Коридор в 1937-й год (СИ) - Солнцева Ольга М. - Страница 19

Рита и Саша.

Они не доехали до города, а вышли на предпоследней перед главным вокзалом станции. Рита на этой платформе была впервые, а до этого только проезжала мимо, глядя из окошка электрички.

Станция называлась Сортировочной, и ее достопримечательностью был старый деревянный вокзал, напоминавший барак своей длиной и невзрачными многочисленными окошками. Рите было не понятно, почему здание не хотели менять на что-то современное, довольствуясь сооружением, построенным почти сто лет назад.

Саша махнул рукой:

– Через пустырь пройдешь. Там трамвайная остановка. Спросишь, на каком добраться до центра.

– А ты не пойдешь туда?.. Хотя… Могла бы и сама догадаться: тебе в город нельзя. Так ведь?

– Почти. На вокзале не хочу появляться. На всякий случай.

– Может, скажешь уже, что ты такое натворил?

Они стояли на платформе в одиночестве – те, кто вышли вместе с ними, спустились вниз туда, где останавливались трамваи. А все нормальные люди поехали дальше, до конечной станции – до городского вокзала. На таких маленьких, как Сортировка, выходят только рабочие.

Саша, отвернувшись, хмуро заговорил:

– Мою маму обвинили черт знает в чем, арестовали и назвали врагом народа. Отец велел мне в городе не появляться, а ехать на дачу. И сам исчез куда-то. На даче, сама видела, что… Вот, пытаюсь раствориться, но опыта у меня в этом нет. А еще бы хотелось узнать, что с мамой и где отец. Надеюсь, с ними всё в порядке…

Рита опешила: «обвинили», назвали «врагом народа»… Что он несет?!

– Пойдем, немного провожу, – не дожидаясь согласия Риты, Саша стал спускаться по ступенькам, вниз, с платформы.

Рита, помедлив, пошла за ним следом…

…Пустырь был небольшим, но сильно заросшим. Он находился между станцией и высоким забором. Рита этих мест не знала, но спрашивать парня, что там, за забором, не стала.

За редким лесом, разделявшим пустырь и район с жилыми домами, прошумел трамвай. Остановился.

Саша продолжал. Казалось, ему просто необходимо было выговориться. Голос его неожиданно охрип, казалось, готов был сорваться и пропасть в любую минуту:

– …И главное, мама-то у меня помешана на политике. Для нее партия – это жизнь, это воздух, это счастье. Она всегда была ярым борцом за дело революции. А теперь она – враг народа. Из партии исключили. Потом еще и арестовали. В чем они ее обвиняют, понять не можем ни отец, ни я.

Они подошли к остановке. Саша продолжал говорить, не глядя на Риту:

– Да я уверен, что арест – ошибка. Однако мне уже пришлось увидеть, как поступают с семьями врагов народа. Одного из друзей отца арестовали, а следом за ним и семья исчезла. Папа попытался узнать, что случилось. Ему только и ответили: «Знать – не положено!» Поэтому отец мне и сказал: «Исчезни на время. На даче есть деньги в шкатулке. С голоду не умрешь. Придумай, чем заняться, чтобы не мозолить никому глаза. Чтобы о тебе забыли». А они уже и там. Я не знаю теперь, что делать дальше.

В душе у Риты начала закипать злость: за кого он ее держит? За дурочку? Фильмов про репрессии насмотрелся?

Подошедший трамвай уехал, подхватив немногочисленных пассажиров. На остановке стало пусто. Они впервые после выхода из электрички посмотрели друг не друга. Рита вглядывалась в Сашино лицо, хотела найти в нем скрытую насмешку над ней, чтобы зацепиться за эту эмоцию и высказать ему всё, что она о нем думает.

Саша, на удивление, был очень серьезен. Ни одна мышца лица не выдала его – как будто вся та лапша, которую он только что навесил на ее уши, была натуральной. И еще в его глазах была тревога, словно доверившись Рите, парень ждал от нее понимания, сочувствия, доброго слова или совета.

Рита смешалась от этого взгляда, спросила осторожно – в надежде, что он все-таки шутит и сейчас в этом признается:

– Ты – серьезно?

Она ведь ему не верит, почему задает такой странный вопрос?

Парень как будто почувствовал сомнение, исходившее от нее: подавил вздох и неопределенно дернул плечами. Отвернулся. В его разом ссутулившейся фигуре сквозили разочарование, и даже, как показалось Рите, потеря к ней интереса. Ну и ладно! Через короткое время она расстанется навсегда с этим странным байкером.

Девушка тоже отвернулась от него, стала смотреть туда, откуда должен был появиться трамвай. На остановку вновь стали подходить люди.

Старик, похожий на бомжа, – потертый, повидавший жизнь, пиджачок, потрепанная кепка, широкие мятые брюки.

Женщина в длинной широкой юбке, в старомодной кофточке и шляпке, спасшейся в комоде от моли, наверно, благодаря обилию нафталина. Иначе как могло выжить за почти сто лет это произведение искусства? Сейчас такие не шьют, ну, только, если для театральных костюмерных.

Пионер – мальчишка с красным галстуком на шее (а этот-то откуда взялся?!)…

Какой-то странный район! Даже в ее далеком от современного мегаполиса городке люди одеваются соответственно моде.

Рита растерянно оглянулась по сторонам. Вдоль трамвайной линии двигались машины. Среди них были марки, которые Рита даже не знала, как называются. Вон та машина с каким-то изогнутым кузовом… Что за ретро-модель? Таких машин сейчас не выпускают. Или выпускают? Просто Рита не в курсе?

Автомобили с удовольствием гудели. Рита подумала о том, что в городах, по правилам дорожного движения, не разрешается водителям сигналить без видимой на то причины. Что это они сегодня разгулялись? Объявлен всероссийский выходной для работников ГИБДД?

Саша смотрел в сторону. Похоже, действительно потерял к Рите интерес, раз она не купилась на его байки. Но продолжал играть как настоящий артист: поникшая голова, опущенные плечи…

Тут же, на остановке, продавец стал открывать газетный киоск. Наверно, мужчина – местный предприниматель. Ощущение, что этот киоск он делал своими руками. Слишком прост по сравнению с теми, которые сейчас ставят в городах. Или администрация района решила деньги сэкономить, выдав киоск для периодики из музея? Или специально такой стиль придумали? Типа под старину.

Рита пошла заглянуть еще и внутрь этого раритета. Да и отношения с Сашей, похоже, совсем разладились, и стоять с ним как-то было совсем неуютно.

Продавец выкладывал на витрину газеты. «Правда», «Безбожник», «Красное знамя».

«Боже мой, что за названия?!»

Вдруг Рита напрягла зрение. Ей показалось, что на первой странице газеты «Красное знамя» была опечатка. Мелькнула странная дата: 12 сентября, 1937 года. Что это? Шутка? Вроде бы не первое апреля. И еще одна необычность: на первой странице каждой газеты – портрет Сталина. Второй раз за день. Почему? Чего она такого не знает? Может, в архивах нарыли сенсацию из его биографии?

Рита перевела глаза на газету «Безбожник». 12 сентября, 1937 года.

«Правда», 12 сентября, 1937 года.

Рита недоуменно посмотрела вокруг себя. В отдалении, на торцовых сторонах домов висели два гигантских портрета – Ленина и Сталина. А выше – плакаты: «Великий Сталин – надежда мира!», «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина – вперед, к победе коммунизма!», «Да здравствует вождь народов великий Сталин, творец Конституции…!»[6]

Она сходит с ума? Что все это значит?!

К ней подошел Саша.

– Рита, твой трамвай!

Но девушке стало не до трамвая. Мысль о том, что из-за стресса на почве всех приключений у нее произошло помешательство, так испугала, что у нее вдобавок ко всему закружилась голова.

– Можно я за тебя подержусь? – прошептала она Саше и навалилась ему на плечо…

– Да, конечно, – Саша подхватил ее под руку. – Ты плохо себя чувствуешь? Хочешь, давай присядем куда-нибудь…

– Саша, – Рита позволила себя повести в сторону от трамвайной остановки, туда, где за кустами виднелся зеленая полянка. – Какое сегодня число?