Печать Древних (СИ) - "Johann Walcvur" - Страница 110

— Мы и так три или четыре дня провели около него, братец, — фыркнула Сандрия. — Еды у нас нет… мы мёрзнем.

— Да, но…

— Довольно споров, — буркнул Энард и поморщился от боли.

***

В который раз уже Сев оглядывался на дверь: какой-то суеверный страх поселился в его сердце, будто бы городское чудовище каждую ночь ходило вокруг его таверны, царапая стены и глухо завывая под окнами. «Проклятие Ветмаха» — так называли зверя горожане и гости города, которым не повезло прибыть сюда в сей час.

Сев бы запаниковал, не смог бы даже дремать, если бы у его стойки не сидели драконоборцы, единственные истинные защитники беспомощных обываетелей от жестокого зла. «Громовой Рог» наполнялся снова: наёмники уходили из разорившихся и сожжённых гостиниц к Севу, и весь этот сброд мог маяться и пьянствовать целыми днями, оттого разбойники, воры, дезертиры и охотники с каждый глотком становились всё злее — нет работы, нет девки, деньги подходили к концу. Кто мог, тот сбежал, и на их долю выдалась более короткая и оживлённая судьба, а те, кто остались, ждали медленно идущего рока. А таковой, судя по рассказам драконоборцев, существовал: Ветмах сдан магистру Ветер, а через Арецетову Рожь собирались пройти наёмники Рубинового Войска. Хуже осаждённого города, пожалуй, нет ничего, кроме того же города, охваченного эпидемией.

Сев уселся на табурет, спрятавшись за стойкой, и, слушая разговоры драконоборцев, достал пузырь вина, сделав три больших глотка прямо с горлышка. Каждое обращение с заказом стоило кабатчику больших нервов. Сколько ещё он продержался бы в здравом рассудке, если, конечно, тот уже не сдался?

— Ещё пара дней, — пробурчал тихо Сев, перестав вникать в слова драконоборцев, — и закрываю нахрен таверну. Пускай все эти выродки дохнут на улицах… отдам перекупщику… хоть за десятую часть от стоимости… проклятие.

Двери громко раскрылись, потянуло холодом. Наёмники зашевелились, стали отворачивать лица. Сев выглянул из-за стойки, и у него от души отлегло — стража, десять мечей. Драконоборцы один за другим развернулись.

— Господин претор, — поприветствовал усатого стражника Аарон. — Неужели уже утро?

— Если так можно выразиться, господин драконоборец, — Терамин вытащил пару монет. — Тёмного, хозяин.

Сев засуетился. Девок у него не осталось, а потому приходилось всё делать самому.

— Я провёл всю ночь в работе, — говорил капитан стражи. — И полагаю, что чудовище прячется в канализации.

— Как пить дать, — фыркнул Хеймерин. — Всю ночь на эту хрень потратили, претор?

— Не совсем, — сухо ответил Терамин. — Нашёлся один рапорт, который почему-то был завален кучей бесполезной бумаги, — он зло взглянул на стражников, — в нём я отыскал, стало быть, донесение одного из моих парней. Чудовище пару раз вылезало из одного и того же прохода, а именно из главного, покуда этот же боец не закрыл выход на ключ и не обвязал его цепью.

— Близко логово, — отметил Хеймерин.

— Это ещё не всё, господа драконоборцы, — Терамин махнул рукой, и стража, расступившись, подтащила к стойке женщину. Сев поставил пинту эля на стол, загрёб монетки и взглянул на неё исподлобья:

— Беллис?

Без сомнения, это была она. Из-под вишнёвого плаща выглядывало бледное перепуганное до смерти личико его рыжей работницы. Девку подтащили к стойке, поставив между драконоборкой и капитаном стражи: губы её дрожали, из-под рукавов виднелись перевязанные кровавой тряпкой ладони.

— Беллис, клянусь богами-прародителями, где ты пропадала?

— Зверь, — у неё зуб на зуб не попадал. — Он был бессмертен… неуловим… я хотела вместе с наёмниками… тварь, крадущаяся в темноте.

— Ты его видела? — Сев вышел из-за стойки. — Он тебя видел….

— Он шёл за мной… искал.

Сев осёкся: драконоборцы и стража внимательно их слушали. Беллис тоже оглянулась на них, задержала взгляд на светящихся глазах.

— Единственная, кто пережил встречу со зверем, — произнёс холодно Терамин. Сев передёрнулся — с каким безразличием и усталостью в голосе говорил капитан стражи.

— Боги сами даруют нам все средства, — наконец, сказал Аарон. — Беллис, так? Ты нужна нам, чтобы выманить зверя.

— Нет! — она бы побежала, но сил оставалось мало. — Я не вернусь к нему!

— Что ж вы такое говорите! — заступился за девку Сев. — Вы же защитники простого народа от зла! Девочка столько пережила!

Он не знал, зачем решил её защищать. Она была для него никто: ни дальняя родственница, ни любовница. Быть может, с возрастом к кабатчику пришла сентиментальность.

— Хочешь, чтобы зверь пришёл к тебе, хозяин? — вмешался Терамин. — Чудовище необходимо выманить и покончить со всеми зверствами.

— Не волнуйся, — сказал Хеймерин. — Трое драконоборцев, десять лучших солдат из стражи… мы не дадим тебе умереть. А вот славу и награду — ты сможешь получить и уехать из этого проклятого города.

— Нет, нет и ещё раз нет, — не отступал Сев. — Пусть чудище приходит сюда. Вы его тут и прикончите.

— Пока он будет идти, — произнесла уже Памире. — Могут пострадать ещё десятки невинных горожан.

— Если он, конечно, заявится сюда этой ночью, — Аарон стукнул пинтой. — Ладно, вы не оставляете мне выбора. При преторе и капитане стражи, я, как воин Ордена Драконьей Погибели, правом, данным мне Капитулом Рунайро, призываю Беллис к помощи в борьбе со злом. Господин претор, что-нибудь скажете против?

— Никак нет, господин драконоборец, — пробурчал Терамин. — Господин кабатчик, будьте любезны не мешать имперскому правосудию. Зверь уже давно должен быть казнён.

Сев прикрыл уставшие глаза, повернулся к перепуганной до смерти Беллис. Памире сползла со стула, подошла к ней, нежно обняла за плечи:

— Пойдём, милая, я приведу тебя в порядок. Не волнуйся, главное. Мы покончим с гахтаром прежде, чем он коснётся тебя.

Хеймерин размахнулся, его тяжёлый широкий меч, предназначенный, чтобы разрубать драконью чешую, лёг на цепь решётки канализации. Колечки со звоном посыпались по мокрой брусчатке, добежали до носочков сапог Памире. Она еле заметно передёрнулась, искоса посмотрела на абсолютно невозмутимого Аарона, потом на капитана Терамина, что нервно поглаживал пышные усы.

— Замок, — бросил Хеймерин, отходя в сторону.

Терамин трясущимися руками вставил ключ в скважину, повернул и со скрежетом раскрыл ворота в подземные туннели. Аарон кивнул страже, и солдаты взяли под руки Беллис, толкая ко входу. Хеймерин намотал серебряную цепь с шипами на лезвие драконьего клинка, отошёл, укрывшись под навесом хижины. Аарон вытянул меч, сверкнувший серебристым напылением, и встал за спиной трактирной девки. Памире заняла позицию перед стражниками, ощетинившимися копьями.

— Вы можете идти, капитан, — сказал желтоглазый драконоборец. — Обеспечьте безопасность улиц… Беллис, — добавил он тихо. — Как только увидишь его тень, уходи в сторону. Пусть увидит меня.

Она судорожно кивнула. Терамин вскорости покинул проулок, пожелав страже и драконоборцам удачи. Памире натянула лук, прислушалась: над городом шумели ветра, и с неба падали маленькие льдинки. Демон побери эту погоду.

Аарон поставил меч, сложил на него обе руки. Он замер, будто бы уйдя в глубокий транс, лишь его глаза переливались драконьим пламенем. Затих и Хеймерин, тоже уставившись в одну точку, заложив оружие. Памире так не могла. Никто не мог, кроме посвящённых воинов Драконьей Погибели. Стражники напряжённо вглядывались в тёмную арку входа, тряслись от холода и страха, а рунарийка жевала нижнюю губу. Хмель уже покинул её, и нутро лениво царапал зарождающийся ужас. Наступила тишина, только начавшийся град с дождём постукивали по крышам.

Памире начала считать до десяти, держа в уме каждый десяток, и так до ста. В деревне, в которой она росла, рунарийкам и остваркам надлежало справляться с работой в поле, со скотом, выглядеть прилежно и много не умничать, а иначе, чего недоброго, замуж не возьмут. Её образованием занялся Хеймерин — закоренелый вояка и на вид бездушный убийца, он оказался из числа бастардов какой-то особо разгулявшейся аристократки, а потому знал некоторые науки, да и в Ордене от безграмотных избавлялись, обучая их чтению, письму, математике и истории. Каждый свободный вечер Памире и Хеймерин проводили за какой-нибудь книжкой, которые драконоборец неизвестно откуда доставал, на грязи рисовали руны, превращая их в слова, а у костра, перед самым сном, Аарон рассказывал что-то из истории — он был лучшим рассказчиком, какого только Памире встречала.