Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 61

Но больше всего поражало, что сарех видел во мне привлекательную женщину, за расположение которой стоило бороться. Это новое ощущение окрыляло и воодушевляло. Поэтому особенно было жаль, что оно пропадало, тускнело, если я не встречалась с Ингаром вечером. Без моего сареха действительность казалась обыденной, непримечательной, а его увеличивающееся с каждым днем влечение ко мне выглядело чуть ли не подозрительным. Я ругала себя за предубежденность, за неспособность довериться чувствам, за робость и легкое недоверие, бесследно исчезавшее, стоило Ингару коснуться меня.

Хотелось верить ему, знать, что и я достойна любви…

— Ты красивая, — прошептал Ингар.

Его дыхание щекотало ухо, горьковатый аромат духов дразнил и привлекал меня, и очень хотелось почувствовать обжигающий жар его рук на своей коже, отдаться желанию. Я повторяла себе, что ничем не хуже Абиры и определено заслуживаю любви, что жрицы могут выбирать себе мужчин, но северные традиции были сильней такого самовнушения.

Связь до свадьбы считалась богопротивной, недопустимой. Подобное бесчестие становилось несмываемым пятном на добром имени девушки. Хуже мог быть только прижитый в подобном союзе ребенок. Ни о понимании, ни о помощи родных несчастная не могла и мечтать. Таким редко позволяли даже остаться в родной деревне. Ужасный позор, клеймо на всю жизнь…

Изредка подобное прегрешение, наплевательское отношение к заветам предков прощали. Если любовники заключали тайный брак, предшествующий законному. Для этого даже не нужен был священник. Достаточно было призвать богов в свидетели и поклясться в любви. Если боги одобряли союз, по легенде у влюбленных на руках проявлялись священные письмена. Но такие клятвы давали крайне редко и еще реже нарушали — северные боги не любили отступивших от слова и мстили обстоятельно и с удовольствием.

Ингар явно давно был готов перейти от дурманящих поцелуев к более раскованным действиям. Судя по всему, он ждал, когда подобная решимость проснется и во мне.

— Ты стал мне очень дорог, — тихо призналась я, стыдясь собственной храбрости.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он ответил:

— Ты для меня тоже многое значишь.

Во мне словно расцвел сияющий цветок радости — Ингар не солгал. Тогда важней ничего не было на свете. Позже ночью, вспоминая его поцелуи, стало немного обидно из-за того, что Ингар не признался в любви, но я решила не торопить. Такое признание требовало мужества и уверенности в чувствах. Своих и избранницы.

А мы, хоть и ощущали взаимное притяжение, все же были не достаточно долго знакомы.

На десятый день после последнего ритуала Гарима очнулась. Как сказала ее служанка, это произошло на рассвете. Только оказавшись в уютных объятиях сестры, увидев ее улыбку и услышав голос, я поняла, как сильно скучала по ней эти дни.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено вглядываясь сестре в глаза, спросила я.

— Здоровой, — заверила Гарима, — благодаря Великой. Это было непередаваемое ощущение. Ее сила удивительна!.. Мне кажется, мы не знаем и десятой доли всего!

Гарима была восхищена и невероятно взволнована. Ее возбуждение передавалось мне, побуждало к действиям, подстегивало.

— Пойдем завтракать, — улыбаясь, предложила сестра. — Я голодная очень. Несмотря на лепешки с сыром и финики.

Абира соизволила присоединиться, но ее радость из-за того, что сестра проснулась, длилась недолго. Ведь Передающая увидела, что я узнала новости первой. На красивых губах застыла неприязненная ухмылка, в мою сторону Абира старалась не смотреть. К лучшему. От ее взглядов мне было не по себе. Гадкое ощущение.

Гарима заметила напряженность, но вопросов не задавала ни во время завтрака, ни в куббате, когда мы втроем отправились к Императору. Повелитель обрадовался нам, был искренне счастлив увидеть исцеленную Доверенную. У меня создалось ощущение, что Абире такое явное расположение Правителя к Гариме не понравилось. Передающая хмурилась, поджимала губы, а после встречи заявила, что повидается со своим знакомым дворцовым охранником. Попробует развеяться. Мы не возражали.

На обратном пути в Храм Гарима спросила, не ссорились ли мы с Передающей. Я без утайки рассказала и о приглашенном на время ужина мужчине, и о том, что Абира пыталась мной командовать и старалась не общаться.

— Ничего необычного, — пожав плечами, подытожила я.

— Нужно посоветоваться с господином Тимеком, — нахмурилась сестра. — Не представляю, что с ней делать.

Жрец, как я и предполагала, ничем не помог, но настроился на долгий разговор. Хорошо, что пришел Ферас, и у меня появился предлог уйти. Воин ежедневно приходил ко мне с донесениями, передавал некоторые дворцовые новости и рассказывал о делах закрытого посольства. По его словам, сарехи временно примирились с тем, что посла тщательно охраняют ото всех и от соотечественников тоже. Но я боялась, что долго так продолжаться не будет, а Ферас укрепил подозрения.

— Неделю, может, полторы сарехи еще потерпят. Потом посольство атакуют, — он ронял фразы хмуро, уверено. И я чувствовала его правоту. — Надеюсь, к тому времени что-нибудь уже прояснится, а послу предъявят настоящие обвинения. С ними сарехи смирятся.

Я была с воином совершенно согласна. Несдержанные и вспыльчивые северяне к законам и судебным решениям относились уважительно. Оставалось надеяться на скорое появление принца Ясуфа со свитой и на разговорчивость господина Тевра… Гарима не сомневалась в том, что он как-то замешан, хотя предпочитала о нем не говорить вовсе. Очень быстро переводила разговор на другую тему, стоило мне обронить хоть слово о советнике принца. Но без сведений от него мы по-прежнему бродили впотьмах и не знали правды.

— Говорят, принцессе Теллими нездоровится, — нарушил задумчивое молчание Ферас.

— Что-то серьезное? — забеспокоилась я.

Он медленно покачал головой:

— Никто не знает точно. Она отказалась от услуг лекаря, назвала все легкой слабостью, — его голос звучал не слишком убедительно. Будто воин сам не до конца верил своим словам. — И все же отменила уроки фехтования. Дважды. А до того несколько лет не пропускала ни единого.

— Хм, будем надеяться, что и в самом деле ничего страшного не случилось, — озадачено постукивая пальцами по подлокотнику, пробормотала я. — Не допускаю даже мысли, что господин Мирс не заметил покушение… Также не верится, что неважное самочувствие принцессы вызвано недугом… Она молода, и прежде о ее недомоганиях я не слышала…

— Сейчас у всех посвященных тяжелые времена, — тихо ответил Ферас. — Возможно, это от долгих волнений. Нельзя пренебрегать таким простым и действенным лекарством, как отдых.

Мы вроде бы продолжали говорить о принцессе, но Ферас смотрел на меня, интонации мягкого голоса были едва заметно ласковыми. Тогда поняла, что на самом деле воин журит меня. За то, что не давала себе отдыха, а единственными отдушинами стали вечера с Ингаром. Встретившись взглядом с Ферасом, вдруг почувствовала какую-то неясную общую неправильность последних дней. Странное ощущение, ускорившее сердце, покалывающее кончики пальцев волнением. Необычное ощущение, неприятное. Смутное беспокойство.

Оно весь вечер было моим спутником, даже Ингар не смог отогнать его.

— Ты сегодня много молчала, — заметил он, прощаясь.

— Да, наверное, — я изобразила улыбку, погладила его по плечу. — Ты уж прости. Сейчас многое происходит.

— Догадываюсь, — спокойно ответил он, притянул меня к себе. — Ты красивая…

Его рука обжигала спину через тонкую ткань, а губы мягко коснулись моих.

— Я хочу тебя, — прошептал он и, положив палец на мои губы, добавил: — Не отвечай… Пока мне достаточно, что ты знаешь…

Он выпустил меня из рук, улыбнулся и тихо вышел из комнаты. Сердце колотилось, щеки горели огнем, все мысли из головы выветрились. Я тоже желала Ингара. В тот момент так сильно, что оставалось удивляться, как не выбежала за ним, не повисла не шее, не остановила, позволила уйти…