Медиум (СИ) - Злобин Михаил - Страница 29

Отведя Штырёва на почтительное расстояние от остальных преступных лидеров, собравшихся на сходку, седовласый заговорил, гипнотизируя своим пронзительным взглядом.

— Я слышал, Штырь, тебя один известный артист очень ловко оставил в дураках, а?

Игнат Альбертович оскорбленно поджал губы. Он и так заметил, что на него сегодня косо поглядывают и не спешат подходить здороваться первыми даже те, с кем Штырёв имел вполне тесные и взаимовыгодные отношения. Гадать над причиной столь резкого снижения градуса хоть показного, но все же дружелюбия не приходилось. Драный колдунишка! Он буквально за один день сделал Штыря всеобщим посмешищем. Даже Паша Ковровский, самый слабый из Десятки, посмел ему продемонстрировать пренебрежение, ответив на приветствие всего лишь равнодушным кивком головы, западло ему, видите ли, руку подать!

Однако, зная крутой нрав Штырёва, больше никто не осмелился повести себя подобным образом, хотя в удовольствии отпустить едкий намек или многозначительный подкол в адрес своего коллеги не смогли себе отказать. Опять звучали издевательски-шутливые предложения, завуалированные толстым слоем ложного преувеличенно участливого сочувствия, помочь в следующий раз с юридической консультацией… но, не смотря на все это, никто не решался заявить об этом происшествии вот так прямо, как это делал сейчас Хан.

— Я в состоянии решать свои вопросы без чьей-либо помощи! — Штырь ответил несколько более резко, чем собирался, но его собеседник даже бровью не повел.

— А я в тебе и не сомневаюсь. Напротив… — Хан хитро подмигнул и понизил голос до шепота, — я хотел тебе передать кое-какую информацию от наших заклятых друзей.

Брови Штыря взлетели вверх. Пожелание от заклятых друзей? В своей среде они так называли мусоров, которые активно подмахивали криминалитету во всевозможных темных делишках, а иногда не брезговали и принять непосредственное участие. Причем, речь шла не о каких-то там шестерок, вроде тех, что помогли Борову за неделю состряпать материалы дела на Секирина и пропихнуть их в суд, а высокопоставленных чинов, чьи звезды на погонах такие же яркие и блестящие, как северное солнце.

— Я весь внимание.

— Ты уже решил, как будешь наказывать Секирина?

Игнат Альбертович снова удивился, но не подал виду. Если Хан знает фамилию этого хрена с горы, значит, тоже уже интересовался медиумом, потому что вряд ли тот ему знаком из телевизионных передач. Хан вообще не производил впечатления человека, который смотрит развлекательные шоу.

— Решил.

— Отлично. Я знаю, ты, Штырь, жесткий мужик. Ты никому не спустишь с рук подобное. Поэтому, скажу тебе лишь одно — искать Секирина особо усердно никто не станет. Если только для виду. Так что ты можешь не стеснять себя в… желаниях.

Похлопав оторопевшего Штырёва по плечу, Хан пригласил всех рассаживаться за длинным столом в большом кабинете. Собрание начиналось. Или, вернее будет сказать сходка.

Слушая обсуждаемые вопросы вполуха, Штырь пытался осмыслить что сейчас произошло. Хан практически прямым текстом сообщил, что некто из влиятельных правоохранителей очень заинтересован в смерти Секирина. Заинтересован настолько, что он не постеснялся открыто выйти с этим предложением на негласного лидера Золотой Десятки.

Вообще, изначально Штырёв не собирался кончать этого артиста. Иметь дела с популярными личностями достаточно опасно. Они, находясь в постоянном фокусе журналистского внимания, могут вызвать большой резонанс, который способен сильно повредить делам. Было бы вполне достаточно поставить его на счетчик, раскрутить на пару миллионов или, чего уж греха таить, перетащить на свою сторону.

Чиж как раз уже должен был начать психологическую на Секирина, внушая ему мысли о вине и долге. Но если подвернулся такой шанс, то нельзя его упускать. Ловкачей и хороших бойцов еще много, а репутация у человека одна, и, запачкавшись, отмывается она очень трудно. И преимущественно чужой кровью.

Хан ведь не просто так отвел его в сторону, утаивая разговор от остальных главарей. Это было персональное предложение Штырю отмыть свое запятнанное имя. Если он зажмурит колдунишку, то многие, кто следил за ситуацией, сделают правильные выводы и повтягивают языки в задницы, из-за одного только страха присоединиться к тому в путешествии на тот свет. Игнат Альбертович и ранее об этом размышлял, но на тот момент отмел подобную мысль, опасаясь шумихи и несоразмерных сопутствующих рисков, которые неизменно принесла бы смерть Секирина. Но коли его уверяют, что искать никто не станет… да не просто кто-то, а сам Хан!

Хех, вот же хитрый седой лис! Сам-то он, небось, получил за устранение экстрасенса аванс в долларовом эквиваленте, а Штырю перепало лишь туманное обещание, что никто это дело расследовать особенно рьяно не станет. Но, в конечном итоге, все остаются довольны. Хан при бабле, или что он там получит в награду, а Штырёв сохранит лицо и славу акулы криминалитета, кто, даже не смотря на изменившиеся времена, все еще способен решать вопросы жестко. Штыря такой расклад абсолютно устраивал.

Нужно срочно связаться с Чижом…

***

Чиж и Вагон безрезультатно просидели на парковке остаток дня и всю ночь. Чертов фраер, похоже, не собирался никуда вылезать из своего богатого гнёздышка, и это изрядно их бесило. Особенно Чижевского. Вагон же в его присутствии опасался выражать даже малейшее недовольство, потому что знал, что это может раздраженного подельника спровоцировать на взрыв эмоций, в порыве которых Чиж нередко начинает распускать руки.

А рука у него, надо сказать, была очень тяжелая. Поэтому, напарник просто сидел и помалкивал, внутренне сжимаясь каждый раз, когда Чижевский начинал грязно материться и стучать кулаком по рулю.

Когда у Чижа пикнул входящим сообщением телефон, Вагон не придал этому особого значения. Но после прочтения СМС, негласный лидер их пары хищно осклабился, мгновенно повеселев.

— Слышь, Вагон, мне тут Альбертыч кое-что интересное написал. Планы немного меняются…

Как бы разум не пытался удержать меня дома, а жо… то есть душа тянула на улицу. Промозглая осенняя слякоть, как назло, сменилась ярким солнцем, что так и манило выйти под его ласковые лучи, чтобы насладиться последними теплыми деньками перед приходом какой-то вялой больной зимы, что последнее десятилетие царит в этих широтах. В конечном итоге я сдался, надел любимый костюм и решил отправиться в небольшой вояж по Москве. Просто прокатиться, никуда не заходить, ни с кем не встречаться. В конце концов, в чем принципиальная разница, сижу ли я у себя дома, или в автомобиле?

Спустившись на лифте в подземный паркинг, я воодушевленно протопал к своей Ласточке, ловко крутя на пальце ключи с брелоком сигнализации. Внезапно меня окликнул чей-то голос.

— Прошу прощения! — Я обернулся и стал рассматривать спешащего ко мне крепко сбитого мужчину. Не припомню что-то я таких соседей… — Извините, что отвлекаю, но это ведь вы Сергей Секирин?

— Ну я.

Что-то меня неуловимо настораживало в этом крепыше. Какой-то он подозрительный. И чем ближе он ко мне подходил, чем отчетливее я ощущал весьма скверную смесь паскудных чувств, исходящих от него. Чем-то подобным гнилостным, только в несколько раз слабее, сочились мои школьные обидчики, прежде чем начинали воплощать в жизнь очередную свою задумку.

— Это прекрасно! — Неизвестный целенаправленно сокращал дистанцию, так что я невольно отступил на полшага и слегка напружинил ноги, чтобы в случае чего сходу суметь выдать мощный удар. — Я бы хотел с вами обсудить взаимовыгодное сотрудничество, как это возможно сделать?

— Не заговаривай мне зубы, что ты хочешь от меня? — Я не поверил ни единому слову этого человека, так что не стал церемониться и подбирать слова, предпочитая спросить прямо.

Поняв, что его попытка лицедейства потерпела фиаско, мужчина широко и гадко ухмыльнулся.

— Да уже ничего, мудила.

И тут я осознал, что последние несколько секунд меня касались эмоции не одного человека, а двух. Причем, второй был где-то позади. Но будучи сосредоточенным на противных эманациях отвлекающего меня здоровяка, я проморгал приближающийся со спины огонек беспокойства и опасения.