Душа оборотня - Николаев Андрей - Страница 28

• Предыдущая
• 28/67
• Следующая

— Вижу, — буркнул тот.

Он все еще не верил в затею, однако сел поперек лодки, лицом к левому борту, намотал шкот на руку и уперся ногами. Ветер наполнил неровный треугольник, парус заполоскал было, но постепенно наполнился, выгнулся дугой. Невзор крякнул и ухватил фал двумя руками. Лодку понесло боком, и Олег поспешил опустить широкое весло в воду. На берегу закричали, замахали шапками: долбленка, постепенно набирая ход, уверенно пошла вверх по реке.

Поселок с провожавшими их мужиками, бабами и ребятишками, скоро скрылся за поворотом реки. Лодка действительно была тяжела для двоих гребцов, сидела в воде низко, но за счет этого ее не так сильно сносило ветром — как приспособить к долбленой лодке киль или шверт, Середин так и не придумал. Проблемы возникли при смене галса: гик оказался прикреплен к мачте достаточно низко и, когда Олег увалился под ветер, гик треснул Невзора в лоб так, что у того глаза полезли на лоб. Но вскоре он уже приспособился уворачиваться от летящего гика, сгибаясь в три погибели на дне лодки.

Парус смотрелся страшновато: женщины шили его, не жалея надерганных из холста ниток, швы были толстые, обтрепанные по краям, — но тянул исправно. Невзор приободрился. Ближе к полудню он ухитрился, одной рукой придерживая шкот, достать из мешка немудреную снедь: мясо, творог в полотне, хлеб, кувшин с квасом.

По небу весело бежали легкие облака, ветер дул ровно, и лодка поднималась вверх по течению Припяти, галсируя меж лесистых берегов. Подходить слишком близко к берегу Середин не рисковал: ветер там исчезал в кронах деревьев. Вода журчала за бортом, небольшие волны хлопали по долбленке, словно торопили ее. Река была прозрачная, ближе к суше Олег видел протянувшиеся по течению косы травы, затонувшие коряги. Иногда удавалось разглядеть тени скользивших в глубине рыб.

К закату ветер стал спадать, парус все чаще полоскал, обвисал неряшливым покрывалом. Наконец Олег спустил его, передал Невзору весло. Они подогнали лодку к левому берегу, Олег спрыгнул за борт, вытащил долбленку на песок. Берег круто сходил к воде, над обрывом, нависая корявыми корнями, стояли сосны. За целый день им не встретилось ни ладьи, ни даже лодки. Лишь одна деревенька проплыла мимо по правому берегу.

Заходящее солнце золотило стволы сосен. Лес, прошитый его лучами, казался прозрачным, солнце гасло в его глубине, словно в воде на середине реки. Собрали принесенный рекой плавник — вымытые до белизны ветки и стволы небольших деревьев, — разложили на песке костер, расстелили холстину. Допив остатки меда, навалились на еду.

— Завтра, если не встретим людей, придется рыбу ловить, — сказал Олег, — хотя в лесу, конечно, живность водится, но лука нет, да и не мастак я с луком охотиться.

После целого дня управления тяжелой лодкой ныли плечи, болела поясница. На ладонях у Невзора вздулись мозоли от веревки, заменявшей шкот.

— Зайца или подсвинка поймать не вопрос, — ответил Невзор. Он развалился на песке, раскинул руки. — Как думаешь, сколько прошли?

По прикидкам Середина, они покрыли на лодке километров двадцать. Могли бы больше, но много времени потеряли, приспосабливаясь к управлению долбленкой.

— Пешком прошли бы меньше, — успокоил он Невзора. — Ты лучше скажи, точно знаешь, где сестру колдуна искать, или плутать будем?

— Вот, после впадения Словечны еще три дня пути, там справа будет речка Птичь, а еще через день по левой руке Уборть вольется. По ней нам до веси, что с бортничества и охоты кормится. Называется, вроде, Змеешка. Там, на озерах, как мне говорили, и живет теперь Велена.

— Занесло ее.

— От людей хоронилась. Совестно за брата стало, да и народ мог не простить. Сам знаешь, как в деревнях: чуть корова у кого занеможет — давай виноватого искать. А про то, как брат ее со мной да с Малушей поступил, далеко разнеслось. Она, правда, раньше ушла. Как поняла, что не сложится у нее со мной. От любви своей сбежала.

— А что, симпатичная? — заинтересовался Олег.

— Кто, Велена? Красивая девка, — равнодушно сказал Невзор, — волос золотой, бела да румяна, что твое яблоко. Глаза зеленые; то прозрачные, то как омут темные, глубокие. Иной раз как взглянет — аж страх пробирает. Это если что ей поперек скажешь. С норовом девка. Моя Малуша не такая… — Невзор закинул руки за голову, взгляд его, скользящий по догорающему закатом небу сделался мечтательным. — Моя ласковая да неперечливая. Тихая, добрая. Молчит, в глаза смотрит — и внутри все плывет, как лед по весне. — Он рывком сел, обхватил колени. — Я тому колдуну… ох, только бы добраться до него!

— И до него доберемся, куда он денется. — Середин помолчал, вспоминая прошлогодний разговор с Вороном. Мог ли этот странный колдун оказаться тем, что вылез из арийского храма? Вряд ли… Откуда бы тогда у него сестра появилась? Хотя, конечно, проверить не помешает… — Скажи, ты родителей своих хорошо помнишь?

— Отца совсем не помню — мне едва две весны минуло, как сгинул он. Это еще при Святославе было, до того, как он Хазарию разорил. А мать — так, смутно, как сквозь воду. Руки помню, мягкие, добрые, песни грустные, а лицо — как в тумане. А почему ты спросил?

— Да так. Интересный ты мужик. Судьба непростая.

— Приютили соседи, поклон им за то низкий. Да сам знаешь, чужой сирота — то не своя кровинушка. Коли год недородный, лишний кусок все едино своему отдадут, одежу тоже своим получше справят. Сгинул бы, верно, да повезло: дядька Часлав нашел. Хозяйства, правда, не собрал. Соседи растащили. Дядька, помню, полдеревни высек, да людям не объяснишь хоть словом, хоть плеткой.

— Слушай, ты когда к вражеской лодке поплыл, что подумал? Там, все-таки, дюжина, а то и побольше народу было. Все при мечах. А ну, как не одолел бы? Сам бы сгинул и Малуше не помог.

Невзор нахмурился, вспоминая.

— Сам не пойму, — наконец признался он, — будто торкнуло что внутри, глаза застило. Даже и не вспомню, как я их побил. Слышал я, в северных землях есть такие воины: в битвах себя не помнят. Своих порубить могут, если под руку подвернутся. Накатило что-то на меня, как волной накрыло. Туман красный, только глотки вижу, которые рвать надо, и все.

— Есть такие воины, — согласился Олег, — это берсерки. Перед битвой иной раз мухоморы жрут, чтобы в дикое состояние прийти. Может, и ты…

— Не ел я ничего. Даже и не знал про это. В дружине Часлава не последний был, но чтобы так… — Невзор пожал плечами.

— Ладно, и с этим разберемся. — Ведун расстелил овчину, накрылся: с реки тянуло прохладой. — Давай спать. Пораньше выйдем — подальше пройдем.

— Спи, — кивнул дружинник, — я посижу еще.

Он, казалось, совсем не замечал ночной сырости; распахнутая кожаная куртка открывала мускулистую грудь, крепкие руки спокойно лежали на коленях.

Чуть свет они выгребли на середину реки. Ветер был слабый, но дул почти точно в корму — левентик. Олег велел Невзору отпустить шкот, чтобы парус встал перпендикулярно движению. Лодка постепенно набрала ход, вода запенилась за кормой, оставляя белый след. К полудню пристали к берегу возле деревни в пяток изб. Пообедали квасом и пареным горохом с топленым маслом. Местный мужик предупредил их, что на два дня пути вдоль реки никто не живет — уж очень берега топкие, — и Олег сторговал у него козленка да пару запеченных куриц. Невзор связал козленку ноги, отнес в лодку.

К вечеру лес по берегам сменился: сосны сначала отступили вглубь леса, а потом и вовсе исчезли. Вдоль воды потянулись заросли камыша и осоки, деревья стояли за ними сплошной бурой стеной, наполовину сгнившие, цеплявшиеся друг за друга сухими ветками. Преобладали ели, осины, кустарник местами спускался к самой воде, образуя непроходимые заросли. Завалившиеся с берега деревья напоминали утопленников, тянущих к небу мертвые руки. Погода испортилась, небо затянуло серой пеленой, стал накрапывать дождь. Намокший парус обвис и опал, словно сдувшийся воздушный шарик. Олег опустил его, передал Невзору весло.

• Предыдущая
• 28/67
• Следующая