Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 57

В храмовой тюрьме было тепло, большое зарешеченное окно просторной камеры выходило в сад. Наверное, поэтому в помещении пахло жасмином. Я замерла у окованной железом двери, сарех сидел передо мной на широкой кровати, на каменном уступе в изголовье лежала книга. Указания Гаримы стражники выполняли в точности и старались сделать эти дни для чужеземца наименее напоминающими заключение.

— Я уж думал, ты обо мне забыла, — вовсе не так воинственно, как я предполагала, ответил на приветствие Ингар.

— Нет, не забыла. Ты прости, что пришлось тебя запереть, — покаялась я. — Но ты мог серьезно помешать.

— Да, я бываю порывист и нетерпелив, — сарех пожал могучими плечами. — Нет людей без недостатков.

И этот ответ прозвучал удивительно сдержано для Ингара. Оставшийся в коридоре у приоткрытой двери воин передвинулся, чтобы лучше видеть сареха. Тот бросил на охранника сердитый взгляд и вновь на несколько мгновений стал самим собой. Это меня успокоило куда больше той вежливой улыбки, которую он вновь изобразил, посмотрев на меня.

— Конечно… Не будь это делом государственной важности, я не стала бы прибегать к таким мерам, — старалась говорить твердо, чтобы сареху не пришло в голову спорить.

— Рад, что ты заботишься об Империи, — ухмыльнулся Ингар. — Ты пришла рассказать мне новости?

— Не только, — я покачала головой. — Ты можешь уходить.

— Почему это вдруг? — настороженно нахмурился он.

— Мы узнали от господина Далибора почти все, что хотели, — ответила я обговоренной с Гаримой фразой.

— И что же именно вы узнали? — его тяжелый взгляд, неприятный тон и сложенные на груди руки не расположили бы к доверительной беседе, даже будь у меня желание рассказывать.

— Ты же понимаешь, что идет расследование. Я не могу ничего сказать, — я отрицательно покачала головой.

Он выпятил нижнюю челюсть, явно злился и хотел ответить грубостью. Но, к немалому моему удивлению, превозмог себя и ответил коротко, но вполне спокойно:

— Понимаю.

— Это радует, — осторожно заметила я.

— Так какими же новостями ты пришла поделиться? — Ингар неприязненно кривил губы и явно заставлял себя говорить мирно. Мне же с каждой минутой становилось все трудней находиться рядом с ним.

— Человека, убившего твоего отца, осудили. Но ты это и так знаешь. Ритуал прошел без неожиданностей. Мы с сестрами заключили его душу в кристалле.

— Жаль, я этого не видел, — хмуро бросил сарех.

— Главное, ты знаешь, что преступник понес наказание. Это важней всего, — я была готова к такому упреку, но больше прощения просить не собиралась, равно как и оправдываться.

— Да, конечно, — вцепившись себе в плечи, ответил Ингар.

Последовавшая долгая пауза была неприятной. Я чувствовала растущее напряжение поразительно молчаливого сареха и хотела только одного: уйти, уйти из камеры и закончить, наконец, этот тягостный разговор. К счастью, мне оставалось только передать просьбу Гаримы.

— Тебя наверняка будут спрашивать, где ты пропадал эти дни. Отвечай, пожалуйста, что выполнял срочное поручение для Храма и ездил в Димени. Хорошо?

Хотелось распрощаться, оставаясь при этом вежливой. К сожалению, мои старания были истолкованы превратно. Ингар издевательски ухмыльнулся:

— Разумеется, этим я окажу тебе большую услугу, Забирающая.

— Нет, — сжав кулаки, я пыталась сохранить остатки терпения. — Не мне. Себе. Все знают, что оказаться в этой тюрьме можно только, оскорбив жрицу. Это преступление. А если будешь язык распускать, о нападении и угрозах тоже узнают. Вирой точно не отделаешься. За это на каторгу ссылают или казнят. Так что сделай себе одолжение, рассказывай то, что велено!

С этими словами я решительно распахнула дверь и вышла. Ингар не останавливал.

В коридоре, кроме сопровождавшего меня охранника, был и господин Шиан. Говорить с ними грубо не хотелось, а после беседы с Ингаром на ум шли только резкие, едва ли не оскорбительные высказывания. Поэтому я прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вздохов и постаралась успокоиться. Колотящееся сердце постепенно замедлялось, противная дрожь в пальцах ушла. Встретившись взглядом с начальником охраны, я указала на приоткрытую дверь в камеру:

— Он может идти.

— Как прикажете, сиятельная госпожа, — легко поклонился господин Шиан. — Не могли бы вы уделить мне минуту? Я знаю, что время уже позднее, но разговор важный и не терпит отлагательств.

— Конечно, — согласилась я, успешно скрыв за доброжелательной улыбкой настороженность.

Судя по всему, тема была неприятной. Воин волновался так, что у него дрожали руки, даже стены родного кабинета не придали ему решимости. Господин Шиан избегал взгляда в глаза, закрыл дверь, чтобы мой сопровождающий не слышал беседы. Он даже не отваживался сесть за свой стол без моего разрешения.

— Я нижайше прошу прощения, сиятельная госпожа, что начинаю этот разговор, — заговорил воин. — Мне самому крайне неприятна сложившаяся ситуация. Но, надеюсь, вы поймете меня правильно. Верно оцените положение, в котором я оказался.

Я не прерывала этот поток вводных оправдательных фраз, только старалась всячески показывать расположение. Знала по опыту, что тарийцев, разговаривающих со жрицей, лучше не торопить. Воина моя благожелательность подбодрила, и он перешел к сути.

— Господин Ингар оказался в камере по вашему распоряжению. Он провинился перед вами и его судьба в ваших руках, хоть вы по доброте своей не пожелали наказывать его за неподобающее поведение. И вы впервые пришли поговорить с ним сегодня. Простите мне, что я вмешиваюсь в дела жриц… Это чудовищная непочтительность, и я очень надеюсь, что вы все же простите мне эту наглость. Я должен вам сказать, что вы не единственная навещали господина Ингара.

— Вы совершенно правильно поступили, решив рассказать мне об этом, — заверила я, и воин немного воспрянул духом. — Кто же еще приходил?

— Сиятельная госпожа Передающая навещала господина Ингара дважды. Последний раз всего за час до вашего появления, — по-прежнему робея, ответил господин Шиан.

Ах, вот о каких делах жриц шла речь! Теперь стало понятно, отчего воин так смущался и волновался. Требовалась немалая отвага, чтоб вмешаться в отношения жриц с мужчинами и между собой. По тарийским меркам, начальника охраны можно было считать героем!

— Как долго она там пробыла? Они о чем-то разговаривали? — спокойно уточнила я, сообразив, что в камере пахло не давно отцветшим жасмином, а новыми духами Абиры.

— Оба раза сиятельная госпожа Передающая отсылала сопровождавшего ее воина охраны. Поэтому неизвестно, о чем был разговор. Она не заходила в камеру и оба раза говорила с господином Ингаром недолго, — выжидающе поглядывая на меня, сказал господин Шиан.

— Я признательна вам за сведения, — с легкой улыбкой поблагодарила я. — Если госпожа Абира и господин Ингар снова встретятся в доме жриц или где-то в городе, дайте мне знать, пожалуйста.

— Как пожелаете, сиятельная госпожа Лаисса, — пообещал начальник охраны, склонив голову.

— Госпоже Абире знать о нашем разговоре не стоит, — подчеркнула я.

— Благодарю, сиятельная госпожа, — с видимым облегчением ответил воин.

Поведение Абиры удивляло и настораживало. Сарех ей не нравился. Не мог нравиться уже потому, что не отличался достаточной почтительностью. Вообразить, что Передающая добровольно станет общаться с не боготворящим ее человеком, не получалось. Тем не менее именно это и произошло. Два раза, пусть не надолго, но Абира сама приходила к Ингару. Зачем?

На роль любовника он не подходил. Резкий, грубый, несдержанный, способный на жестокость сарех не терпел жриц, отрицал все, что было связано с тарийскими богами. Оказавшись за решеткой в Храме, Ингар мог, по моему мнению, наговорить Абире только гадостей. Но она приходила второй раз… Зачем?

Этот вопрос не давал мне покоя. Обсудить новости с Гаримой, посоветоваться не получилось — за те несчастные два часа, которые я провела за ужином и в тюрьме, у сестры случился новый приступ. После него измученная Доверенная спала.