Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 33

— Ты что, не могла сообразить, что при пожаре в первую очередь надо выносить деньги и документы? Почему не забрала шкатулку из шкафа?

Чувствуя себя бестолковой и бесконечно виноватой, Рината втягивала голову в плечи в ожидании удара, но удар пришелся по лицу матери. Эльмире с размаху влепил пощечину не менее пьяный, чем она, Инвар, а потом сказал:

— Ты молодчина, дочка! Главное — не деньги, а Павлик.

Конечно, главным был Павлик. Это Рината четко усвоила с самого момента его появления в их квартире. Ребенком в семье считался новорожденный братик, а старшая сестра являлась всего лишь его приложением, нянькой и кормилицей. Она быстро научилась менять малышу пеленки и подогревать в жестяной кружке с водой бутылочку, наполненную жидкой кашей, ибо мать слишком рано перестала кормить ребенка грудью. Рината качала его, трясла перед носом погремушкой и пела песенки. Дети слишком часто оставались дома одни.

Впрочем, Павлик был спокойным ребенком, он редко плакал, и сестре иногда даже становилось скучно проводить дни напролет с таким неинтересным товарищем по играм. Рината с нетерпением ждала, пока малыш подрастет, а на улице потеплеет. Тогда с ним можно будет выйти погулять и похвастать перед соседями: вот что у нее есть! А пока дети безвылазно находились в комнате, расположенной в двухэтажном доме барачного типа, и девочка порой теребила вечно спящего брата за щечку, чтобы разбудить его и вместе погугукать.

Вскоре после пожара семья Юрканс получила новую квартиру. Родители были довольны, в два голоса твердили: не было бы счастья, да несчастье помогло, а у малышей появилась своя комната. В остальном их положение мало изменилось. Инвар и Эльмира работали, а по вечерам уходили в компании либо друзья приходили в гости к ним, дети же по-прежнему были предоставлены сами себе.

Рината научилась спокойно спать под громкие крики и пьяные песни за стеной детской и при этом просыпаться от малейшего шевеления Павлика в кроватке. Она всегда знала, что ему надо в тот или иной момент. Правда, однажды чуть не погубила ребенка, решив, что он уже достаточно взрослый, чтобы питаться как все, и ему тоже хочется попробовать вкусненького. Девочка впихнула братику в рот достаточно большой кусок шоколадки, сочтя, что если он и не умеет пока жевать, то это необязательно: шоколад растает сам. На счастье, к ним наведалась бабушка Мария. Заметив на губах ребенка коричневую пену, она ловко вытащила из крошечного ротика остатки шоколада, после чего судорожно корчившемуся Павлику пришлось делать промывание желудка.

Бабушка пообещала Ринате, что ничего не расскажет родителям, и в свою очередь взяла с девочки слово, что та никогда больше не будет экспериментировать над ребенком. И жизнь снова пошла своим чередом.

Все изменилось в тот миг, когда однажды ночью в квартире прозвучали выстрелы. Это отец достал с антресоли охотничье ружье и двумя выстрелами в упор сразил своих собутыльников. На суде Инвар утверждал, что друзья оскорбили его жену, но подобный довод в оправдание двойного убийства судья счел неубедительным. Вину подсудимого усугубляло состояние сильнейшего алкогольного опьянения, в котором тот пребывал в момент совершения преступления, и отец отправился на зону.

Рината тогда не знала, на столько лет. Она умела считать только до десяти, а читать не могла вовсе, потому что никто ею не занимался. После исчезновения из дома отца дети и вовсе оказались заброшены. Мать ушла с работы, потому что невозможно было пребывать в коллективе, где работала жена одного из застреленных мужчин. Сотрудники предприятия косились на Эльмиру как на виновницу происшедшего. Однако она не сработалась и в другом коллективе, а уж с очередного места работы ее попросили уйти по собственному желанию, чтобы не увольнять по статье за систематические опоздания и периодические прогулы. Конечно, мать объясняла начальству свое поведение тем, что часто болеют дети, на самом же деле она безнадежно спивалась.

В доме снова стали появляться «друзья», в основном мужчины. Они приходили по одному и группами, пили и шумели на кухне, вызывая недовольство соседей, за полночь стучавших кулаками в стену. Иногда Эльмира сама уходила куда-то и возвращалась поздно, когда Рината уже спала. Мать заходила в детскую, будила дочку бурными объятиями и пьяными слезами, принималась голосить и требовать ее пожалеть, а потом засыпала прямо на ковре меж детских кроваток.

Потом ковер исчез. Не стало кресел в зале и нового телевизора, приобретением которого так гордился отец. Холодильник чаще всего пребывал пустым, пока не исчез и он. Еду в дом поставляли приходящие в гости мужчины. В основном это были моряки рыболовецких шхун или золотодобытчики, приезжающие в Магадан на сезонные заработки в артели. По крайней мере, такое впечатление складывалось у Ринаты из обрывков доносящихся из кухни и соседней комнаты разговоров.

Обычно еще до начала застолья Эльмира заносила к детям в комнату пару тарелок с бутербродами и вареной картошкой. В хорошие дни бывали и рыба, и консервированные кальмары, и даже красная икра. Но по мере того как мать спивалась, круг ее знакомых менялся, а с ним — и приносимая ими закуска.

Бывало, мать вовсе не давала им вечером никакой еды, и по утрам, когда она спала с похмелья, Рината мыла раскиданную по кухне посуду и подбирала остатки трапезы ночных гостей. Она вымазывала жесткими корками хлеба растекшееся по тарелкам масло от шпрот и томат от килек. Вылавливала из трехлитровой банки маринованные огурцы, разливала по граненым стаканам рассол, оставляя немного и матери на опохмелку. Маленькая хозяюшка заваривала чай и мелкими кусочками нарезала остатки засохшего твердого сыра и заветренной, потемневшей вареной колбасы, если таковые находились.

В последнюю зиму, проведенную дома, дети практически пребывали в заточении. Если летом они еще гуляли во дворе, то с наступлением холодов стало не в чем выйти из дома. Павлику уже стали впору те самые сапожки и пальтецо, в которых Рината выпрыгнула в окно во время пожара, а у нее ничего не было.

В ноябре девочке исполнилось семь лет. За несколько месяцев до дня ее рождения мать говорила, что вот-вот устроится на работу, купит красный портфель и нарядную форму, а первого сентября дочка пойдет в школу. Но обещания Эльмиры с течением времени становились все более невразумительными, а потом и вовсе иссякли. В День знаний Рината смотрела на смущенных и гордых первоклашек, отправляющихся в школу, из окна. Вскоре оно стало единственным средством ее общения с миром.

Когда в доме находились гости, детям не разрешалось «шастать по квартире» и они лишь изредка, стараясь быть незаметными, позволяли себе тихонько прошмыгнуть в туалет. Но однажды произошел случай, после которого на двери детской с обеих сторон появились мощные шпингалеты. Один из материных гостей случайно забрел к ним с Павликом в комнату, очень удивился, обнаружив здесь детей, и принялся с ними сюсюкать. Когда Эльвира, шатаясь, ввалилась в детскую в поисках запропастившегося кавалера, она застала такую картину: мужчина держал Ринату на коленях, слегка покачивал и целовал в шею.

Девочка страшно стеснялась ласк чужого колючего мужика, от которого разило алкоголем, но не решалась спрыгнуть с его колен и не знала, как выпутаться из щекотливого положения. Эльмира расценила ситуацию по-своему. Она скинула Ринату прямо на пол и вцепилась мужчине ногтями в лицо, истерично крича:

— Ах ты, гад! На молоденьких потянуло? Мало тебе меня стало, кобелю? Только тронь мне еще раз ребенка, падла, только тронь!

— Да ты что, сказилась, что ли? Ты ж мне всю морду разодрала, курва. — Мужик с трудом вырвался из рук разъяренной Эльмиры и пошел в ванную смывать кровь с расцарапанного лица.

Мать, обозвав на ходу Ринату «маленькой сучкой», бросилась за сожителем следом. Впрочем, он привел себя в порядок и тут же ушел, по-видимому, протрезвев после побоища. Эльмира тогда долго плакала, обнимая детей, снова обещала пойти работать и накупить много новых игрушек и красивых вещей. А наутро на двери появились эти шпингалеты, и Ринате было велено запираться изнутри. Порой мать закрывала их еще и снаружи, выдавая на ночь кувшин с водой и горшок. Так она защищала детей от посторонних, хотя впору было спасать их от родной матери.