Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 6

Я дернула плечом.

— Ответьте.

— Хорошо. Это была вынужденная мера. Мое лицо после переделки, в которую я попал, годилось только для того, чтобы на нем сидеть… И конечно же, мне повезло с врачом. К тому же в день основной операции, когда мне заново строили вот это, — на сей раз Иван притронулся кончиками пальцев к своему носу, — он явно находился под особым покровительством муз с Олимпа… Получилось несколько слишком… Вы не находите?

Я невольно рассмеялась, поразившись его пренебрежительно-шутливому и какому-то отстраненному отношению к собственной внешности.

— Спасибо за откровенность.

— Позвольте и мне спросить… Боюсь, мой вопрос тоже не будет блистать корректностью, но по всей видимости, мне стоит знать… Где отец Васи? Он оставил вас? Развелся?

— Нет. То есть… В общем, Васька считает своим отцом моего бывшего мужа, в то время как его настоящий отец не знает, что у него есть сын. Надеюсь, все так и останется… — почти шепотом закончила я.

— Простите.

— Вы правы, вам следовало это выяснить… Только теперь я очень рассчитываю на вашу сдержанность…

Он кивнул.

— Простите еще раз…

— Уже два, — я попыталась улыбнуться. — Еще одно извинение, и мы с вами будем в расчете.

— Простите, — с готовностью произнес он, но не формально, в шутку, как того можно было бы ждать, а действительно искренне, тепло. — Мир?

Иван протянул руку, зажатую в кулак, от которого смешно оттопыривался согнутый мизинец. Я зацепила его своим, и мы несколько раз тряхнули соединенные таким образом руки, торжественно произнеся хором: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Мимо, улыбаясь, прошел тот самый мужчина, которого я заметила в дверях мастерской, перед тем как врезаться в Ивана, и приняла за еще неизвестного мне претендента в воспитатели сына. Как же я обманулась!

Иван, а к моменту нашего с Перфильевым отъезда мы уже твердо перешли на «ты», понравился мне. Я имею в виду в качестве воспитателя для сына. О том впечатлении, которое его античный профиль и фигура, по сравнению с которой Давидова была узкоплечей и толстопопой, производили непосредственно на меня, грешную, лучше было совсем не упоминать. Прошло уже достаточно много лет с тех пор, когда один только взгляд на мужчину приводил меня в состояние щенячьего восторга. То ли способные всерьез взволновать меня особи противоположного пола перестали встречаться на моем пути, то ли опыт был слишком горьким…

В общем, как бы то ни было, но возвращения домой я ждала с огромным нетерпением. Обратно мы добирались не с шикарным самолетом, который вез правительственную комиссию, а своим ходом. Сначала с оказией до Минеральных Вод, а там уже обычным рейсовым самолетом в Москву. Это устраивало меня, потому что на внуковской стоянке томилась моя машинка. Ваське же было все равно. Еще из Минеральных Вод мы позвонили в диспетчерскую телекомпании, и наш синенький фордик должен был ждать его и технику почти у трапа.

Самолет приземлился в Москве глубокой ночью, и мы разошлись, договорившись созвониться, как проснемся. Василий, подгоняемым как всегда злющим и заспанным шофером, укатил в контору, чтобы сдать вверенную ему на время командировки дорогостоящую аппаратуру, а я, зевая, поплелась к моей практически в одиночестве поджидавшей меня автомобилине. Через пятнадцать минут безуспешных потуг, я с прискорбием должна была признать, что это не моя машина, а лишь ее хладный труп. Через двадцать я злобно пинала ее ногами, а через полчаса начала дремать, с максимальным удобством устроившись на водительском сиденье в ожидании утра и возможной помощи.

Однако заснуть мне не дали. Я вскинула голову оттого, что кто-то настойчиво постучал в стекло прямо возле моего уха. Это был какой-то незнакомый тип и, опасаясь неприятностей, я лишь проорала, чтобы он шел своей дорогой и оставил меня в покое. Но он настаивал, и я решилась приоткрыть окно, тем более что впечатление он производил вполне благопристойное — солидный, в добротном пальто и темной лужковской кепке, плотно сидевшей на его почти круглой голове. Больше ничего разглядеть не удавалось — светать еще только начинало, да и далекие фонари светили ему со спины.

— Простите, у вас наверно проблемы с машиной?

— Да. Не заводится, зараза.

— Я могу помочь…

— А что попросите взамен?

Он рассмеялся.

— Да ничего! Встречать меня приедут только через час-полтора, багаж такой, что без помощников я с ним и шагу ступить не смогу, на вокзалах и в аэропортах мне спится плохо, да и смысла уж нет, вот и слоняюсь без дела.

— Добрый самаритянин? — недоверчиво глядя на его темный силуэт, переспросила я.

— Не совсем. Скорее почитатель таланта. «Лавровая ветвь» вам досталась совершенно заслуженно.

— О господи, — я рассмеялась.

— Не волнуйтесь. Я понимаю, что вылезать вам страшновато — все-таки ночь, а тут какой-то тип со странным предложением… Просто дерните рычаг, чтобы капот открылся, а я уж посмотрю что там.

Я мгновенно представила себе, как я открываю капот и через минуту вижу как коварный незнакомец бежит от меня прочь, зажимая под мышкой похищенный аккумулятор… Это было так нелепо, что опасения мои как-то сами собой рассеялись. Я потянула на себя ручку под приборной доской, а потом выбралась из машины сама, чтобы посмотреть, что он будет делать с внутренностями моей девочки.

Через полчаса безуспешных попыток реанимировать ее, неизвестный доброхот сдался.

— Ничего не понимаю, — жалобно возвестил он, начиная вылезать из-за руля. Потом внезапно притормозил, сунулся к приборной доске — приходилось нагибаться, потому что лампочка внутри машины почему-то тоже не горела, и вдруг оглушительно захохотал.

— В чем дело?

— Женщина за рулем — это понятно, но я-то хорош! Мария Александровна, да у вас же ни капли бензина нет!

— Как нет? — растерянно спросила я, отчетливо помня, что заправилась по пути во Внуково, перед отлетом, а значит, бак должен быть почти полон.

— Вот так и нет! Что будем делать?

— Спасибо. Вы и так честно потрудились на мое благо. Теперь я все сделаю сама. Заправка здесь недалеко, а в багажнике у меня есть канистра. Спасибо еще раз.

— Да не за что. И счастливого пути. Теперь всем смогу рассказывать, как «чинил» машину Марии Луневой.

— Можете и поднаврать чего-нибудь. Я не обижусь.

— Спасибо. Не премину, — он еще потоптался рядом, а потом пошел в сторону аэровокзала.

Я же открыла багажник, достала из него канистру и, заперев свою недвижимость, побрела в сторону бензозаправки. Девица в окошке оказалась большой говоруньей и в два счета просветила меня, что на стоянке, хоть она и платная, еще как шалят. И совсем не дети, а сами сторожа — сливают бензинчик из оставленных машин только свист стоит.

— Правда, с вами они что-то переборщили, раз вы «обсохли». Обычно оставляют немного, чтобы «клиент» километров на пять успел отъехать…

— Да, дела, — вяло отозвалась я и, расплатившись, побрела обратно.

Небо уже серело, когда я наконец-то завела свою подружку. На выезде к шоссе фары неожиданно выхватили из сумеречной тени, которую отбрасывали на дорогу нависающие ветви деревьев, знакомую фигуру моего неудавшегося спасителя, и я притормозила.

— Что это вы тут делаете?

— Да вот вещички мои в машину влезли, а я сам нет, — мужчина рассмеялся.

— Садитесь, подброшу.

— Вот спасибочки!

— Куда вам… — начала я и внезапно осеклась, даже через довольно толстую куртку почувствовав, как в бок мне ткнулось что-то жесткое, опасное, почему-то не оставлявшее сомнений в сущности своей природы.

— Прямо, Мария Александровна, и без резких движений, пожалуйста. Я сообщу вам, когда потребуется свернуть.

— Кто вы?

— Я уже имел честь сообщить вам — почитатель таланта.

— Что вам нужно?

— Про то я знаю сам, — почти пропел похититель и внезапно рявкнул. — Нажми на гашетку, дорогая, у нас не так много времени!