Ночь без конца - Кристи Агата - Страница 3

Тем не менее я сохранил в памяти этот факт и решил, что посмотрю в словаре или почитаю где-нибудь про то, что такое папье-маше на самом деле. Такое, ради чего люди считают возможным нанять машину, поехать за город, на сельскую распродажу, и участвовать в торгах. Мне тогда было двадцать два года, и я успел, так или иначе, понабраться довольно значительного количества кое-каких знаний; например, многое знал об автомобилях, был неплохим механиком и аккуратным водителем. Как-то, в Ирландии, мне пришлось работать с лошадьми. Однажды я угодил в компанию наркоманов, но скоро разобрал, что к чему, и вовремя от них свалил. Работать шофером в первоклассной фирме по аренде шикарных автомобилей вовсе не так уж плохо. На чаевых можно хорошо заработать. И обычно не слишком тяжело. Только вот сама по себе работа очень скучна.

Как-то раз, на летнее время, я нанялся собирать фрукты. Платили маловато, но мне там ужасно нравилось. Я много всякого перепробовал. Служил официантом в третьеразрядной гостинице, спасателем на летнем пляже. Продавал энциклопедии и пылесосы и кое-какие другие вещи. Приходилось и садоводческую работу в ботаническом саду выполнять, и я узнал кое-что про цветы.

Никогда я нигде надолго не задерживался. Зачем? Почти все, чем я занимался, мне было интересно. Что-то было труднее делать, что-то – легче, только на самом деле это меня не пугало. Я ведь на самом-то деле не лентяй, только что-то постоянно не дает мне покоя. Мне хочется всюду побывать, все повидать, все поделать. Мне хочется что-то отыскать. Да, вот в чем дело. Мне хочется что-то найти.

С тех самых пор, как я окончил школу, я хотел что-то найти, только еще не знал, что это должно быть. Просто это было что-то такое, что я пытался отыскать каким-то, мне самому неясным, не удовлетворяющим меня способом. Это что-то находилось где-то. Рано или поздно я все об этом узнаю. Возможно, это будет девушка… Девушки мне нравятся, но пока что ни одна из тех, кого я встречал, не задела за живое… Она тебе нравится, всё в порядке, но потом ты с радостью идешь к другой. С ними было так же, как с разными работами, какие я брался выполнять. Какое-то время все хорошо, потом понимаешь, что сыт по горло и надо переходить к другой. Так я и переходил с одного на другое с того самого времени, как школу окончил.

Очень многие не одобряли мой образ жизни. Думаю, вы назвали бы их моими доброжелателями. Но это было как раз потому, что они ровно ничего про меня не понимали. Они хотели, чтобы я завел себе постоянную хорошую девушку, скопил денег, женился на ней, остепенился и поступил на постоянную хорошую работу. И так – день за днем, год за годом, бесконечно замкнутый мир, аминь. Нет уж – не для вашего покорного слуги! Должно же быть что-то получше этого. Не только же эта покорная защищенность, старое доброе благополучие, плетущееся куда-то без мысли и без цели! Ведь, несомненно, в мире, где человек способен запустить спутник в самое небо, где люди уже громко говорят о полетах на звезды, должно существовать что-то такое, что побуждает тебя действовать, заставляет твое сердце биться сильнее, что стоит искать – хоть весь мир обойти, но найти! Раз, помню, шел я по Бонд-стрит[4]. Это было, когда я официантом работал и шел заступать на смену. Шагал и смотрел на мужскую обувь в витрине. Ох и ботиночки там были – не вшивенькие! Как в газетной рекламе говорится: «Что сегодня носят успешные мужчины» – и картинка – успешный мужчина, о котором речь идет. Можете мне поверить – он обычно выглядит как настоящий прохвост. Ох и смешила меня такая реклама, честно, смешила…

От ботинок я перешел к следующей витрине. В этом магазине продавали картины. В витрине – всего три картины, искусно украшенные, с драпировкой из мягкого бархата какого-то неопределенного цвета по углам золоченых рам. Ну, в общем – сладкие слюни, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я не из тех, кого живопись так уж интересует. Зашел как-то раз в Национальную галерею – просто из любопытства. Ну и тощища, скажу я вам! Огромные, ярко раскрашенные картины сражений в горных долинах между скал или изможденные святые, сплошь утыканные попавшими в них стрелами. Портреты великолепных, жеманно улыбающихся дам, кичащихся своими шелками, кружевами и бархатом. Я тогда сразу же решил, что это Искусство – не для меня. Но картина, на которую я теперь смотрел, как-то отличалась от всех. Картин в витрине было всего три. Одна изображала пейзаж, красивый, только я бы сказал – вполне повседневный. На другой была женщина, нарисованная так удивительно, что и понять трудно было, что это – женщина. Думаю, это то, что называется art nouveau[5]. Мне непонятно, зачем такое. А вот третья картина была картина моя. Ничего такого особенного на ней не было, если вам понятно, что я хочу сказать. Она была… как бы мне ее описать? Она была вроде как совсем простая. Много свободного пространства и в нем несколько огромных расширяющихся колец, одно вокруг другого, если можно так сказать. Все – разных цветов, таких цветов, что и ожидать никак было нельзя. И там и сям – отдельные, чуть намеченные пятна цвета, которые, казалось, вроде ничего не означают. Только на самом-то деле они каким-то образом что-то означали. Хорошо описывать у меня не очень получается. Только могу сказать одно: на эту картину хочется смотреть и смотреть.

Так я и стоял там, с каким-то странным ощущением, будто со мной случилось что-то необыкновенное. Кстати, про те замечательные ботинки: мне хотелось бы такие носить. Ну, я что хочу сказать, я вообще-то очень слежу за тем, как я одет. Люблю быть хорошо одетым, чтоб впечатление хорошее производить, но ни за что в жизни не стал бы всерьез думать о том, чтоб пару ботинок себе на Бонд-стрит покупать. Я же знаю, какие фантастические у них там цены. Пара башмаков может стоить целых пятнадцать фунтов! Ручная работа, или что там еще, так они объясняют, чтоб было понятно, что оно стоит того. По сути – просто деньги на ветер. Конечно, классная обувь, да только ведь и за класс можно здорово переплатить. А у меня голова все-таки правильно на плечах привинчена.

Зато вот эта картина… Сколько она может стоить? Я задумался. Предположим, я бы решил эту картину купить?.. Ты – псих, сказал я себе. Тебя же не интересуют картины, вообще не интересуют. Вообще-то это было верно. Но эту картину я хотел… Хотел, чтобы она была моя. Хотел повесить ее и смотреть на нее, сколько захочется, и знать, что она принадлежит мне! Чтобы мне вдруг захотелось иметь картину – да это бессмыслица какая-то! И все равно – я, скорее всего, это не потяну. По правде говоря, в тот момент я был как раз при деньгах. Удачно на лошадку поставил. Но картина вполне может стоить целую уйму денег. Фунтов двадцать? Двадцать пять? В любом случае, что за беда, если я спрошу? Не съедят же они меня, верно? Я вошел, чувствуя прилив агрессивности, готовый к обороне.

Внутри все было очень приглушенно и величественно. Казалось, приглушена даже сама атмосфера этого помещения. Неопределенный цвет стен, неопределенный цвет бархатной кушетки, сидя на которой можно было смотреть на картины. Человек, немного похожий на образец идеально одетого мужчины из газетной рекламы, подошел, чтобы меня обслужить, и заговорил приглушенным голосом, соответственно всему антуражу. Странным образом, он не вел себя со мной высокомерно, как обычно бывает в высококлассных бонд-стритовских магазинах. Он выслушал все, что я ему сказал, затем вынул картину из витрины и дал мне ее рассмотреть, держа картину на фоне стены столько времени, сколько мне для этого было нужно. Мне тогда пришло в голову – как это порой бывает, когда ты вдруг точно понимаешь, как все происходит, – что к картинам не применимы те же правила, что применимы ко всяким другим вещам. Кто-то мог зайти куда-то – вроде этого места – в потрепанном старом костюме и в рубашке с замахрившимися манжетами, а оказаться миллионером, пожелавшим пополнить свою коллекцию. Или он мог зайти, одетый в новое да дешевое – вот вроде меня, – но почему-то вдруг загоревшись такой охотой купить картину, что сумел собрать деньжат, пусть даже сплутовав для этого.