Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 20

— Да, наверное, у меня истерика. Не так уж легко смириться с мыслью, что родная мать была преступницей! Что она ограбила банк, ювелирный магазин или чью-то квартиру и спокойненько себе распоряжалась похищенными деньгами и сокровищами… Я тебе вот что скажу. Этот джип наехал на нее вовсе не случайно. Маму убили преднамеренно. Понимаешь, нашу маму убили, Женька!

Евгения отодвинула в сторону черный фаянсовый бокал с недоеденным грибным супом быстрого приготовления и невидящим взглядом уставилась в окно. Она ненавидела эти супы из пакетиков, содержимое которых достаточно лишь залить кипятком, чтобы получилась чашка вязкой похлебки. Но сегодня они не успели приготовить ничего домашнего и пришлось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. Женя подумала, что мама бы такого питания не одобрила. У нее перед глазами на секунду вдруг Возник четкий образ Татьяны, сидящей в кресле, закинув одну на другую стройные ноги в переливающихся под светом бра тонких с люрексом колготках телесного цвета.

Мама любила так сидеть вечерами перед телевизором и иногда устраивала себе маленькие праздники, расслабляясь после рабочего дня и грея в ладонях глубокую рюмку, суженую кверху, на дне которой плескался дорогой армянский коньяк. Татьяна втягивала носом тонкий аромат, улыбалась одними уголками губ и опускала на миг веки, будто вспоминая что-то далекое и очень приятное, изредка отхлебывала по глоточку и затягивалась дымом тонких темных сигарет с запахом ментола. Она могла весь вечер так просидеть с одной-единственной рюмкой и одной же сигаретой. Сделав пару затяжек, не гасила ее, а просто отламывала острыми коготками недогоревшую часть и вставляла фильтр сигареты в выемку пепельницы, чтобы попозже прикурить снова, а отделенный горящий кусочек долго еще тлел, и тоненькая струйка белого дыма торжественно поднималась вверх и таяла где-то посредине комнаты, не достигая потолка.

Но случалось, на мамино лицо набегали тревожные тени, и тогда она небрежно плескала в свою рюмку еще граммов тридцать коньяка, доставала из пачки вторую сигарету, уходила с ней на кухню и долго стояла у окна, не зажигая света, словно пыталась разглядеть что-то в черноте неосвещенного двора. О чем она думала тогда?

Как-то само собой в доме установилось незыблемое правило, гласящее, что каждый член их маленькой семейки имеет право на личную жизнь и уединение, и нечего лезть с вопросами, если человеку хочется побыть, что называется, сам на сам. И они не лезли, и только Светка иногда, не выдержав, шла следом за матерью на кухню, обнимала ее сзади, и так они стояли молча еще некоторое время вдвоем, а потом возвращались вместе в зал, щурясь от яркого света, и расслабленная Татьяна нейтральным тоном произносила что-то вроде: «А пыль в серванте так никто и не протер», или: «А может, по йогурту, а?»

— Знаешь, в детстве я читала правильную советскую книжку про резидента, — начала Светка, разминая, по своему обыкновению, пальцами кусочек хлебного мякиша. — Жил да был неприметный с виду старичок в сельской местности, а на самом деле, оказывается, он еще с военных лет передавал по ночам шифровки в Германию. И вот однажды его одиннадцатилетняя внучка спустилась ночью в подвал и застала старика за передатчиком, когда тот отправлял очередное сообщение своим хозяевам. Дедок так опешил, что со страху кинулся на девчонку и задушил ее, а потом повесил и представил все как самоубийство. Но следователь заподозрил неладное, поскольку особых причин для ухода из жизни у школьницы не было (отличница, активистка и т. д.), да и предсмертной записки не оставила. Начал мент тянуть за ниточки и докопался до прошлого немецкого шпиона…

— Какие страшные книжки ты читала, — невесело улыбнулась Евгения. — У тебя, однако, было очень тяжелое детство.

— Да нет, детство у меня как раз было счастливым и безоблачным, — Светка поставила на бумажную салфетку хлебного чертенка и отломила от батона еще кусочек, — а книжку эту я нашла у бабы Клавы на этажерке. Она до сих пор хранит старые подранные книги в своей комнате, у многих обложек нет, страниц не хватает. У этой тоже не было обложки, так что я не знаю ни автора, ни названия, а вспомнилась эта история потому, что меня тогда еще поразила мысль: надо же, живет человек среди людей и вроде он такой, как все. А у него двойное, тройное дно. И даже самые близкие люди не догадываются, кто он есть на самом деле. Вот и наша Таня тоже. Была у нас благополучная с виду семья, ну пусть мама растила нас без отца, неполные семьи нынче не редкость. Но мы ведь с тобой не наркоманки какие-нибудь, не алкоголички, с дурными компаниями не водились и сексуальная ориентация вроде у нас нормальная. Даже к неформалам себя не причисляем. Так что наша Таня вырастила нас хорошими, правильными девочками. Да и сама она была самой обычной на вид женщиной, которых тысячи и тысячи в нашем городе. И вот оказывается, что у нашей простой и понятной мамы было темное прошлое…

— Ну, не настолько же темное, чтобы убивать ее за это!

— А подругу ее Светлану за что замочили пятнадцать лет назад? Она ведь только чудом осталась жива, да и что это была за жизнь! Сейчас за штуку баксов придушить могут, а тут золото, бриллианты, десятки тысяч долларов…

— Если мама завладела чужим имуществом и владельцы вышли на ее след, проще было заставить все вернуть: те же квартиры, кольца и доллары. Нет, Света, тут что-то иное. Может, это была месть?..

— Может, и так. И знаешь, что я думаю? Корни кроются вовсе не в Тольятти, а в Магадане. Эта странная прибалтийская бабушка, существование которой мать тщательно от нас скрывала, какое-то «ненашенское» имя, которым она зачем-то назвалась в Тихорецке… Я думаю, нам надо слетать в Магадан, проверить тамошние детдома и выяснить все возможное о материной семье. Кроме того, вдруг мы наткнемся на воспитателей или бывших воспитанников, которые помнят пашу маму Таню и расскажут нам что-нибудь интересное.

— Надеюсь, мы хоть не сегодня за билетами поедем, — устало спросила Евгения, — и так уже намотались.

— Ладно, завтра, — милостиво согласилась Светлана, довольная тем, что на этот раз не пришлось убеждать сестру в необходимости очередного путешествия в неизвестность. И еще тем, что сраженная невесть откуда взявшимся богатством Женя не стала опять говорить о деньгах, которые будут потрачены на перелет и гостиницу.

Про себя Светка периодически повторяла фразу из мультфильма о путешествии вокруг света за восемьдесят дней: «Есть ли у вас план, мистер Фикс?» — «О да, у меня есть план!» На самом деле никаких четких намерений у нее не имелось — всего лишь несколько не вполне оформленных идей, которые могли получить подтверждение или быть опровергнуты только в городе, где мать училась и росла. Рядом с хлебным чертенком прим остался его сероватый собрат, а у первого отвалился хвост, и Света выбросила в мусорное ведро обоих, завернув свои лепные творения в клетчатую бумажную салфетку.

Потом она надела поверх светлого домашнего костюма мамин фартук, вооружилась чистящим порошком и губкой, налила воды в пластиковый кувшинчик и пошла отдраивать пострадавший от огня почтовый ящик, посылая возлюбленному сестры мысленные приказания немедленно написать Женьке письмо, а лучше отбить телеграмму, примерный текст которой Светка телепатически ему надиктовала: «Люблю тчк Скучаю тчк Скоро буду тчк Твой Стас».

В аэропорту «Кольцово» царила обычная предполетная суета, встречающие атаковали окошко справочного бюро, отлетающие регистрировались, упаковывали свой багаж, в ожидании объявления о посадке попивали баночное пиво и вписывали буковки в крошечные клеточки кроссвордов.

В очереди у регистрационной стойки к сестрам обратилась стоящая позади них темноволосая девушка лет восемнадцати на вид, которая спросила, до Магадана ли они летят, и попросила оформить на себя одну из сумок ее багажа. Вещей при пассажирке было много, и их суммарный вес явно превышал положенные каждому пассажиру тридцать килограммов, за которые не требуется дополнительной оплаты.