Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 44

– А кто ясырь покупает?

– Да есть люди, – туманно ответил атаман, явно не желавший вдаваться в подробности.

Обратная дорога в Азов оказалась долгой. Захваченной скотине требовалось пастись, так что шли неспешно. Ночевали в степи, ели зажаренное на костре мясо, тут же заколотых овец и засыпали под ночным небом. Пленники, особенно молодые девки, поначалу смотрели на казаков с драгунами с нескрываемым ужасом, однако их строго охраняли, не допуская никакого насилия. Делалось ли это для того, чтобы не портить товарный вид, или же на Ермила снизошло христианское милосердие, Федор не знал, а интересоваться не стал.

К их возвращению мэтр Безе закончил рисовать план крепости и был вполне готов к отъезду домой. Казаки оставшиеся в крепости, как оказалось, тоже не сидели сложа руки и успели исправить большую часть повреждений нанесенных городу при штурме. Вообще, Азов оживал на глазах. На рынке вовсю торговали непонятно откуда взявшиеся купцы, главным образом армяне и евреи. Некоторые донцы успели привезти свои семьи, другие сожительствовали с пленницами, создав, таким образом, ячейки общества. Кое-кто уцелел и из местных, но таковых было откровенно немного, да и тех выселили в посад.

– Что слышно от атамана Родилова? – спросил Панин у Селиверстова, когда пришел прощаться.

– Покудова, ничего, – отозвался тот, оторвавшись от копии плана, составленного французом. – Должно шарпают Крым, али туретчину.

– Ну, Бог им в помощь!

– Али уезжать собрался, боярин? – поинтересовался Лукьян.

– Пора, – кивнул Федор. – Мы люди служивые.

– В добрый путь.

– Благодарствую.

– А то оставайтесь. Вояки вы справные, примем в казаки!

– Оно, конечно, спасибо, – усмехнулся Панин, – но, нет.

– Ну, как знаете, – засмеялся Селиверстов, а потом вдруг резко посерьезнел и, наклонившись к стольнику, доверительно спросил: – Коли турки с большими силами нагрянут Азов отбивать, придешь на подмогу?

– Повелит государь, отчего же не прийти, – пожал плечами дворянин.

– Вот, то-то и оно, что вы люди – подневольные, а над нами – казаками, никого нет!

– Над всеми кто-то есть, – покачал головой Федор, но вступать в спор не стал и, легко кивнув атаману на прощание, вышел вон.

Из двух сотен драгун, приведенных им зимой на Дон, семеро погибло при штурме, да еще четыре человека скончалось позже от ран. Остальные, слава Богу, поправились и были готовы возвращаться домой. Поскольку все исправные струги взяли с собой в набег казаки Родилова, в обратный путь они двинулись верхами. Благо, лошадей после взятия Азова и налета на ногайские и татарские кочевья было довольно. Нашлись и седла, правда, с короткими по-восточному стременами, но добраться родимой сторонушки хватит и таких. Отдельно шли несколько повозок и вьючные лошади. Одни везли трофеи, на других были приторочены припасы.

– Ну, с Богом, – перекрестился Панин, сев в седло, и хотел было уже скомандовать «марш», как его внимание привлек один из капралов.

– Господин полковник, глянь-ка, как татарчонок бежит, будто за ним сам сатана гонится!

И вправду, из посада по направлению к Дону бежал совсем молодой парнишка в потрепанном халате и войлочном колпаке. Драгунам это показалось забавным, и некоторые из них стали свистеть и улюлюкать, подбадривая бегуна. Тот, на свое несчастье, отвлекся на них и, запнувшись о камень, растянулся во весь рост, на пыльной дороге. При этом у него слетела с головы шапка и на плечи упали две черные как смоль косы.

– Девка! – восторженно заорал молодой драгун, но тут же сконфужено замолк, под строгим взглядом капрала.

Девушка, тем временем, поднялась, и, вернув на прежнее место шапку, тут же спрятала волосы, после чего затравлено оглянулась. Лицо её показалось Федору знакомым и, приглядевшись, он воскликнул:

– Фатима!

Та, услышав свое имя, нерешительно остановилась и со страхом и надеждой посмотрела на Панина. Видимо его лицо показалось ей заслуживающим доверия, а может, просто не было другого выхода, но бывшая обитательница гарема, прихрамывая, подбежала к стольнику и стала что-то горячо говорить на своем гортанном языке.

– Эй, возницы, – принял решение Панин, – ну-ка подсадите её к себе, да прикройте от греха, какой ни есть рогожей.

– Да не балуйте, а то плетями не отделаетесь! – добавил из-за его спины капрал, строго вытаращив глаза.

– Слушаю! – отозвались драгуны и спешно выполнили приказ.

Чрез минуту всё было готово к выступлению и трубач, повинуясь команде, заиграл «Поход». Колонна тут же начала движение, а песельники, завели любимую в войсках Ивана Мекленбургского песню, которую тут же подхватили остальные:

– Когда мы были на войне, когда мы были на войне, там каждый думал о своей любимой, али о жене…

Услышав залихватское пение и молодецкий посвист, все невольно оборачивались на них и откровенно любовались бравым видом царских ратников. И только здоровенному черкесу в лохматой шапке было не до того. Не обращая внимания на колонну драгун, он прибежал на берег Дона и стал тщательно осматривать все лодки, кусты и другие укромные места. Убедившись, что там никто не прячется, Махмуд с ужасом посмотрел на лениво перекатывающиеся волны и в отчаянии завыл, будто потерял только что самого дорогого человека. А с дороги затихая, доносилось:

– Я только верной пули жду, я только верной пули жду, чтоб утолить печаль свою и чтоб пресечь нашу вражду!

– Тьфу ты, до чего гарно спiвают москали! – сплюнул в воду сидящий в одной из лодок старик с длинными седыми усами.

После взятия Азова, казаки освободили всех христианских рабов. Одни пожелали вернуться домой, другие присоединились к своим освободителям, в надежде отомстить своим обидчикам. Третьи же, такие как дед Остап, остались жить в поменявшем хозяев городе. Дома его никто не ждал, а для того чтобы вступить в казаки он был слишком стар. Чтобы не умереть от голода бывший невольник ловил рыбу в реке, излишки которой продавал на рынке. А ещё он умел играть на домре. Вот только инструмента у него не было.

Перед холмом в полном порядке выстроилась его армия. По большей части это были вооруженные представители чешских сословий, желающих отстоять свои вольности от наглых притязаний императора Фердинанда, добровольцы из Пфальца, Венгрии, Силезии, Веймара и других немецких земель, а также наемники, спешно набранные отовсюду, и даже прибывшие из далеких Соединенных Провинций голландцы. Можно было, не кривя душой сказать, что под флагами короля собрался цвет Реформации.

Правда, заседавшие в генеральном сейме господа, оказались до крайности скупыми людьми, и регулярно задерживали жалованье своим солдатам. Так что тем приходилось в поте лица добывать себе хлеб насущный. Иначе говоря, солдаты протестантской армии быстро «прославились» безудержным грабежом и насилиями над местными жителями. Причем, последние отчего-то совсем не желали терпеть поборов и всячески им сопротивлялись, сбегали сами, прятали продовольствие и вообще, проявляли крайнюю степень неблагодарности к своим защитникам.

Король был молод, совсем недавно ему исполнилось двадцать четыре года, и он желал славы и ратных подвигов. Придворные подпевалы всячески поддерживали его в подобных стремлениях, нашептывая, что Иоганн Альбрехт Мекленбургский лишь на год старше его, а уже имеет славу непобедимого полководца. Но теперь, когда тот стал царем в далекой и непонятной Московии о нем почти ничего не слышно, а значит, пора зажечь на небосклоне новую звезду. Поначалу всё так и было. Отряды чехов и присоединившихся к ним венгров Габора Бетлена и Жигмонда Ракоци[74] вытеснили имперские войска из Богемии, вынудили сдаться Пресбург[75] и создали угрозу самой Вене. Правда, неожиданно пришедшие на помощь императору поляки разгромили венгров при Гумене, а фельдмаршал Бюкуа искусными маневрами вынудил отступить графа Турна.[76] Но сегодня всё пойдет по-другому. У них сильная армия, прекрасная позиция, солдаты рвутся в бой, и если будет на то воля Провидения, они одержат победу!