Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 70

– Так герцог мне почти что дедушка?

– Двоюродный.

– Как интересно. Ещё есть крупные игроки?

– Ну, как не быть! Гогенцоллерны и Вительсбахи.

– А они-то, каким боком?

– Всё просто. Маркграф Кристиан Вильгельм ещё двадцать лет назад получил титул светского архиепископа Магдебурга. Император его не утвердил, но, тем не менее, маркграфы Бранденбургские считают своим правом лезть в дела нашего округа.

– Кто бы сомневался, а баварцы?

– Примерно то же самое. Фердинанд Баварский является архиепископом в Гильдсгейме, правда, на сей раз, признанным и императором, и местными.

– А он случайно не католик?

– Ну что вы, Ваше Величество. Ни малейшей случайности в этом нет, поскольку он действительно добрый католик и ярый сторонник Габсбургов.

– В протестантском княжестве?

– А с чего вы взяли, что оно чисто протестантское? Там весьма много католиков и даже монастыри до сих пор не секуляризированы.

– Какое упущение… А что за монастыри?

– Иезуитские и капуцинов, насколько я помню. А это имеет значение?

– Как знать. Хотя я интересовался мужские они или женские.

– Боже правый, и это государь такой огромной и великой страны как Русское царство! И как вас только терпят ваши подданные?

– Всё просто матушка. До меня в России была Смута, развал, можно сказать, лихие времена. При мне, несмотря ни на что – стабильность. Люди это ценят.

– Мы – немцы, тоже ценим стабильность. А потому очень мало кто поддерживает притязания Фридриха Пфальцского на трон Богемии. Можно даже сказать, что общее мнение на стороне императора.

– Что же, с князьями всё ясно, но что обо всем этом думают в городах?

– То же самое, сын мой. Представители нобилитета полагают императора гарантом их прав и вольностей, а потому не торопятся вступаться за единоверцев. Низы настроены более решительно, но их мнение мало кого интересует.

– Кто представляет интересы императора на этом съезде?

– Граф Хотек.

– Где-то я слышал это имя…

– Немудрено. Он давно на службе у Фердинанда и часто выполняет щекотливые поручения своего сюзерена.

– Не этот ли достойный муж был послом к королю Сигизмунду пару лет назад?

– Да.

– Последний вопрос, матушка. Могу ли я рассчитывать на поддержку вашего супруга и его брата?

– Нет! – отрезала помрачневшая герцогиня.

– Так категорично?

– Увы, сын мой. И Август и Юлий Эрнст – сторонники нейтралитета, а у Вашего Величества репутация удачливого военного вождя, а потому в ваше миролюбие никто не поверит. К тому же…

Последние слова матери, сказанные с неприкрытой горечью, заставили меня насторожиться, и я счел нужным переспросить:

– К тому же, что?

– К тому же Вы – мой сын.

– И с каких пор это стало проблемой?

– С тех самых, когда в младенческом возрасте умер ваш брат Генрих Август. Моему мужу нужны наследники, а я так и не сумела дать их ему. И теперь он с нетерпением ждет, когда я освобожу его…

– Это ужасно.

– Нет, сын мой. Это – жизнь.

– Поэтому вы так привязались к Марии Агнессе?

– Вполне возможно. Ваша дочь – чудо, впрочем, вы ведь и сами могли в этом убедиться…

– Это да. Впрочем, у нас не было времени пообщаться, как следует. Я не принадлежу себе. Иногда мне кажется, что я имею свободы не намного больше, чем гребец прикованный к веслу на галере.

– Ну-ну, – губы Клары Марии скривились в лёгкой усмешке. – Где-то я это уже слышала. Впрочем, хватит о делах. Соблаговолите кликнуть моих слуг, мне надо отдать распоряжения о размещении Вас и Вашей свиты.

– А вот это очень кстати, – кивнул я. – Нам нужно привести себя в порядок, чтобы произвести должное впечатление на участников съезда.

На следующий день, после небольшого отдыха, мы выступили в Брауншвейг, благо до него от Вольфенбюттеля не более двадцати верст, а по распоряжению матушки нам дали свежих лошадей из герцогских конюшен. В общем, до города мы добрались довольно быстро, немало озадачив своим видом и количеством городскую стражу.

– Кто вы такие? – настороженно поинтересовался из-под шлема, командовавший ею капрал.

– Князь-епископ Шверина пожелал посетить съезд, – важно объявил ему с козел кучер Ульриха Датского.

– Что-то свита у вашего епископа великовата, – хмыкнул тот, окидывая взглядом следующую за каретой кавалькаду из моих рынд и ратников Михальского. – А эти кто, поляки?

– Тебе, не всё ли равно? – огрызнулся тот.

– Вы что-то имеете против поляков? – спросил я, выезжая вперед.

– Ничего, Ваша Милость, кроме того, что они паписты и еретики, – пожал плечами старый служака. – Хотя с этим съездом, в наш город кто только не приехал. Прямо как на Ноевом ковчеге – всякой твари по паре! Теперь вот ещё и пшеки. Ладно уж, проезжайте.

– Вот холера! – выругался Корнилий, приняв замечание капрала на свой счет, после чего махнул рукой своим нукерам, дескать, поехали.

Съезд проходил в самом центре Брауншвейга, в бывшем герцогском замке «Данкарвароде», помнившем ещё легендарного герцога Генриха Льва. Когда-то это была по-настоящему укрепленная цитадель, но за время, но за время прошедшее с освобождения стены и башни успели обветшать, а кое-где и разрушиться, утратив таким образом всякое военное значение. Примерно шесть лет назад городские власти стали перестраивать герцогский дворец в стиле ренессанс, но, судя по всему, закончится эта работа ещё не скоро.

Тем не менее, убранство помещений, отведенных для съезда, пребывало в достаточно пристойном виде. Очевидно, что о нём новые хозяева всё-таки заботились, что совершенно не мешало моему благородному отчиму и его братцу Юлию Эрнсту смотреть на окружающую обстановку как на свою собственность, лишь по какому-то недоразумению, принадлежащую кому-то ещё.

Помещение для заседаний, судя по всему, прежде было тронным залом. Сейчас, разумеется, никакого трона нет, а делегаты рассажены согласно своему рангу. Для герцогов и князей стоят кресла, остальные довольствуются скамьями, причем для нобилей они обиты темно-красным бархатом, а вот представители городов мостят свои зады на голые доски.

Центр занимает представитель императора – граф Хотек. Рядом с ним в лиловой сутане с важным видом сидит архиепископ Фердинанд Баварский. Довольно представительный мужчина с умным лицом. Судя по рассказам Ульриха, человек он волевой и решительный. Прежний епископ Гильдейгейма не отличался излишней набожностью и даже нажил с некоей Гертрудой фон Плеттенберг двоих детей. Стоит ли удивляться, что клир был под стать своему пастырю? Заняв кафедру, Фердинанд взялся за наведение порядка, лишил сана всех священников имевших любовниц, пресек злоупотребления местной администрации и вообще навел порядок.

Помимо всех прочих титулов, он – архиепископ Кёльнский и, следовательно, член коллегии курфюрстов Священной Римской Империи. В принципе, именно у него самое высокое положение уз присутствующих. Кроме меня, разумеется.

По правую руку от него расположились «соглашатели». Так я про себя называю протестантских князей – сторонников императора. В их числе и мой отчим со своим братом. Чуть поодаль жмутся представители имперских городов. Вся эта публика желает одного, чтобы их не трогали и потому готовы на любые уступки.

Слева стройными рядами держатся «датчане». Иными словами, сторонники датского короля. В принципе, большинство из них действительно представители Ольденбургского дома. Шлезвиг-Гольштейн-Гогторп – Глюкштад… прости Господи, язык сломаешь! Вот эти никаких уступок не хотят, но к войне так же не готовы. Но это уже решать королю Кристиану, а не им.

Наше крайне эффектное появление сломало сложившийся консенсус напрочь. До сих пор представитель Мекленбурга, мой старый знакомый барон фон Радлов, согласно полученным от герцогини Софии инструкциям сидел ровно и не высовывался, так что все и думать забыли интересоваться позицией Никлотингов. И тут вхожу я – весь в белом!