Женщина-кошка - Джоунс Джасмин - Страница 6

Уютный деревянный рубленый домик как ни в чем не бывало угнездился среди каменных и железобетонных джунглей современных многоквартирных высоток. Пока Пейшенс дважды проверяла номер дома, дверь вдруг отворилась. На пороге стояла женщина; на вид ей было что-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. 

– Офелия Пауэрс – это вы? – спросила Пейшенс, протягивая ей животное. – Это ваша кошка? Я сняла ее у себя с карниза. И вот теперь она не хочет уходить.

Но Офелия, похоже, вовсе не собиралась забирать свою киску. Несколько секунд она изучала лицо Пейшенс, а потом вдруг заявила:

– Мне кажется, вам стоит войти. Проходите, пожалуйста.

Пейшенс было заколебалась.

– Ой, нет, извините, я не могу. Спасибо, но я и так опоздала на работу, и я... – тут она умолкла. Офелия не слушала ее, она повернулась и вошла в дом, оставив Пейшенс на крыльце с кошкой в руках.

Что тут оставалось делать? Пейшенс вздохнула и последовала за ней. Она прошла через коридор и попала в гостиную, которая больше напоминала зверинец, столько в ней было кошек самых разных пород и окрасов. Как только она села на диван, не-сколько штук сразу окружили ее и принялись толкаться мордочками и тереться о ее ноги. Офелия принесла чай в чашках, и Пейшенс попыталась мягко оттолкнуть буквально изнывающих от нежности животных, в то время как кошка с золотистыми глазами взгромоздилась на спинку дивана и взирала на нее с поистине царским величием.

Офелия уселась напротив. Пейшенс не знала, о чем говорить, И никак не могла прервать неловкое молчание.

– Миднайт, полночь, – прервала наконец молчание Офелия.

– Простите, что?

Глаза Офелии метнулись в сторону золотоглазой красавицы. 

– Так ее зовут. Это египетская мау, редкая порода. Мау – храмовые кошки, священные животные. Говорят, обладают особой силой.

– Да-да, – отозвалась Пейшенс каким-то изменившимся голосом. – Якобы могут появляться ниоткуда и пугать людей до полусмерти, да?

Улыбка искривила губы Офелии.

– А также многое другое.

– Я сегодня и так достаточно напугана. День какой-то, просто ужасный, – Пейшенс покачала головой. – А про вчера и говорить нечего: кошмар и почти ничего не помню. И как только что-нибудь со мной происходит, ваша кошечка... – Пейшенс остановилась. – Извините, вы, конечно, тут ни при чем. Я даже не знаю, зачем я все это вам рассказываю, просто...

– Ничего-ничего, – мягко сказала Офелия, – рассказывайте. Пожалуйста, рассказывайте.

Пейшенс не знала, что делать. «Какая-то странная женщина», – подумала она. И вместе с тем у нее было такое чувство, что Офелия поймет ее, поймет, что бы она ей здесь ни рассказывала про вчерашнее. Но сейчас у нее просто не было времени, надо было срочно бежать.

– Извините. Сейчас не могу. Мне надо бежать на работу. Я и так опоздала, просто ужас.

– Ну тогда, я думаю, вам нужно заглянуть ко мне еще раз, – сказала Офелия, завершая разговор. – Заходите в любое время. Я всегда дома. – Сказав это, она шлепнула пятнистого кота, лакавшего чай из чашки Пейшенс. – Сократ! Как тебе не стыдно? Кофеин тебе вреден! – Она снова посмотрела на Пейшенс. – Кофеин плохо действует ему на нервы – он становится чересчур раздражительным. 

Пейшенс улыбнулась и встала. Она не знала, как будет объяснять свое почти шестичасовое опоздание, зато хорошо знала, что ответ ей держать придется.

Не говоря ни слова, Офелия взяла со стола маленькую деревянную коробочку. Открыв крышку, она вынула зеленоватый шарик, скатанный, по всей видимости, из трав, и бросила его Пейшенс.

Не успев ни о чем подумать, Пейшенс поймала шарик, поднесла его к носу и глубоко вдохнула запах. Огромное чувство покоя волной прошло и омыло все ее существо, так что Пейшенс буквально содрогнулась от облегчения.

Офелия широко раскрытыми глазами пристально смотрела на Пейшенс.

– Котовик кошачий, – произнесла она.

– Что? – не поняла Пейшенс.

– Кошачья мята.

Ах, если бы эти слова хоть что-нибудь объясняли.

– И как вы все это объясните? – Хедар рвал и метал, он орал на Пейшенс не переставая с той самой минуты, как она появилась за своим рабочим столом. – Вы так и не принесли ваш проект! Более того, теперь я вынужден выслушивать этот детский лепет о том, что вы его потеряли! И главное, не помните, где! Ваша безответственность просто поразительна!..

Пейшенс спокойно стояла, и пока босс перед ней разорялся, что-то царапала в своем блокноте. Потом она подняла, наконец, на него вопросительный взгляд. 

– Да?

Хедар выпучил на нее глаза.

– Да вы, оказывается, и не слушаете!

– Почему же, слушаю, но, боюсь, не настолько внимательно, насколько вы слушаете самого себя, – парировала Пейшенс.

Хедар в бешенстве ухватил верхнюю страничку ее блокнота, вырвал ее и, увидев рисунок, помрачнел еще больше. На него смотрела отвратительная карикатура: Хедар собственной персоной, не узнать было невозможно, а изо рта так и пышет неистовое пламя, так и валит черный дым.

Задохнувшись от ярости, он скомкал листок, развернулся на каблуках и решительно пошел прочь.

Холодная волна страха окатила Пейшенс от головы до самых пяток. «Что я наделала?» – лихорадочно подумала она. Она вовсе не хотела ему грубить... ей-богу, она сама понятия не имела, как все это получилось. Да это вовсе не она, тут кто-то другой влез в ее шкуру и заставил ее устроить этот спектакль.

– Мистер Хедар, подождите, – закричала она, и в голосе ее звучало искреннее раскаяние. – Я сама не знаю, что на меня нашло. Простите меня. Мне очень жаль, правда-правда...

Хедар обернулся, глаза его сверкали, как два кинжала.

– Вам жаль? И только? И вы серьезно считаете, что этого достаточно?

Словно какая-то вспышка снова осветила изнутри всю Пейшенс, и теперь это было уже совсем другое существо, и это существо заполнило ее всю без остатка; Пейшенс зло сощурила глаза. 

– Тогда попробуем сначала, – оборвала она, и в голосе ее послышались звуки, отдаленно напоминающие то ли раскаты грома, то ли тигриный рык. Пейшенс видела, что весь отдел, затаив дыхание, наблюдает за ними, но ей было наплевать. Да что там наплевать, она именно хотела, чтобы все это видели и слышали.

– А ведь мне действительно жаль... вы знаете, чего? Мне жаль каждого мгновения своей жизни, которое я потратила, работая с таким бездарем, таким тупицей, таким самодовольным болваном, как вы!

Хедар смотрел на нее холодно, не отрывая глаз.

– Освободите ваше рабочее место, – отрывисто бросил он, прежде чем удалиться.

И вдруг снова сознание Пейшенс прояснилось. «Да что же это происходит?!» – отчаянно подумала она.

– Подождите! Мистер Хедар!

Хедар и не думал останавливаться.

– Я вовсе не хотела... мистер Хедар! Я просто пошутила!

Пейшенс остановилась как вкопанная и прошептала:

– Я, правда, не хотела...

К ней подошла Салли и встала рядом. Пейшенс обессиленная и смущенная стояла, прислонившись к перегородке своей кабинки.

Салли восхищенно улыбалась.

– Ну ты даешь! – только и сказала она.

– Честное слово, не знаю, как это описать, – говорила Пейшенс, когда они с Салли шли по улице, удаляясь от здания, в котором оставался посрамленный Хедар. – Будто... будто говорила я, а в то же время и не я. А кто – и сама не знаю.

– Кто бы он ни был, он заслуживает глубочайшей признательности от всего благодарного художественного отдела.

– Ничего ты не понимаешь, Салли, – сказала Пейшенс, и живот ее сжался и похолодел от страха. – Я ведь хотела сделать ему больно. Я именно хотела, чтобы ему было больно.

– Р-р-р-гав, гав, гав!

Две огромные собаки, натянув поводки, бешено залаяли, когда Пейшенс и Салли проходили мимо. Салли быстро отпрыгнула, но Пейшенс осталась на месте... и зашипела.