Железный старик и Екатерина (СИ) - Шапко Владимир Макарович - Страница 57

     Вскочила на ноги и закричала:

     – Ой, мамоньки! Тону!

     Воды ей было под грудь, но течение толкало, норовило опрокинуть, потащить.

     Дмитриев побежал, бросив за собой рюкзак. Не раздумывая прыгнул к ней с обломков мостка. Она сразу безумно охватила его обеими руками как друга долгожданного, и вместе с ней он ушел под воду.

     Оба вскочили. Женщина опять начала хвататься, словно хотела его непременно утопить.

     – Да мать твою! – боролся Дмитриев. Смял, наконец, её руки, потащил к берегу. К дачному берегу.

     Проваливаясь, круша лёд закраины, выволок тяжёлое бабье тело на берег. Поставил на ноги. Дальше повел. Подальше от воды, ото льда.

     Стояли и смотрели друг на дружку как два монстра с длинными руками, истекающими водой. На Дмитриеве не было кепки, на женщине – платка. «Ой! – ощупала голову женщина. – Мой платок! Моя корзинка! Ой, мамоньки!» Пенсионерка с мокрыми волосёнками уже поворачивалась к речке, словно готова была ринуться назад, плыть, искать платок и свою чёртову корзинку. «Ой, мамоньки! Ой!»

     Дмитриев спросил, где она живёт, где её дача.

     – Там, – махнула женщина рукой в противоположную от дачи Дмитриева сторону. – На чётвёртой улице. К сестре вчера приехала. Корзинка пропала её! Мой платок! Ой, мамоньки!

     Дмитриев хотел довести её до дома, до сестры. Но женщина отвела его руки и сама полезла в горку, всё причитая «ой, мамоньки! ой, корзинка! ой платок!» Да что же ты жадная-то такая, а? – хотелось крикнуть в старающуюся широкую спину с выглядывающими мокрыми чулками и панталонами. – Ведь чуть не утонула вместе с ними, дура!

     Дмитриев попытался отжать на себе воду из куртки и штанов. Бросил. Выбрался на бугор, потрусил к своей даче. Нужно поскорей вскипятить чай, согреться. И вспомнил: на даче нет газа. Пустую ёмкость в последний приезд увёз в город. Для заправки. И не заправил. Вообще о нёй забыл. Чёрт!

     Сунулся к Свищёву – дверь в железной опояске с пудовым замчиной. Как на сельском магазине. В город продавец уехал.

     Даже не зайдя к себе, Дмитриев побежал к капитальному мосту через Волчанку метрах в ста вниз по течению.

     По мосту и за мостом бежал трусцой. Вдоль дороги. Необычный, весь мокрый спортсмен за городом на тренировке. Редкие дачные машины обгоняли спортсмена. Подмывало поднять руку, проголосовать, но было стыдно. Да и не пустят такого мокрого и страшного в сухую машину.

     Поравнявшийся мерседес притормозил сам. Поехал рядом.

     – Что с вами случилось? – послышалось из открывшегося окна.

     Дмитриев бежал с голой головой. Махнул рукой. Мол, ерунда, пустое. Не обращайте внимания.

     Но мерседес остановился, и от него уже бежал человек. Приобнял и повел к машине. Как сам Дмитриев недавно. Когда выводил женщину подальше на берег.

     – Я весь мокрый. Всё испорчу, – упрямился старик уже со вставленной в кабину ногой. Словно пойманный и арестованный, которого суют внутрь кабины, схватив сверху за башку, чтобы, не дай бог, не самоубился до следствия и суда.

     – Ничего, ничего, – поощрял хозяин мерседеса, мужчина лет сорока в длинном черном пальто, явно не дачник. – Садитесь скорей, простудитесь!

     Старик влез. В тёплой машине от прилипшей к сиденью спины и ног сразу ощутил ледяной холод. Как будто вновь сиганул в холодную воду.

     Мощный автомобиль плавно полетел. Резал дорогу будто масло.

     Водитель поглядывал на лысого, явно потерявшего кепку старика, нахохлившегося в мокрой насквозь одежде.

     – Так что же с вами случилось, отец? Рыбачили? Перевернулись с лодкой?

     Дмитриев коротко рассказал о случившемся.

     – Да, история, – посмотрел на старика мужчина. Удивляясь то ли истории, то ли его поступку. Спохватившись, выдернул из внутреннего кармана пальто плоскую фляжку: – Выпейте. Вам просто необходимо сейчас.

     Дмитриев отвинтил, послушно запрокинулся. Горло ожгло. Коньяк. Крепкий однако.

     – Ещё, ещё. Пейте!

     Ну что ж, раз дают, можно и ещё. Опять запрокинулся. Наморщился, завинчивая пробку. Протянул плоский походный сосуд:

     – Большое спасибо.

     Мужчина домчал до дома за десять минут. Высаживал прямо у подъезда. Как барина. Под ручку. Хотел ему заплатить. Полез за деньгами. Мокрыми.

     – Вот. Только такие.

     – Не обижайте меня, отец, Давайте-ка я лучше вам помогу в подъезде.

     Дмитриева снова подхватили и повели. Старик опять послушно шёл, глотал слёзы. Но возле подъездной двери хватило ума остановиться.

     – Спасибо вам, спасибо! Как вас зовут? – Высокий голос Дмитриева дрожал, срывался.

     – Андреем меня зовут, – сказал мужчина. Видя, что старик отворачивается, явно плачет, успокаивал: – Ну что вы, отец, успокойтесь. Сейчас сразу в горячую ванну, потом крепкий чай. С хлебом с маслом. С мёдом. Есть у вас это всё? – Старик не в силах говорить – кивал. Как маленький. – Ну вот и хорошо. Здоровья вам, отец! – Мужчина уходил: – Всего вам доброго! – По-женски подцепил свои чёрные половики, занырнул в кабину. Круто развернулся и сразу погнал.

     По лестнице старик торопился, дрожал от озноба, но на душе было тепло. Оказывается, не все сейчас мерзавцы бездушные.

     Быстро раздевался в прихожей, сдирал с себя всё. Голый, на цыпочках, по ледяному линолеуму протрусил в ванную. Разом сильно вывернул и горячую и холодную. Ждал. Нужного уровня воды. Залез, наконец, погрузился в горячее тепло. Сразу по всей голове и лицу выступила испарина. Закрыв глаза, лежал, пошевеливал руками. Видел себя и женщину на берегу. Себя дурака-спасателя и спасённую. Которая только ойкала и стремилась обратно в реку за своим дурацким платком и корзиной. Простоволосая, в мокром сером своём пальто, как в прелых шкурах. Когда снова бежал мимо разрушенного мостка, нужно было тоже ринуться в речку и грести за своим рюкзаком. Который так и валялся на насыпи. А то ведь теперь можно сдохнуть от досады и жадности. Как тётка сейчас, наверное, сдыхает. Вместе с сестрой. А может, всё это от шока у неё было. Вся эта «жадность».