Укротить ловеласа (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 53

Едва оказавшись в его объятиях, Надя забыла обо всех своих доводах и аргументах. Какое там, она бы сейчас и не объяснила толком, что такое аргумент. Она плавилась в его руках, лишаясь воли и разума, тело становилось невесомым, а острое чувственное наслаждение разъедало мысли, превращая их в сладкий малиновый мусс.

Платон отнес ее на постель, и Надя, вопреки своим ожиданиям, не только не отказалась, но даже напротив: напала на него с почти маниакальным вожделением, целуя, ласкаясь и царапаясь, как дикая кошка. В какой-то момент Платону самому пришлось отстраниться и взять небольшую паузу, чтобы их симфония не закончилась на увертюре.

После финальных аккордов, мощных и всепоглощающих, Надя распласталась на подушках, с трудом управляясь звенящим от пережитой кульминации телом. Платон все еще крепко держал ее за руку, словно боялся отпустить, и Надя благодарно сжала его виртуозные пальцы. С одной стороны, она жалела, что потеряла так много времени вдали от него, с другой — радовалась, что все, наконец, случилось.

Она не знала пока, что выйдет из ее затеи с дуэтом, не знала, суждено ли Платону стать звездой, или он закончит в простом оркестре, но кое в чем Надя была уверена на все сто: с этой самой минуты играть он будет только для нее, ведь никому другому она его попросту не отдаст.

Десять лет спустя

— Надюш, может, не стоит? — Платон робко коснулся плеча жены, словно боялся, что она лопнет в любую секунду, как мыльный пузырь. И немудрено: Надя перехаживала уже неделю, огромный живот на ее хрупкой фигуре казался накладной подушкой.

Врачи обещали, что младший ребенок Барабашей тянет уже на четыре с лишним килограмма, но Надя упорно отказывалась сдаваться в роддом заранее. Платон прочел не одну книгу о беременности, и во всех было сказано, что незадолго до родов у женщин активируется инстинкт гнездования, они окапываются дома, раскладывают пеленки и следят за уютом. Судя по поведению Нади, ребенка она собиралась носить еще месяц, потому как развернула шибко бурную деятельность. Носилась взад-вперед, не расставаясь с телефоном, ругалась с администрацией Берлинского концертного зала, где должны были выступить «Дос Челлос», — так Игорь с Платоном после долгих споров решили себя назвать, — и вдобавок еще прибежала в музыкальную школу.

— Что значит «не стоит»?! — взъерепенилась Надя, и Платон отдернул руку, чтобы не заводить ее еще сильнее. — Твоего сына не хотят выпускать на городской конкурс этюдов, а ты хочешь остаться в стороне и смотреть?

— Ну, педагогу лучше видно, — пожал плечами Платон. — Может, Лева не готов, сыграет в следующем году…

Надино лицо покрылось красными пятнами, и Платон физически ощутил жар, исходящий от нее. В последние месяцы она напоминала ему небольшую мартеновскую печь. Даже теперь, когда в Москве отключили отопление, и нормальные люди кутались в свитера и кофты, Надя бегала по квартире в тонкой маечке и без конца поглощала воду со льдом.

— Лева не готов?! — угрожающе произнесла Надя и покосилась на свекровь в поисках поддержки. — Римма Ильинична, вы слышали?

— В самом деле, Платоша, я тебя не понимаю! Как можно так наплевательски относиться к собственному сыну? — мама с укором качнула головой. — Не узнаю тебя. А если бы я сдавалась каждый раз, когда тебя не хотели куда-то выпускать?

— Можно подумать, меня кто-то не хотел… — отмахнулся Платон, но мама не ответила, и где-то глубоко внутри заскреблись нехорошие подозрения. — Подожди, или все-таки… Мам? Сколько раз ты заставляла взять меня на конкурс?

— Сейчас это не имеет значения, — Римма Ильинична ласково поправила сыну воротник. — Левушка заслуживает сыграть на конкурсе этюдов, и если его педагог так не считает, это его проблемы. Да, Наденька?

Платон обреченно вздохнул. Мама боготворила Надю, надышаться на нее не могла. При каждом удобном случае нахваливала невестку, а всем подругам уши прожужжала, что всю жизнь мечтала о доченьке, и мечта ее, наконец, сбылась. Не то чтобы Платон ревновал, редко ведь где встретишь такое трепетное отношение к жене сына, но порой становилось как-то обидно.

Впрочем, если бы не мама, Надя бы не смогла так часто сопровождать Платона на гастролях, а в этом был существенный плюс. Сколько стран он смог показать любимой, сколько свиданий они устроили в самых разных городах мира, сколько незабываемых ночей провели наедине… Платон с ужасом ждал поездки в Берлин: целых три дня без детей и Нади казались ему сейчас вечностью. Хорошо хоть Игорь будет все время под присмотром, и не придется нервничать, что этот пронырливый уж начнет подкатывать свой смычок к Наде.

Платон потянулся было к жене, чтобы нежно клюнуть ее в висок и поправить выбившуюся от ветра прядь, но Надя уже заметила у входа в музыкалку Левиного педагога, и ноздри ее хищно затрепетали, а в глазах появился лихорадочный блеск. Благослови Господь этого престарелого пианиста!

— Вон он! — Надя сорвалась с места и решительно затопала по брусчатке.

Беременность сделала ее походку неуклюжей, но Платон все равно не мог отвести взгляд от супруги. Он до сих пор не верил, что судьба подарила эту удивительную женщину именно ему. Ни в ком другом Платон не видел столько огня и страсти. Иногда Платон думал, что родись Надя в другую эпоху, то непременно стала бы воином. Валькирия, истинная валькирия! Говорят, жене положено рядом с мужем чувствовать себя, как за каменной стеной, но у Платона все было наоборот. Он знал, что пока Надя рядом, ни ему, ни его семье ничего не угрожает.

— …Лев разучил четыре этюда, и два из них из программы следующего года! — ветер донес до Платона звонкий Надин голос. Ее локоны развевались на ветру, длинная юбка трепетала, обвивая изящные лодыжки, и у Платона мурашки побежали от внезапного возбуждения. Ох, если бы не беременность…

— Папа, помоги сделать тортик! — маленькая Сашенька дернула Платона за штанину.

— Что-что? — рассеянно моргнул он. — Какой тортик, детка, мы же на улице!

— Из песка, конечно! — нахмурилась пятилетняя девочка и скрестила руки на груди. В такие моменты она ужасно напоминала Платону Надю. Ну разве он мог ей отказать?

— Для тебя, моя принцесса, все, что угодно, — Платон схватил дочь под мышку и понес к песочнице.

— Ты всегда был подкаблучником, — раздался у него за спиной ехидный голос Заславцева.

Платон поставил Сашу и резко обернулся.

— Я могу хоть день тебя не видеть? — и он окинул Игоря презрительным взглядом.

— Думаешь, мне твоя кислая физиономия доставляет удовольствие? — фыркнул тот. — Просто Надя просила приехать на фотосессию в парк, ты ведь не забыл?

Платон с трудом сдержался, чтобы не выругаться в присутствии детей. Он и правда забыл, но ежа готов был съесть, лишь бы Игорь об этом не догадался. Они только записали новый диск, и теперь Надя хотела сделать для него стильную обложку, а в студии ей было слишком душно, и она вызвала фотографа в парк.

— Нет, конечно, — Платон сверился с часами. — Просто ты слишком рано…

— Хотел повидаться с крестницей. Или это запрещено? — Игорь присел перед Сашей на корточки и протянул ей длинный серебристый футляр.

— Что там, что там?! — запрыгала от нетерпения дочка Платона.

— Флейта, — улыбнулся Игорь. — Точнее, блок-флейта. Мама говорит, в следующем году ты тоже пойдешь в музыкальную школу, и я уже нашел для тебя самую лучшую учительницу.

— Какая красивая… — выдохнула Сашенька, завороженно изучая инструмент.

— Мы еще ничего толком не решили насчет духового отделения, — насупился Платон. — Я вот склоняюсь к скрипке.

— А Надя — к флейте, — Игорь выпрямился и понизил голос, чтобы девочка его не расслышала. — Саша — аллергик, а духовые — лучшая профилактика бронхиальной астмы.

— Мне Надя ничего подобного не говорила, — процедил Платон, не переставая улыбаться дочери.

— Наверняка говорила, — уперся Игорь. — Просто ты был так занят, пичкая ее очередным ребенком, что ничего не слышал.