Укротить ловеласа (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 50

— Я не совсем это имела в виду, — поспешила перебить Надя: вид у Платона был такой удрученный, что ей стало жутко стыдно за свои пьяные откровения. — Просто устала, а еще шампанское…

— Нет-нет, я должен был это услышать. Тогда я попытался все исправить, привязать тебя покрепче работой… — Платон мотнул головой. — Идиот! Сделал все только хуже. Упустил тебя, своими же руками передал Игорю… Но ты была права. Если любишь кого-то, надо просто всеми силами делать его счастливым. Даже если он счастлив с другим. Так что я пойму, ведь Игорь…

— Да плевать я хотела на Игоря! — вырвалось у Нади, и она запнулась и обернулась в сторону оркестра. К счастью, Заславцев уже выходил из зала и вряд ли ее слышал. Да, Надя не была влюблена в Игоря, но терять такого талантливого и работоспособного клиента только из-за языка без костей, было бы ужасной ошибкой. — Я не люблю его, — добавила она уже тише. На всякий случай. — Но… Слушай, ты влюблялся уже раз сто, я сама видела. С чего ты взял, что сейчас все будет по-другому? Я… Я не хочу, чтобы ты потом меня вычеркнул.

— Зачем мне это делать?! — Платон нежно погладил ее по щеке.

— Понимаешь… — Надя старательно собрала мысли в кучу, что было трудно, когда он стоял так близко. — Мне проще дружить с тобой, чем любить тебя. Любить… Слишком страшно. Это значит каждый день бояться, что ты найдешь себе кого-то еще… Моложе, красивее… Или просто кто под руку подвернется…

— Но это было раньше! — Платон запустил пальцы в ее волосы, лишая самообладания. — Я люблю тебя, Надь! Сильнее, чем мог себе представить! Пожалуйста, давай попробуем… Ты же чувствуешь эту химию… Ты — моя муза, мое все… Прошу, дай нам шанс… — и он приблизился к ее губам.

— Нет, — выдохнула она в последний момент и усилием воли заставила себя отстраниться.

— Нет?

— Мне нужно время. Чтобы подумать, чтобы поверить… Я не могу так, — прошептала она и, чувствуя, что вот-вот разревется, бросилась вон из зала.

— Мария! — прогремела Надя, шарахнув входной дверью об стену. Ремонт в прихожей закончили год назад, но за это время эмоциональные отпрыски Павленко уже успели набить ручкой заметную вмятину на свежих обоях. — Машка, чтоб тебя! А ну, иди сюда!

— Тише, ты что! — Надина мама суетливо выпорхнула из кухни, потряхивая бутылочку со смесью — Дима Добрынюшку принес, он только заснул.

— Он мелкий, еще сто раз заснет, — буркнула Надя, но голос все же понизила. — Где Машка? Мне надо ее убить.

— Как можно такое говорить, ты что! — всплеснула руками мама.

— Не парься, у тебя еще четверо останется. И внуки вон множатся в геометрической прогрессии, — Надя скинула туфли и затопала звонкими пятками в комнату сестры.

— Надюша, пойдем, я тебя покормлю сначала, покушаешь… — мама засеменила следом.

— Лучше уйди, — бросила Надя, не оборачиваясь. — Только давление себе поднимешь.

И, вломившись в Машину комнату, захлопнула дверь перед растерянной матерью.

Машка пребывала в блаженном неведении: валялась на диване, небрежно закинув ноги на спинку, и вовсю флиртовала по видеосвязи с каким-то рыжим смазливым юношей.

— Она тебе перезвонит, — Надя выхватила у сестры гаджет. — Потом. Если сможет.

Парень, так ничего и не поняв, полетел вместе с телефоном в дальний угол комнаты, а Машка возмущенно подскочила.

— Совсем, что ли?! — взвизгнула она. — Я Лешку месяц обхаживала!

— Кто, скажи на милость, какая сволочь просила тебе говорить Платону, что я беременна?! Да еще и от Игоря. А?! — Надя нависла над младшей сестрой, стиснув кулаки и гадая, поколотить болтливую заразу или для начала выдрать ей волосы. Практика показывала: синяки на Машке исчезали моментально, а вот выдранный во втором классе клок волос она помнила до сих пор.

— Ах, это… — Маша мгновенно успокоилась и с довольным видом откинулась на подушки. — Можешь не благодарить.

— Даже близко не собиралась! Тебе никто не давал права лезть в мою личную жизнь!

— Так если бы не я, так бы ты и ласты склеила старой девой, — бессовестно усмехнулась Машка. — Что, засуетился Платоша? Уже признался тебе в любви?

У Нади от неожиданности даже кулаки разжались, а злость куда-то улетучилась.

— Чего? — протянула она. — Ты разве не отвадить его хотела?..

— А ты уж и расстроилась, — Машка деловито закинула ногу на ногу, будто Надя не к сестре пришла, а на прием к психоаналитику. — Говорила же, втрескалась ты в него, а ты: «Нет, нет, ничего такого…»

— Я не… — задохнулась Надя. — Ты все равно не… Какого черта?!

— Во-о-от, — важно кивнула Машка, явно наслаждаясь Надиным замешательством. — А мужика-то надо только подстегнуть! Я в Интернете читала: вызвать ревность, заставить поверить что все, тю-тю паровоз, — и вуаля! На коленях будет ползать, лишь бы ты в его сторону посмотрела. Взять Лешку: он в мою сторону и не смотрел, пока я с Ярославом не стала сидеть на всех парах…

— Ну, знаешь! — у Нади кровь прилила к лицу, а в ушах зашумело от злости.

Да, вот такое и вырастает из девчонок, которых недостаточно пороли в детстве! Видать, на Машке родители уже устали изобретать наказания, и потому она выросла особенно наглой. И пускай говорят, что совершеннолетних воспитывать уже поздно, но Надя все равно решила наверстать упущенное. Схватила первую попавшуюся мягкую игрушку, коих у Маши на диване обитало целое стадо, и принялась колошматить сестру, почем зря.

— Эй! — завопила Машка, съежившись и загораживаясь руками. — Ма-ма-а-а! Убери Надьку! А-а-а!

На вопли в комнату тут же влетела Юля, бешено вращая в глазами.

— Молчать! — она отобрала у Нади мохнатое и пыльное орудие преступления. — Разошлись по углам! Дети спят!

— Она меня бьет! — обиженно заскулила Машка.

— А она сказала Платону, что я беременна от Игоря.

Юля застыла ненадолго, переводя оценивающий взгляд с одной сестры на другую, потом уперла руки в боки и нахмурилась.

— Малая — кыш! — вынесла она вердикт и указала на дверь.

— Я?! — Машкина физиономия разочарованно вытянулась. — Это вообще-то моя комната.

— Кыш, сказала! — повторила Юля жестко. — Или я скажу маме, что случилось с ее немецкой кастрюлей!

Маша поджала губы, сопя от бессилия, потом вскочила и с видом оскорбленной невинности вытряхнулась из комнаты.

— И если Добрыня или Андрюха проснулись, качать будешь сама! — бросила ей вслед Юля, а потом осторожно, чтобы не хлопнуть, притворила дверь.

— А что там случилось с маминой кастрюлей? — Надя сгребла с дивана игрушки сестры и обессиленно плюхнулась туда, где только что валялась Машка.

— Ничего, — нехотя отозвалась Юля. — Это только мой козырь. Так что там с твоей беременностью?

Надя слишком устала, чтобы бороться с родственным любопытством. Вытянула ноги, откинула голову назад и выложила Юле, до какого пердимонокля довел ее Машкин длинный язык.

— И теперь он говорит, что любит меня, — подытожила она. — Предлагает быть вместе, а я… Слушай, но он же потаскун, каких свет не видывал!

— Это у многих бывает, — Юля уселась рядом и положила голову Наде на плечо. Они частенько так лежали в детстве: Надя забиралась в кровать к старшей сестре, когда было страшно ночью или когда болел живот, и Юля вот так уютно устраивалась около нее и рассказывала о своих ухажерах. Почему-то Надя любила эти истории куда больше, чем детские сказки про принцесс. — Дима тоже шлялся, пока не перебесился. Кому-то скучно, у кого-то гормоны скачут…

— А как же «горбатого могила исправит»? — Надя задумчиво прислонилась щекой к Юлиному затылку.

— Фигня это все. Не меняются только те, у кого нет, ради кого меняться, — вздохнула Юля. — На Димку посмотри: он на свою надышаться не может. Маша — дура, конечно, и ремень по ней плачет, но ведь она права. Пока мужика не подтолкнешь, он так и будет ходить и клювом щелкать.

— А если я ему надоем? Я же не какая-то суперсекси! — и Надя уныло скосила глаза к своей не слишком пышной груди.