Новые сказки (2-е издание) - Бехштейн Людвиг - Страница 21

Со слезами обещала Мария исполнить все, что желала ее мать, взяла прялку и отправилась на работу.

Девушки пряли очень старательно, но вскоре появились молодые парни с несколькими пражскими музыкантами, которых они встретили в трактире, и танцы начались. Мария пыталась уйти, чтобы сдержать слово, данное матери, но парни и девушки не пускали ее. Сперва она сопротивлялась изо всех сил, но вскоре любовь к танцам взяла свое: Мария встала в хоровод, — а музыканты-то так и пиликали, так и посвистывали! А уж раз Мария принималась танцевать, то оторвать ее от танцев, было невозможно, — ведь танцы были все ее блаженство и счастье.

Мария и не заметила, как танцы затянулись за полночь, и когда веселый кружок стал расходиться, то решили проводить девушек до дому с музыкой и сыграть им каждой по серенаде, — в глубокой тишине ночи, при я сном свете месяца звуки неслись так чудно! Пришлось им идти мимо кладбища, ворота которого были открыты, а у ворот росла огромная развесистая липа. Под липой было большое ровное место, и парням пришла в голову сумасбродная мысль станцевать здесь последний танец. Танцоры и музыканты ухватились за эту мысль, и пляска началась. Девушки сначала немного боялись, а потом и они и Мария заразились общим весельем и пошли танцевать.

Старуха мать между тем ждала дома свою дочку и плакала; когда же она услыхала клики веселья, она сейчас же подумала, что Мария непременно будет среди веселящейся молодежи, и поползла из дому, чтобы заставить ее вернуться.

К своему ужасу она увидела на кладбище танцевавшую Марию и строго настрого приказала ей идти домой, но Мария закричала в ответ:

— Что ты, матушка! Ступай сама домой, я тоже скоро приду! Месяц светит еще так светло и хорошо.

Но тут старуха пришла просто в неистовство. Она совершенно перестала владеть собой, подняла обе костлявые руки кверху, затрясла седыми космами, которые в беспорядке висели кругом ее головы, и закричала с дикой яростью:

— Ах, ты, жестокосердое дитя! Сиди же теперь из века в век на ясном месяце и пряди там свои нитки!

И как только старуха произнесла это заклинание, с ней сделался удар, и она повалилась мертвая. Мария же не успела ни охнуть, ни вздохнуть, как ее понесло вместе с прялкой быстро, быстро наверх, к месяцу; там сидит она, думает свою думу и все прядет да прядет. При светлом месяце ее можно ясно видеть, а ее чудесно-нежная и неуловимо-тонкая пряжа лучами спускается с месяца. В начале весны, когда девушки-пряхи кончают собираться на свои посиделки, и осенью, когда вечера становятся длиннее, и посиделки снова начинаются, ветер разносит Мариину пряжу по воздуху, как паутину, которая тянется от цветка до цветка, от куста до куста, сияя цветами радуги; люди и прозывают эти паутинки «Марииной пряжей», «шелковинками девы Марии», «летучим летом». Только те, кто не знает истории плясуньи Марии, в наказание попавшей на месяц, зовут это время, когда летают Мариины нитки, — «бабьим летом».

Король любил одинаково всех трех, а потому ему было трудно сделать выбор. Он решил подвергнуть всех известному испытанию и выбрать будущей королевой ту из них, которая выкажет более остроумия. Объявив дочерям свое решение и назначив сроком день своих именин, он задал им такую задачу: «Принесите мне то, что самое необходимое на свете; нашедшая это достойна моего престола!»

Принцессы стали думать да гадать: что же есть самое необходимое в жизни? Когда пришел день именин короля, первой явилась к нему старшая дочь и подала ему роскошную красную мантию, говоря: «Господь Бог посылает в мир человека неодетым, но Он же запретил человеку вход в рай, где тот только и мог ходить неодетым, — поэтому одежда и есть самое необходимое».

Вторая дочь принесла золотой кубок, наполненный вином, и свежий хлеб, испеченный ею самой, говоря: «Самое необходимое ничтожному человеку это питье и еда, так как без них он не может жить. Поэтому Бог послал хлебные злаки, плоды, ягоды, виноград и научил человека приготовлять и хлеб и вино — святые символы Своей любви к нему».

Младшая же дочь преподнесла на деревянном блюде только горсточку соли, говоря: «Отец, самым необходимым я считаю соль и дерево. Уже в древнейшие времена народы почитали дерево божеством, а соль — святыней».

Король очень удивился, получив такие дары, задумался и сказал:

— Красная порфира — самое необходимое для короля. Если она у него есть, то все остальное дается ему само собой; если он лишится ее, то он больше не король и становится равным всякому смертному. И вот за то, что ты пришла к этому сознанию, ты, моя старшая любимая дочь, будешь украшена королевской мантией. Дай, я обниму тебя! Прими мою благодарность и благословение!

После того, как король расцеловал и благословил свою старшую дочь, он обратился ко второй дочери:

— Еда и питье не есть единственное и необходимое нам, мое хорошее дитя, они иногда даже доводят нас до унижения. Если ты находишь в этом суть жизни, я не могу ничего сказать против этого, но и не могу выразить благодарности за выбранный тобою дар, однако, я благословляю тебя за доброе намерение! — И король благословил свою дочь, но не поцеловал ее.

Затем он обратился к третьей принцессе, которая стояла бледная и дрожащая, предчувствуя, что ее ожидает что-то недоброе.

— У тебя, дочь моя, соль на деревянном блюде, — заговорил король, — но в голове твоей нет соли, а ты все же живешь, — из этого следует, что соль не есть самое необходимое. Можно обойтись и без соли. Твой образ мыслей годится лишь для крестьянки, а не для королевы, да и предмет, сделанный из дерева, не может мне понравиться. Поэтому ты не получаешь ни моей благодарности, ни моего благословения! Уходи отсюда подальше, иди к тем глупым дикарям, которые не признают живого Бога, а поклоняются деревянным болванам и деревянным стволам и презренную соль считают святыней.

Тогда младшая дочь короля повернулась и со слезами ушла от жестокого отца; прошла через двор, прошла через свой родной город я все шла вперед далеко, далеко, куда глаза глядят. — Пришла она в одну гостиницу и стала проситься, чтобы хозяйка взяла ее к себе на службу, и хозяйка, тронутая ее покорным, невинным видом, ее молодостью и красотою, дала ей место служанки. Когда же дочь короля оказалась способной на все хозяйственные занятия, хозяйка подумала: «Жаль, если девушка не научится ничему порядочному; научу ее хорошенько стряпать». И так, дочь короля стала учиться стряпать, легко поняла это искусство и вскоре могла приготовлять иные кушанья удачнее и вкуснее самой учительницы. Гостиницу стали посещать гораздо больше только из-за того, что в ней так чудесно кормили; слава о хорошей кухарке, молодой, любезной, красивой, прошла по всей стране, и всюду, где затевался какой-нибудь роскошный пир, звали для совета знаменитую кухарку.

Случилось, что и при королевском дворе собирались праздновать свадьбу старшей принцессы. Решили призвать всем известную, знаменитую кухарку, чтобы она приготовила самые дорогие кушанья в честь такого торжества.

И действительно, свадебный обед удался на славу, хвалили каждое блюдо, появлявшееся на столе. Дошла очередь и до любимого кушанья короля, особо заказанного стольником. Король первый должен был отведать его, но только-что он взял первый кусок, как выражение его лица изменилось, он нашел кушанье страшно невкусным и обратился к стоявшему за его креслом камергеру: