Искажение: выбор судьбы (СИ) - Ром Александра - Страница 40

Я практически вплотную шла за мужчиной, для верности сжимая рукой ткань его плаща. Сердце испуганно сжималось от каждого звука и голоса. Я смотрела лишь себе под ноги. Хватило всего одного взгляда. Беднота. Самое его дно. Отвращение перемешалось с жалостью к этим несчастным. Но все же основным чувством был страх и желание покинуть как можно быстрее это место. Наконец Бран остановился у самой богатой хибары, если таковой ее можно назвать все же она выгодно отличалась от других — железная дверь и целые стекла в окнах. В нее то мужчина и постучал три раза.

Нам открыл жилистый старик с ожогом на пол лица и грязной повязкой прикрывающей левый глаз. Он внимательно осмотрел нас единственным глазом и, кивнув, пропустил внутрь. В полутемной комнате источником света было одно окно, едва пропускающее лучи солнца. Старик зажег светильник и указал на кушетку, застеленную бурым покрывалом с подозрительными разводами и жирными пятнами. Я передернула плечами, и брезгливо поджав губы села на краешек кушетки. Бран вполголоса, о чем-то переговорил со стариком, затем тот ушел. А туат подсел ко мне и приобняв тихо сказал:

— Поспи. Нам предстоит всю ночь идти. Отдыхать будет некогда.

Я подняла голову и встревожено вгляделась в лицо мужчины. В неровном свете масляной лампады оно выглядело бледным и уставшим, Бран скупо улыбнулся и привлек к себе.

— Не бойся. Мы уйдем от них.

Я тяжело вздохнула удушливый, затхлый воздух. К горлу подступил ком. И как можно здесь спать? Но через некоторое время я все-таки задремала. Очнулась от легкого прикосновения. Я сонно потянулась и рассеяно огляделась вокруг. В комнате появился новый человек. Коренастый и худощавый мужчина, закутанный в плащ, разговаривал со стариком возле двери. Бран протянул мне пирог и стакан с водой. Я быстро перекусила, хотя есть совсем не хотелось и поднялась. Мы вышли за незнакомцем на улицу. В конце улицы горел один единственный фонарь, да двурогий месяц на черном небе — вот и все освещение. Ночь заботливо скрыла нас от лишних глаз. В темноте наш провожатый ориентировался не хуже дикого зверя. Скоро мы оказались возле прикрытого ветками темного провала уходившего под землю. Проводник достал из дупла дерева два факела и зажег их. Один он подал туату и стал спускаться вниз. Я прижала руки к груди, где тревожно билось сердце, и ступила на первую лестницу, ведущую в неизвестность. Внизу меня уже дожидались мужчины. Проводник факелом указал в правый проход, и мы молча последовали за ним. Я не отрывая глаз, следила за спиной Брана и огнями впереди и все время боялась упустить их из виду. Мрак и могильный холод окружали нас. Стены и потолок давили. До слуха то и дело доносился шорох когтистых лап и противный писк. Мыши или крысы? Я их не видела. Но прекрасно слышала. Лаз стал сужаться, и я нечаянно коснулась рукой склизкой стены. По коже скользнуло что-то шершавое, и я отдернула руку, чуть ли не с визгом. В последний миг заглушила крик, и из горла вырвался сдавленный всхлип. Я бегом догнала Брана и судорожно сжала ткань плаща. Туат оглянулся и, взяв меня за руку, повел дальше. Стало не так страшно. По катакомбам мы шли еще около часа, когда повеяло свежим ветерком. Наконец мы вышли на волю, оставив злополучный город позади.

И теперь мы сидим в убогом караван сарае на окраине захудалого города больше похожего на большую деревню. Я ковыряюсь в каше, а Бран сидит мрачнее тучи и глядит отрешенным взглядом в окно. За неделю мы так и не добрались до Сарканда.

Я стояла возле окна, скрестив руки на груди, и наблюдала, как разъяренная ватага ребятни шумно обступила двух мальчишек и маленькую взъерошенную девчонку похожую на воробушка. Она что-то крепко прижимала к груди, я так и не смогла разглядеть что, и грозила кулаком обидчикам. Вперед вышел крупный, белобрысый мальчуган, видимо главарь и, показывая на девочку пальцем, что-то сказал. К нему подскочил один из мальчишек-защитников и ударил. Остальные как будто этого только и ждали. Началась свалка. Крики, вопли. Это безобразие прекратил мужчина вышедший из соседнего дома. Он быстро разогнал драчунов. Зачинщики разбежались, а троица, прихрамывая, и поддерживая друг друга, скрылась за углом дома. Я еще долго смотрела на место ссоры. А перед глазами из глубин подсознания всплыла другая картина из далекого детства.

Я с палкой наперевес стою в том самом саду, где мы были с Хаято и луплю всех кто попадает под тяжесть моего оружия. Толстый мальчишка в богатой одежде истошно визжит похлеще свиньи. Он отбегает на безопасное расстояние и, тыча в меня жирным пальцем, плаксивым голосом кричит:

— Ты! Ты безродная выскочка! Выродок демонов как ты посмела! Мой отец этого так не оставит! Ты еще пожалеешь…

Его на полуслове оборвал кулак Хаято, раздался противный хруст, из носа мальчишки потекла струйка крови. Он обвел нас злобным взглядом и протяжно подвывая, пустился наутек. За ним бросились его прихлебалы. А я, отбросив палку, опустилась на колени возле едва дышащего пушистого комочка. Рядом со мной опустился мальчик с синими как небо глазами. Он улыбнулся мне и провел рукой над котенком. От его ладони исходило свечение подобное лучам солнца. Солнце — в его лучах хочется греться. Оно дарит жизнь. Мурад был для меня словно солнце. В тот день он спас Ваську от неминуемой смерти.

Я прислонилась лбом к холодному стеклу. Воспоминания обрушились на меня лавиной, беспощадной стихией от которой нельзя укрыться. За эту неделю после нашего побега из Урарту я вспомнила все. Все что так хотела неистово знать и чего неосознанно боялась, возвращалось ко мне каждый день. А каждую ночь снился один и тот же сон.

Опушка леса утопает в солнечных лучах. Слышится веселая трель птиц и трескотня кузнечиков. В воздухе разлит аромат душистых трав, цветов и земляники. Конол держит меня на руках, а я доверчиво обнимаю его за шею и смотрю в глаза. Я считаю, его дедушкой и всей душой верю ему. Он улыбается и ставит меня на землю.

— Эйре пора. Прощайся с друзьями.

Я оборачиваюсь к мальчишкам. Мурад улыбается, но улыбка выходит какая-то грустная, я перевожу взгляд на Хаято, он отворачивается. Я упрямо поджимаю губы и смотрю на Конола.

— Не хочу. Дедушка я завтра вернусь.

Туат садится передо мной на корточки, серьезно смотрит на меня и снова объясняет как неразумному ребенку:

— Эйре ты помнишь, о чем мы договорились. Твоей бабушки больше нет. И для тебя путешествия стали не безопасны. Раньше бабушка была связывающей нитью между нашими мирами и не давала тебе заблудиться.

— Но мама. Она тоже может стать нитью. — Последняя надежда разбивается о ледяной взгляд деда. — Нет. Эйре, ты дала слово. Помни, ты принадлежишь роду Ану, а они всегда держат слово. Иди.

Я медленно подошла к друзьям. По щекам текут слезы, я не смею поднять на них глаза, боюсь увидеть разочарование. Я же взрослая, а так позорно веду себя.

— Не реви. Тебе не идет. — Голос Хаято уверен и спокоен. Он крепко обнимает меня и тихо шепчет. — Я буду ждать тебя. И не забывай о нашей клятве. Я не прощаюсь светлячок.

Я киваю, давясь слезами. Он отстраняется, а ко мне подходит Мурад. Он ласково улыбается и тоже обнимает меня. Я больше не могу сдерживать всхлипы и, упираясь лбом в плечо друга плачу навзрыд. Он гладит меня по волосам и шепчет глупые ласковые слова. Наше прощание прервал голос Конола.

— Пора Эйре.

— Ты вернешься. — Мурад поднял мое лицо и заглянул в глаза. — Верь мне светлячок. Я помогу тебе все вспомнить. До скорой встречи.

Тогда я видела их в последний раз. Мне было девять лет. Бабушка умерла. А я потеряла воспоминания и способности. Конол обманул меня. Я подняла левую руку, на безымянном пальце поблескивал серебряный ободок кольца Луга. При первой встрече Конол сказал, что бабушка дала мне это кольцо, но это еще одна ложь.

Я сдержала обещание. Как только оказалась дома я надела кольцо на палец и, не подозревая об этом, заблокировала силу. Две недели я безуспешно пыталась открыть портал и вернуться. А потом тяжело заболела. Я горела. Меня разрывало изнутри. Видения и фантазии превратились в явь. Затем все исчезло вместе с воспоминаниями.