Железный старик и Екатерина (СИ) - Шапко Владимир Макарович - Страница 59

     Быстро набирала в процедурной ампул и шприцов. Завернула всё в белый халат, сунула в сумку.

     Опять чуть не сбила бабая на выходе.

     – Ненормальный какой! – отскочил бабай.

     Другой бабай, на третьем этаже открывший дверь, пятился.

     – Извините, Екатерина Ивановна, вот – опять, – развёл руки, представляя себя сегодняшнего. В полосатой пижаме, краснощёкого, с белой лысиной и замотанным горлом.

     Когда готовила и ставила уколы, старик кашлял почти не переставая. Лежа на боку с обнажённой жёсткой своей ляжкой – от кашля подкидывался. Нужно было пережидать приступ, чтобы успеть ввести лекарство до следующего.

     Поставив три укола, Городскова безоговорочно начала набирать «скорую».

     – Может, не надо, обойдётся всё, – ещё надеялся старик. – А, Екатерина Ивановна?

     – Нет, нет обойдётся, Сергей Петрович. У вас пневмония. И, похоже, крупозная. Платок от слюней и мокроты весь коричневый.

     Старик испуганно посмотрел на платок в кулаке. Действительно – в коричневых пятнах.

     Диспетчеру «скорой» излагала всё чётко. Высокая температура, сильный кашель, фамилию-имя-отчество заболевшего, возраст, домашний адрес. Третий этаж. Дверь в подъезд без замка.

     – Ну, Сергей Петрович, давайте потихоньку одеваться.

     В спальне старик с тёплым бельём руках брыкался, не хотел никакой помощи.

     – Да я же медсестра, черт побери!

     – Я сам, я сам, – закрывался старик, как подросток.

     Пришлось отступить, выйти из спальни.

     Городскова собирала всё своё, ворчала. Говорила кому-то постороннему: «Опять, наверное, налегке бегал в парке. Где же ещё можно так простудиться. Только в парке любимом».

     – Нет, не в парке. – каялся простуженный. – Спрыгнул с мостка, Екатерина Ивановна. В Волчанку.

     Городскова онемела, не веря. Тогда старик, кашляя, рассказал, как всё было.

     Екатерина не успела ничего переварить – раздался звонок: «скорая»!

     Ввалили трое с медицинскими баулами и в белых халатах из-под тёплых курток.

     Довольно молодой свежий врач в халате, с шапкой на голове задрал бязевую нижнюю рубашку старика и приложил холодную бляху фонендоскопа к согнутой спине:

     – Дышите.

     Старик тут же зашёлся в бешеном пароксизмальном кашле.

     – Что кололи? – спросил врач, увидев разорванные обёртки и пустые шприцы.

     Городскова сказала. Врач с интересом посмотрел на неё:

     – Вы врач? Коллега?

     – Я медсестра. Из второй поликлиники.

     – Ну что ж, всё сделали правильно. Пневмония. Крупозная. Одевайте отца, спускайте вниз.

     У Дмитриева уже ничего не спрашивали. Дмитриева, как ребёнка, быстро одевали. И Екатерина, и сестра «скорой».

     В уазике приобняла его, удерживала, опять взявшегося кашлять. Под зимним толстом пальто его как будто кто-то бил в барабан.

     В приёмном покое Первой городской – снова переодевались. В спортивном шерстяном костюме на длинной молнии, теплых носках и тапочках повезли сидящим на каталке по длинному коридору. Старик испуганно крутил головой, подкашливая больше по обязанности. Подпрыгнувшего на порожке, завезли в широкий лифт, с лязгом захлопнули железную дверь. Старик исчез.

     Его одежду, завернутую в его же пальто, Екатерина повезла к себе домой. В автобусе с узлом на коленях не видела в окне пролетающих ройных огней на домах, а видела Дмитриева, спасающего женщину. Как он бесстрашно прыгнул к ней с мостка, схватил, не дал унести течению. Тащил потом, боролся с водой, и вытащил женщину на берег. Как та, наверное, обнимала его, плакала, а он только отворачивался, не в силах говорить.

     . Бедный старик. Только притворяющийся жестким и циничным. Но почему он не поспешил вместе со спасённой на её дачу? Чтобы там отогреться, переодеться во что-нибудь, обсохнуть. Почему стал бегать возле своей дачи? Раз там не было газа.

     Отказался. Стеснительный, скромный. Бедный старик.

<p>

<a name="TOC_id20253991" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20253992"></a>4

     Два дня Дмитриев пролежал в коридоре отделения. На кровати вдоль стены. Ногами к голове другой лежащей женщины. Не из Волчанки. В первую ночь женщина два раза падала с кровати, (Да что за напасть: одна в Волчанку, другая – на пол!) Пост медсестер на стоны не откликался. Спал. Старику пришлось оба раза вставать и помогать толстой женщине лечь обратно в постель. Каждый раз удивляясь, как может столь много теста свалиться с кровати.

     Днём оба лежали, удерживая стойки капельниц. С висящими флаконами. Боялись, что зацепят, опрокинут.

     Городскова и просила, и ругалась. Наконец сегодня Дмитриева перевели в палату. В палату, как сказали, четыре.

     Среди других семи обитателей увидела его на кровати в углу. Будто отгороженного от всех. И Дмитриев, точно намолчавшись там, сразу начал прерывисто говорить, едва только присела к нему: