Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 20

***

Иногда нужно пройти через немыслимые испытания, чтобы разобраться в человеческих ценностях и понять, какой жизненный аспект более важен. По задумке Вселенной человеку дается шанс начать сначала именно через душевные муки. Каменея и становясь все холоднее, он встает на определенный путь, который впоследствии формирует личность. Так вот если меня встряхнули события с первой не слишком-то счастливой любовью, то Кати досталось от жизни все самое ужасающее.

Я обливалась слезами и безудержно рыдала, глядя на нее на похоронах Элишки. Однако это лишь внутри. Внешне я не позволяла себе быть слабой. Пусть лучше моя подруга выплеснет боль, но не я. Мне хватило нескольких суток без сна и отдыха, чтобы вывалить все, что собралось в душе, а после этого я собиралась стать поддержкой для Катаржины. Кажется, у меня получалось. Во всяком случае, Кати не отпускала моей руки ни во время процесса погребения, ни после, когда все уехали, и мы остались с ней у ворот кладбища. Я пообещала матери привезти Кати сразу же, как она будет готова. Конечно, подруга остановилась у нас. Ночевать в квартире Элишки не представлялось возможным. Во-первых, приехали родственники из Праги, а во-вторых сами родители Катаржины попросили меня не оставлять их дочь одну, ведь все были заняты похоронными делами. Потому было решено: Кати ночует у нас. И бесцельно поболтавшись по улицам, я буквально силой притащила подругу к себе. Она бы до утра бродила по скверам…

Мы не говорили. Молчали с ней, лежа в обнимку на кровати, думали о своем. Наверняка Катаржина вспоминала прошлое. Лишь после полуночи, когда глаза от усталости закрылись, я услышала хрипловатое:

— Как же отвратительно устроена жизнь, Миа. Мы все теряем. Мы решительно все теряем…

И в этом Катаржина была совершенно права. Ничего здесь и не возразишь. Так много дорогого есть у человека, и таким нелепым это выглядит, когда исчезает самое главное.

Я чувствовала, что Кати меняется. Она была смелой, сильной и мудрой, но вдруг стала твердой, словно кремень. Обнимая ее хрупкие плечи, я не понимала, когда мы сделались такими угрюмыми и одинокими? В какой момент мы ощутили себя слишком крошечными в огромном мире? Кажется, когда увидели окружающее нас в черном цвете. В страшном цвете траура.

Быть может, все случилось гораздо раньше, только никто из нас ничего не почувствовал из-за собственных забот — юных, глупых и казавшихся нам тогда невероятно огромными. Теперь же в глазах моей подруги была лишь опустошенность, будто из нее высосали всю радость. И я не могла помочь. Я ничего не могла сделать. Это причиняло боль нам обеим, потому что Катаржина ждала помощи, цепляясь за мои руки, таращась на меня в зеркало, а я молчала, глядя в ответ. Это была наша тишина. Объединяющая, холодная тишина.

When time seems so lonely

And your day seems too long.

You wonder if you will ever

get through and still be strong.

Когда время заставляет почувствовать одиночество

И таким долгим кажется твой день.

Ты размышляешь, сможешь ли ты когда-нибудь

Справиться с этим и всё ещё быть сильным.

Europe «Coast to Coast»

Я подпрыгнула на месте, когда в комнату ворвалась Алисия, которая тут же воскликнула:

— Ох, да ладно тебе, Миа, ты как монашка, честное слово! — и, ткнув в мою сторону пальцем, добавила: — Ты серьезно пойдешь в этом?

Я непонимающе окинула себя взглядом и снова посмотрела на соседку по комнате. Похоже, у меня дар находить подруг с невероятно взбалмошным характером.

Мы жили с Алисией Мартин в одной комнате студенческого общежития, и я частенько страдала от такого соседства, потому что девушка имела склонность приходить поздно ночью, а по утрам к нам заглядывала комендант и начинала отчитывать ее. Иногда у меня возникали мысли пригласить сюда Кати и посмотреть, как эти двое будут вести себя, находясь под одной крышей, потому что заочно Кати и Алисия ненавидели друг друга. К тому же Катаржина, кажется, ревновала, отчего я постоянно подтрунивала над ней, и Чапкова все чаще звонила мне из Штатов, порой не заботясь о разнице во времени.

Учитывая то, что год назад, после похорон Элишки, Кати так и не приехала ко мне, мы стали рассматривать такую возможность на это лето. Однако все было лишь на уровне разговоров и мечтаний.

— Что такое, Алисия? — спросила я, качая головой и оправляя свой вязаный свитер.

— На дворе 1984-й, а ты будто в двадцатых годах застряла! Это что, — девушка брезгливо оттянула мой рукав, — свитер твоей прабабки? Ну кошмар же просто! Сними! Иначе я с тобой никуда не пойду.

Я хохотнула.

— Мне кажется или кое-кто уговорил меня пойти на эту вашу, как ты выразилась, тусовку? Вероятно, я имею полное право отказаться.

— Вот именно — на тусовку. Хочешь собрать вокруг себя всех стариков? Тогда эта одежда сойдет, несомненно.

Мне стало очень смешно от ироничного юмора Мартин, но, если задуматься, то, кроме нескольких черт характера, ничего общего у нее с Катаржиной и не наблюдалось. Алисия казалась более агрессивной и язвительной. Тут и сравнивать оказалось нечего, а тянулась я к таким людям по одной простой причине: во мне не было огня, запала и смелости. Мама всегда говорила, что замуж я выйду за совершенно ненормального парня, потому что мои скудные эмоции должны прийтись по вкусу только сумасшедшему и нервному человеку, которого я смогу усмирить пассивным характером. Не видела причин не соглашаться с ней. В этом что-то было.

Переодеваясь, я думала о предстоящем завтра зачете по социальной психологии, и, честно признаться, мне совсем не хотелось идти на вечеринку, ведь знаю же, что не высплюсь и буду чувствовать себя неуверенно. Радовало лишь то, что осталось всего-ничего до конца первого учебного курса, а после я смогу «сбежать» в Стокгольм. «Сбежать» значило — покинуть чокнутую Алисию и отдохнуть от шумных третьекурсников, которых около месяца назад переселили на наш этаж. А учитывая то, что общежитие было смешанного типа, случалось разное, даже стычки между парнями и девушками, не поделившими что-то между собой, или же из-за ревности. Последнее особенно забавляло меня, поскольку я терпеть не могла это странное чувство, с которым столкнулась еще в школьные годы… с Йоакимом. Моя натура отказывалась воспринимать собственнические замашки мужского пола в любом их проявлении. Но… Кто знает, может ревность — это лишь страх потерять то, что, по твоему мнению, принадлежит только тебе и никому более?

Алисия Мартин добилась своего, и на студенческие танцы я пошла в платье, но все равно оно было скромным, закрытым и не могло кого-либо спровоцировать. Да, я все еще не обращала внимания на других парней, но и о Ларссоне тоже ничего не знала, намеренно избегая любых упоминаний о новых музыкальных коллективах. Хотя кое-какие песни все же прорывались сквозь воздвигнутую мной стену, однако я не могла быть уверенной, что это поет Йоаким. К тому же кто-то однажды в перерывах между парами рассказывал о набирающей популярность группе из Стокгольма. Меня тогда зацепили и поинтересовались, не знакома ли я с этими ребятами, но название коллектива мне ни о чем не сказало и от меня отстали.

Место, куда привела меня Мартин, было самым обыкновенным актовым залом в одном из корпусов Школы бизнеса. Довольно вместительное помещение оказалось наполненным людьми, танцующими в огнях цветомузыки.

— Давай, идем со мной! — сквозь шум выкрикнула Алисия мне на ухо и поволокла в сторону более темного угла, где стоял ряд стульев.

— Если ты хочешь выпить, это без меня, ладно? — тут же резко ответила я, выдернув свою руку из пальцев девушки.

— Да перестань ты…

Я все же не бросила Мартин, но рядом с ней не стояла, поскольку меня злила ее тяга к алкогольным напиткам. Пока девушка копошилась в своей сумочке, я скользила взглядом по толпе танцующих и притоптывала в такт песни.

Вообще тут собрались и первокурсники, и ребята постарше. Одна из компаний привлекла мое внимание своим неформальным видом: на парнях были черные узкие штаны и кожаные «косухи» с множеством шипов и наклепок. И если все вокруг отличались разными яркими атрибутами, которые начали входить в моду, то эти четверо не вписывались в поп-тусовку совершенно. Но еще больше удивил вид высокого темноволосого парня, который стоял ко мне в профиль и, эмоционально размахивая руками, что-то пояснял своим приятелям. Он показался мне слишком дерганным, а это среди других студентов выглядело как-то нелепо. Когда «панки» просто таращились на него, этот парень тыкал себя пальцем в грудь, будто хотел достучаться до непробиваемых ребят, доказывая им свою правоту. Да и его одежда… Ну не видела я ни разу, чтобы кто-то носил обтягивающие темные штаны в сочетании со странной черной майкой-сеточкой. Нет, может, артисты так и ходят, им ведь позволительно пропагандировать, скажем, образ соблазнителя или женщины-кошки, но простой студент…