, после чего трансформированный вирус размножается и вводится в тело обезьяны. Она реагирует трояко – либо заражается им и умирает, либо не заражается, но и не производит антитела, либо не заражается и производит антитела. Третий вариант и есть искомое наших поисков. Он означает, что получилась вакцина. Но она не обязательно безопасна или эффективна. Обезьяны могут заболеть эболой позднее, чаше всего после введения натурального вируса эболы антитела оказываются недостаточно стойкими, чтобы справиться с болезнью. Иммунная реакция слишком слаба. Или иммунная реакция не защищает от всех видов эболы. Эта работа приносит разочарование. Вирусы просты с генетической и молекулярной точек зрения, но с ними справиться труднее, чем с бактериями. Вирусы легко видоизменяются, их трудно понять и еще труднее уничтожить. Фактически вопрос состоит в следующем: действительно ли эти кристаллы живут в нашем понимании жизни. Взгляните на них. Они похожи на осколки льда.

Взгляды всех были прикованы к кристаллам на экране. Они были похожи на капли воска, упавшие на подсвечник. Трудно было поверить, что эти ребята вместе со своими кузенами и братьями причинили столько бед человечеству, не говоря уже о животных. Что-то пугающее таилось в организме, казавшемся мертвым, но оживавшим после того, как он вторгался в живые клетки и воспроизводил себя с такой скоростью, что мог убить за сорок восемь часов здорового мужчину весом в двести фунтов. О чем же думал Бог?

Чен выключила экран монитора.

Бет спросила Чен о том, как вели себя Гордоны вчера утром, и Чен ответила, что они ей показались охваченными беспокойством. Джуди жаловалась на мигрень, и оба решили пойти домой. Это никого не удивило.

Я спросил Чен напрямую:

– Как вы считаете, они вчера ничего не взяли с собой отсюда?

Она немного подумала:

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Отсюда трудно вынести что-нибудь незаметно? – спросила Бет. – Как бы вы поступили, если бы хотели что-то вынести?

– Ну... я могла бы вынести любую пробирку или пузырек отсюда, или даже из другой лаборатории и пойти в туалет и спрятать их там. Никто бы не спохватился, особенно если пробирки не записаны в журнале и не идентифицированы. Затем бы я пошла в душевую, сбросила свою лабораторную одежду в корзину, приняла бы душ и пошла к своему шкафчику. На этой стадии я могла бы забрать пузырек из любого места и положить в свою сумочку. Затем я оделась бы, вышла через вестибюль, доехала на автобусе до парома и отправилась домой. Никто не наблюдает за вами, когда вы принимаете душ. Там нет телекамер. Уходя, вы сами в этом убедитесь.

Я спросил:

– А более крупные предметы. Предметы, которые слишком велики, чтобы...

– Все, что поместится под халат, можно донести до душевой. А там следует проявить изобретательность. Например, если выносить гель, его можно завернуть в полотенце.

– Его можно было бы спрятать в корзине с лабораторной одеждой, – заметила Бет.

– Нет, туда нельзя второй раз вернуться. Одежда заражена. Кстати, полотенце после использования необходимо положить в другую корзину. Как раз здесь любой наблюдающий за вами заметит, если вы несете что-нибудь. Но если принимать душ в рабочее время, никто не помешает.

Я пытался представить Тома и Джуди, выносящими вчера днем из здания Бог знает что, когда в душевой никого не бывает. Я спросил Чен:

– Если предположить, что здесь все в некоторой степени заражено, зачем вам класть пузырек куда-то?

– Сперва вы, конечно, предпринимаете меры предосторожности. Моете руки специальным мылом в комнатах отдыха, можете обернуть пузырек или флакон резиной или использовать стерильные перчатки или листы из латекса для более крупных предметов. Необходимо соблюдать осторожность и не быть параноиком. – Чен продолжила начатый рассказ: – Что касается компьютерной информации, она может передаваться из биологически опасной зоны в кабинеты административной зоны. Поэтому нет необходимости воровать дискеты или копии. Что же касается написанных рукой или отпечатанных на машинке заметок, графиков, карт и тому подобного, здесь принято отправлять все это в свой кабинет по факсу. Как видите, везде факсы, а в каждом кабинете за пределами биологически опасной зоны имеется личный факс. Только так отсюда можно вынести содержание записок. Много лет назад приходилось использовать специальную бумагу, промывать ее дезинфицирующей жидкостью, сушить и забирать на следующий день. Сегодня же вы найдете свои записки, когда вернетесь в собственный кабинет.

Бет посмотрела на Чен и прямо спросила:

– Как вы думаете, Гордоны вынесли отсюда что-нибудь опасное для жизни?

– Да нет же. Если они что-то и выносили, то это не было болезнетворным. В любом случае это было терапевтическим, полезным, противоядным, как бы мы это ни называли. Словом, что-то хорошее. Я бы отдала свою голову на отсечение, что все было именно так.

– Мы все на это очень надеемся, – сказала Бет.

Мы вышли из комнаты рентгеноскопии и продолжали обход.

Золлнер комментировал на ходу:

– Итак, как я уже говорил и с чем, по-видимому, согласна доктор Чен, если Гордоны и украли что-то, то это была генетически измененная вирусная вакцина. Скорее всего, вакцина от эболы, поскольку это было главным направлением их работы.

Я спросил:

– Доктор, чтобы проводить исследования, вам ведь приходится производить массу микроорганизмов. Верно?

– Да, но уверяю вас, мы не располагаем возможностью производить их в количествах, достаточных для ведения биологической войны. Вы ведь это имеете в виду?

– Я имею в виду случайные акты терроризма. Для этого у вас хватит микробов?

Он пожал плечами:

– Возможно.

– Опять это слово, доктор.

– Да, разумеется, для проведения террористического акта хватит.

– Верно ли, – спросил я, – что если наполнить банку из-под кофе сибирской язвой и распылить ее над Манхэттеном, то погибнет двести тысяч человек?

Он задумался:

– Может быть. Кто знает? Зависит от ветра. От времени года. От конкретного времени дня.

– Допустим, завтра вечером в час пик.

– Что ж... Двести тысяч. Триста тысяч. Миллион. Какое это имеет значение, все равно никто точно не скажет. И ни у кого нет банки из-под кофе, наполненной сибирской язвой. Это-то я точно знаю. По результатам инвентаризации.

– Замечательно. Но столь ли точна инвентаризация во всех отношениях?

– Я уже говорил вам, если чего-то не хватает, то это антивирусной вакцины. Ею и занимались Гордоны. Вы сами скоро убедитесь, проснувшись завтра живым. И послезавтра тоже, и после-послезавтра. Однако через шесть-семь месяцев какая-нибудь фармацевтическая фирма или иностранное государство объявит, что найдена вакцина от эболы, и Всемирная организация здравоохранения для начала закупит двести миллионов доз, и когда вы обнаружите, кто разбогатеет на этой вакцине, то найдете убийцу.

"Только странный тип может заняться подобной работой, – подумал я. – Гордоны, которых я считал нормальными людьми, воспринимались коллегами блестящими учеными". Я сказал об этом Золлнеру.

– Да, – ответил он, – мои ученые, как и большинство ученых, являются интровертами. Вы знаете, какая разница между биологом-интровертом и биологом-экстравертом?

• Предыдущая
• 29/95
• Следующая