Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 41

— А когда казначей подготовит список экспонатов сокровищницы? — отвлекает меня голос Катарины от откровенного разглядывания моей красавицы, кокетничающей под моим пристальным взглядом. И волосы она за ушко убрала. И палец, чтобы перевернуть страницу послюнила. И серёжку поправила. И даже стрельнула взглядом, заставившим меня задержать дыхание.

— На днях, — нехотя отвернувшись, ещё успеваю я ответить.

— Ты решил открыть сокровищницу?! — голос Феодоры, застывшей на входе, похож на петушиный крик. — Георг, ты решил осквернить память предков?

— Память предков, — хмыкаю я. — Это всего лишь запылившиеся от времени побрякушки, дорогая тётя, а не могилы, на которых я решил устроить пирушку.

Понимаю, что вышло резковато. Только я ещё не простил её за «куриный переполох». Да и никогда, наверно, не прощу. И пусть вышло даже грубо, но зато мой ответ заставляет её опомниться и снизить тон.

— Георг, — садится она рядом, покорно сложив на коленях руки. — Мальчик мой, прости мне мою дерзость. Но как твоя крёстная мать, как человек, которому твои родители когда-то доверили заботу о тебе, я не могу промолчать. Я просто хочу тебе напомнить, что ни разу, ни один Рекс до тебя, как бы ни была тяжела его доля, не позволил себе прикоснуться к накопленным предками богатствам. Каждый из них только привносил. Но брать…

— Тогда позволь и я тебе кое-что напомню о наших предках, Феодора, — встаю я. — Они завещали нам беречь и продолжать свой род. Именно для этого и оставил Первый Рекс в хранилище свой вклад золотом. Именно для того случая, когда наш род встанет перед выбором: существовать или пасть, каждый из правителей пополнял эту копилку. Так оглянись вокруг. Сколько Рексов ты видишь?

— Да, ты остался один, Георг, — кивает она, когда я расхаживаю по гостиной, среди молчаливо притихших слушателей.

— Я не просто один, Феодора. Я — последний, — засовываю я руки в карманы. — Роберт потерял не только право на престол, но и имя. И он и его дети теперь де Фалькон. Таирий принял постриг, более того, он архиепископ, а значит ни при каких условиях не может быть монархом. А твой сын…

— Да, он не Рекс, — не шелохнувшись, смотрит она на меня со своего места.

— Не Рекс, и ты не смеешь мне указывать, какое я должен принять решение. А я не обязан никому отчитываться, почему я его принял. Будь ты мне хоть дважды тёткой, хоть трижды матерью, не обязан. Потому что я — король этой страны. Я отвечаю за её судьбу. Я — тот, кого будут судить потомки. И только я решаю, как распорядиться тем, что оставили предки последнему из рода Рекс.

— Прости, — опускает она голову. — Я просто…

— Нет, не просто, Феодора. Вы устроили у меня за спиной «куриный переворот». И в это непростое время умудряетесь создавать мне ещё больше проблем.

Я даю ей возможность ответить, но она не может говорить. У Железной Феодоры трясутся губы, на глаза набегают слёзы, но её песню, как обычно, подхватывает подруга.

— Георг, мы хотели, как лучше, — за её спиной кладёт руки на спинку дивана хозяйка этого дома, Элизабет Лемье.

— Для кого? — усмехаюсь я.

— Вся всех. Для тебя. Для нас. Для этой страны. Мы не сделали ничего плохого. И никогда не замысливали ничего против тебя. Только за. Мы желали вам счастья, когда ты женился на Аурелии. Сделали всё для вашего спокойствия и благополучия, когда ты женился на Катарине. Феодора о своём сыне заботилась меньше, чем о тебе. И сейчас единственное, чего мы добивались — чтобы ты был счастлив. Счастлив с той, которую ты выбрал сам.

— Тогда удачный момент с ней познакомиться, — показываю я рукой на Дашу. — Дарья Андреевна Смирнова, прошу любить и жаловать. Моя будущая жена и королева этой страны.

В комнате и так стояла тишина, но, когда все поворачиваются к Дарье, кажется, становится ещё тише.

— Вот только одна неувязочка, — продолжаю я в этой гробовой тишине. — Не её вы прочили мне в жёны. Не её привели во дворец. Не с ней видели наше будущее. С той, что пожертвовала жизнью ради меня. Нет. Вы притащили во дворец самозванку и усиленно её под меня подкладывали. Так что не смейте говорить о том, что вы заботитесь обо мне, этой стране и о чьём-либо ещё спокойствии и счастье, кроме своего собственного.

— Но всё же это так и есть!

Ну кто ещё рискнёт мне возразить, когда я в гневе, кроме моей занозы?

— Так и есть? Да неужели? — усмехаюсь я зло. Да, как разъярённого вепря, меня трудно остановить, когда я уже так разогнался, даже ей.

— Да! — она словно отрезает и не думая робеть.

Но прежде чем продолжить, что-то шепчет Карлу, заставляя его вылететь из комнаты, а меня ждать.

— Да, — повторяет она, подходя ко мне почти вплотную. — Это неприятная история. Но мы все здесь взрослые люди, поэтому я скажу. Катарина, прости. Дора, Лиза, — кивает она каждой по очереди, — простите, но пусть он знает то же, что и я. Так вот, Георг Пятый Рекс, в ту первую брачную ночь, когда Катарина призналась Феодоре, что у них уже всё было с Дамианом, не о своём сыне она заботилась, а о тебе. Она поклялась, что разрежет себе руку, чтобы брак был консуммирован по всем правилам, но никто и никогда не узнает правду.

— И ты считаешь, эта отвратительная ложь — ещё и благо?

— Да, благо, Георг. Да, во имя благоденствия страны, которой нужен был ты и твой наследник. Во имя твоего счастья и спокойствия. Кому было бы лучше, если бы она пришла к тебе с этой правдой? Кому? — обводит она взглядом присутствующих. — Позор и смерть — вот что ждало Катарину. И мы бы все погибли. Я, она, Карл. Несчастный Дамиан наложил бы на себя руки. Родители Карла оплакивали бы своего сына. Весь род Лемье ждал бы позор. Вот так это решил бы ты. Тот ты, которым ты был раньше, не встань между тобой и правдой Феодора. Не прими она это решение за тебя. Так что не смей говорить о том, чего ты не знаешь.

И я действительно не знаю. Не знаю, что ей ответить. «Ты тоже знаешь не всё!» Но это будет выглядеть просто как дешёвая месть за то, что она заставила меня заколебаться и не больше. И, бросив взгляд на совсем сникшую Катарину, только плотнее сжимаю зубы и молчу.

— Я не знаю, что подвигло их на то, чтобы привести во дворец Конни, — зато и не думает молчать моя заноза. — Не знаю, почему им показалось, что это правильное решение. Но уверена: они заблуждались искренне. Дора, — поворачивается она к Феодоре. — Конни, увы, не я. И далеко не Годелин. Я думаю, она настоящая Коннигейл, незаконная дочь графа де Артен, единственная из их семьи оставшаяся в живых после пожара. Сожалею.

— Но ведь Эрмина сказала… — было поднимается Феодора, глядя на Дашу, но снова садится, ошеломлённая, потрясённая, не верящая. — О, боги!

— Катарина, — командует мать, — подай воды.

И пока та трясущими руками стучит горлышком графина о стакан, пока Феодора жадно глотает воду, я просто подхожу и прижимаю упирающуюся Дашку к себе двумя руками.

Потому что люблю. Потому, что я вдруг представил, что её бы не было. Что я ведь действительно мог поступить именно так, как она сказала. Мог бы, но на самом деле я даже голову бы Катарине не отрубил — палач был предупреждён. Да и к позорному столбу не отправил. Проглотил бы, смирился, пережил. Я и пережил. И её ненависть, и её обман и даже большее — то, в чём она призналась мне теперь.

— Прости, — прижимаюсь я губами к Дашкиным волосам, всё же преодолевая её сопротивление.

— Ты меня прости, — прячет она лицо у меня на груди, хотя я понятия не имею за что она-то извиняется.

— Пойдём, Георг! Ты должен это увидеть, — допив воду, решительно встаёт Феодора. — Прости, Даша, что я так сильно ошибалась. Я действительно хотела как лучше и ошибалась искренне, поэтому хочу вам кое-что показать, — приглашает она.

Идти недалеко. И Барт очень кстати прихватывает по ходу светильник, потому что в том чулане, куда нас приводит Феодора, темно.