Юся и эльф (СИ) - - Страница 31

— То есть, мы встретили бога?

— Пока еще нет. Но уже скоро… еще несколько тысяч лет…

…что ж, у эльфов свои понятия о скором. Я же перевела разговор на то, что меня беспокоило именно в данный момент:

— Спускаться как будем?

А Эль стянул с шеи шнурок с лиловой бусиной и, смутившись, пояснил:

— Внизу она не сработала бы… сила другая.

…ага, понимаю, почти божественная.

Эль протянул руку.

…а вот предупредить, что точка переноса на его особняк настроена, не удосужился.

…светлорожденная леди Алауниэль пребывала в весьма смятенном состоянии духа, что с ней в последнее время происходило непозволительно часто. И ныне причиной тому было не только исчезновение сына, чье неподобающее поведение вышло за рамки разумного, но и внеурочный визит свекрови.

Леди Алауниэль подозревала, что визит этот вовсе не случаен.

— Лето здесь жаркое, — в третий раз сказала она, старательно улыбаясь и наполняя хрупкую чашку цветочным чаем. — К тому же человеческие города так тесны… неудобны… право слово, мне жаль, что вы проделали весь этот путь…

…леди Эрраниэль чай пила.

И смотрела этак, снисходительно. Отчасти именно ее взгляд, который напоминал леди Алауниэль, что она вовсе не так уж идеальна, и заставил ее некогда поспособствовать отъезду семьи из благодатных земель…

…благо, леди Эрраниэль была не в том возрасте, чтобы любить путешествия. А пребывавшая в сени Вечного леса свекровь была вполне себе терпима.

Редкие же визиты следовало просто пережить.

— Что-то Торви выглядит бледновато, — сказала свекровь с упреком. — Похудел…

Упрек леди Алауниэль проглотила со всем возможным смирением. Лишь вздохнула:

— Он слишком увлекается работой.

— Дорогая, — снисходительно произнесла свекровь, соизволив пригубить чая, — нельзя мужчинам позволять увлекаться чем-то… они же, право слово, как дети… к слову о детях. Где мой внук?

Леди Алауниэль открыла рот, чтобы сказать… нет, не ложь, это право слово недопустимо: лгать любимой — а как иначе? — свекрови, но… в общем, что-то да сказать, когда сторожевой периметр дома содрогнулся, изогнулся и лопнул. Конечно, плетения восстановились почти мгновенно, однако это «почти» не укрылось от внимательного взгляда леди Эрраниэль.

— Тебе стоит больше внимания уделять вопросам безопасности. Все же вы живете среди людей… вот в Вечном лесу…

…про Вечный лес она могла говорить долго и с немалым удовольствием, всякий раз перемежая рассказ вздохами, взглядами, преисполненными печали, и скрытыми упреками: сколь жестоко было со стороны леди Алауниэль уезжать куда-то, отрывая от матери единственного сына.

— Бабушка! Ты приехала! — Тири смахнул с уха липкую паутину. — Я так рад…

— Мы все рады, — в сторону произнесла леди Алауниэль. — Безумно…

— …ты как раз вовремя…

Он вытолкнул вперед свою девицу, еще более заморенную и чумазую, нежели обычно. Облаченная в нечто, вида преудивительного — будто тончайшее кружево набросили поверх невероятно грязной, драной одежды — она выглядела именно тем, кем являлась: человеком.

— …знакомься, — Тири положил руки на плечи девицы, и платье, от которого разило незнакомой силой, шелохнулось. — Это Юся. Моя жена…

…леди Алауниэль прикрыла глаза. В присутствии свекрови и сознание не потеряешь, будет потом двести лет изводить намеками на слабое здоровье.

— А мальчик-то вырос, — заметила леди Эрраниэль со странной усмешечкой. — Поздравляю.

Кого именно поздравляли, леди Алауниэль не сочла нужным уточнять.

А человечка, икнув, должно быть, осознала глубину своего падения… сиречь, вышину взлета, сунула руку в карман и вытащила нечто крохотное.

— А это вам… — сказала она, раскрывая ладонь. — Подарок…

И не иначе, чем пережитым шоком, нельзя было объяснить, что леди Алауниэль покорно протянула ладонь, в которую упал махонький полупрозрачный шар. Правда, он моментально развернулся и…

…эти полупрозрачные, будто вырезанные из драгоценного камня, стебли. Тончайшие листья, преломляющие свет. И махонькие, с булавочную головку, бутоны.

Быть того не может…

…они исчезли. Или считались исчезнувшими еще в незапамятные времена, да и тогда были редкостью.

Они селились в глубинах гор.

Или в подземельях, отмеченных силовыми аномалиями.

Они… являли собой воплощенную частицу бога, во всяком случае, так считалось. Правда ли это, леди Алауниэль не знала и проверять не собиралась. В конце концов, какая разница? Главное, теперь в ее доме появилось собственное сокровище.

— А ты мне горных эдамантов не дарила, — с нескрываемым упреком произнесла свекровь. Но в кои-то веки леди Алауниэль ее не услышала.

Я забралась в гамак, который удивительным образом возник во дворе, не иначе, как в знак траура по моей особе, и закрыла глаза.

Хорошо.

Тепло.

Шелестит малина. И платье мое, превратившись в некое подобие шали, свесилось с гамака, норовя дотянуться до глянцевых листьев и синих ягод. Малина дразнилась.

Платье…

…ночью оно сожрало любимую мою рубашку, заняв ее место на плечиках. И вот даже цвет сменило, правда, менее кружавчатым не стало, поэтому подмена не удалась.

Я ругалась.

Грета просила отщипнуть кусочек.

Платье дрожало и притворно роняло лепестки, которые тут же возвращались к основной массе. А потом взяло и растеклось шалью. Что ж… вечера холодают, и шаль мне пригодится.

Дома было…

…не так.

И я ведь предполагала, что из Северного кряжа мое семейство, вдруг ставшее слишком большим для этого дома, выпустят. Проводили с почетом и соболезнованиями, мне даже медаль вручили.

Посмертно.

Крупную такую, но, как выяснилось, позолоченную. Оно и верно, каждой жертве по золотой медали — этак и разориться недолго. Но медаль я оставила. Буду любоваться в приливах меланхолии…

Я качнула ногой, и малина попритихла. А за забором затаилась темная тень. В доме же что-то гремело, звенело и…

— Вечер д-добрый, — Эль тронул старую яблоню, к стволу которой прикрутили гамак. — Т-ты не б-будешь возражать, если я завтра п-перевешу его? Ей неудобно.

Если неудобно, то да…

— Перевешивай, — я снова качнула ногой, но гамак, пойманный малиной, не шевельнулся. Платье же застыло, притворяясь обыкновенной шалью.

Он кивнул.

И протянул леденец на палочке. Петушок. Красный. А хвост и гребешок сусальным золотом покрыты… я такие когда-то любила.

Давно.

В детстве.

— Спасибо, — во взрослом состоянии грызть леденцы было как-то не очень удобно, но с другой стороны, кого мне стесняться? И я зажмурилась, пробуя петушка. Было страшно, что вкус у него изменился. Но нет, такой же сладкий.

Такой же…

— Маншула нашли… п-патруль… з-завтра доставят.

Я кивнула и попросила:

— Записку пускай…

— Н-нам п-придется дать п-показания… б-будет разбирательство.

…и гномы попытаются представить дело несчастным случаем. Вот только сомневаюсь, что у них выйдет: уж больно расстроенной выглядела моя свекровь после нашего рассказа. Стало быть… пусть разбираются, главное, чтобы вниз не лезли.

Не стоит отвлекать богов от игрушек.

— Я с-слышал, что твоя с-сестра уезжает, — Эль устроился на клубке малиновых ветвей. — Х-хорошо тебе.

Подхалимка.

— Все еще воюют? — поинтересовалась я.

Он с горечью кивнул и пожаловался:

— Вчера п-пытались р-решить, к-какими д-должны быть наши п-покои… и б-бабушка сказала, что останется на п-пару н-недель. Или м-месяцев.

С ее приездом бедолага стал заикаться больше. Вот что забота родственная с людьми делает.

— Сочувствую… а Грета — да, собирается… говорит, что на время… хочет с остальной семьей познакомиться. Братья там… и у Бжизека мастерская, его уважают… он предложил ей свое дело открыть. Она же алхимик и вообще…

Грета плакала.

И растирала сопли. Извинялась. Обнимала меня. Она думала, что я умерла. Не верила, конечно, но все равно думала. Ей было грустно. Она не могла находиться в этом доме, а папа… и теперь вот… нет, она счастлива, что я жива, и вообще…