Озимандия (СИ) - Терновский Юрий - Страница 8

— Что-то случилось? — не выдержала долгого молчания сидящая за соседним столиком, лет пятидесяти, пышногрудая и круглолицая Лидия Федоровна, предпочитающая конский хвост всем прическам на свете и водку, как единственное утоляющее жажду средство против пота.

— Моя сегодня дома не ночевала, — Елена Сергеевна принялась серебряной ложечкой размешивать сахар в чашке.

— Первый раз, что ли?

— Первый…

— Первый не последний, — постаралась успокоить подругу Лидия Федоровна. — Моли бога, что бы только в подоле не принесла, да ширяться не стала, а все остальное ерунда. Моя Катька, тоже мне нервы попортила, пока замуж не вышла. А то размалюется, напялит свою юбку, что и трусы то не прикрывает и является только под утро с распухшими губами, стерва. Я ее так один раз ремнем отходила, когда она в очередной раз приперлась, да еще и пьяная в стельку, что долго, долго потом домой вовремя приходила. А тогда, представляешь, пропала на целых три дня, как потом выяснилось, в Ленинград ездила на экскурсию. Знаю я, на какие такие экскурсии она ездила. И ты, Лен, не волнуйся, все образуется, вот уведешь. У них время сейчас такое дурное, думают, что уже все знают, а ведь на самом деле ни хрена ведь ничего еще не знают, вот и бесятся, — Лидия Федоровна тоже решила попить чайку и потянулась к стоящему между цветов на подоконнике чайнику. — А как вышла замуж за своего Петьку, — продолжила она, — так как словно подменили. Родила ему двойню и всю дурь из головы, как ветром выдуло, — рассмеялась в самом конце своего повествования женщина. — Так, что не расстраивайся. У тебя Лика, девка умная, ты ей только ремня один раз всыпь, как следует, и все будет хорошо…

— Надеюсь, — вздохнула Елена Сергеевна. — Лишь бы только с ней ничего не случилось. Скоро обед, а она так не разу еще и не позвонила.

— Странно, — Лидия Федоровна подула на чай и сделала маленький глоток. — На нее это как-то не похоже…

— Вот именно, — Елена Сергеевна почувствовала, что ее надуманному оптимизму приходит конец и, что еще немного, и она сорвется. «Надо что-то делать, — прошептала она и потянулась к диску телефона, быстро вспоминая номер подруги дочери, — иначе я сойду с ума».

— Здравствуйте, — услышала она нежный девичий голос.

— Здравствуйте, — обрадовалась Елена Сергеевна, — я мама Лик…

— С вами говорит автосоветчик Риты. К сожалению для вас, дома нет никто, дома нет никто… Советую позвонить позднее…Ха-ха, ха-ха, ха-ха… пип-пип-пип…

— Ха-ха, — Елена Сергеевна в сердцах бросила трубку. — Дома нет никто… Весь мир сошел с ума… Я советчик одной дуры, Риты, кажется …Хи-хи, ха-ха…

Лидия Федоровна подозрительно покосилась в сторону смеющейся, но ничего не сказала, благоразумно решив промолчать. Елена Сергеевна хотела еще позвонить мужу на работу, и узнать какие там новости, но вовремя одумалась, решив, что раз сам не звонит, то значит, и новостей никаких нет. Вместо этого она позвонила Марине, второй подружке Лики, но та, хоть и оказалась дома, о местонахождении дочери ничего не знала. Тогда Елена Сергеевна попросила ее обзвонить всех своих общих с Ликой знакомых в надежде, что может, кто-то из них знает о ее местонахождении, или хотя бы, на худой конец, знает, где она была вчера вечером после двадцати ноль-ноль. К обеду, когда, наконец, позвонил муж, она уже была никакой. Первая пачка сигарет давно закончилась, да и вторая была уже полупустой, голова раскалывалась и посещающие ее мысли были одна мрачнее другой. Дома дочь так и не объявилась, а те немногочисленные ее друзья, оставшиеся в городе и не разъехавшиеся по курортам да по своим дачам, которых удалось по телефону откопать Марине, ничего, к сожалению, о Лике не знали и не слышали. Несколько раз она звонила еще Рите, но все время натыкалась на ее «советчика» и бросала трубку. «А еще вчера у нас все было хорошо», — обречено подумала она, со страхом снимая трубку звонившего телефона.

— Ты, чего это к телефону не подходишь? — услышала она в трубке приглушенный голос мужа.

— Боюсь, — не стала она выкручиваться. — Лики нигде нет.

— Она не звонила?

— Нет. А ты что узнал? — напряглась Елена Сергеевна.

— То же самое, — сказал муж, — но у меня новости лучше. В больницах и моргах города Москвы она, слава богу, не числится. А подругам ее ты звонила?

— Да, звонила, — Елена Сергеевна снова закурила. — Одной тоже нет дома, а та, что есть, ни чего не знает.

— Ну, вот видишь, — облегченно вздохнул Александр Васильевич. — Может они вместе, где со своей подружкой и отрываются, а ты слезы здесь льешь. Давай-ка, подождем вечера, вот увидишь, что все образуется…

— Хорошо, — согласилась она. — Давай подождем…

Эпизод II

Зверь был большой и сильный, гремучая помесь очень крупной собаки с волком. Совершенно черный, превосходящий своими размерами любого волка, он напряженно застыл на пригорке, упершись своими мощными лапами в склон холма. Принюхиваясь к незнакомым запахам, долетавшим со стороны города, или того, что от него осталось, зверь настороженно рассматривал его окрестности своими волчьими холодными глазами, ловя любой звук или шорох окружающего его пространства и готовый в любую минуту сорваться с места. Красный, спрятанный в дымке диск солнца, только показался из-за горизонта, обещая хоть какое то тепло после холодной ночи, но зверя это особенно не трогало. Густая шерсть спасала его от ночного холода, а днем было не на много, но все же теплее и этого незначительного потепления было достаточно, что бы зверю чувствовалось вполне нормально в этой тоскливой, совершенно лишенной каких бы то ни было проявлений жизни, обстановке. Серое безмолвие, окутавшее все вокруг, не особенно давало разогнаться несшим земле свет и тепло солнечным лучам. А легкий туман, стелющийся по самой ее поверхности, гасил и те немногие, ухитрившиеся все же проникнуть сквозь сплошную серую массу лучи света, когда-то, очень давно, и неизвестно кем, названную небом.

Зверь еще раз посмотрел в сторону города, потом задрал свою длинную черную морду к небу и протяжно завыл, оповещая всех, что он здесь хозяин на этой пустынной земле, покрытой густым слоем песка и снега, из-под которого кое-где изредка пробивались еще засохшие, лишенные каких бы то ни было листьев ветки редких, низкорослых кустарников. Это была его территория и ни кто не имел право на нее посягать: ни живой, ни уж, тем более мертвый.

Зверь был голоден. Уже шел четвертый день, как он прикончил свои припасы и больше ничего существенного не попадалось. Съеденная вчера метровая змея не считалась, ему требовалось мясо, а его-то как раз и не было. Многокилометровые ежедневные прочесывания пустынной территории изматывали силы, но результата не давали. Поэтому с каждым следующим днем, в поисках пищи зверь забирал все южнее и южнее, пока, наконец, и не оказался на этом самом месте, где сейчас и стоял.

Вот уже третий день зверь каждое утро приходил на этот пригорок и долго смотрел в сторону города, пугающего и манящего одновременно. Чутьем собаки он угадывал, что там есть, чем поживиться, но инстинкт волка удерживал его от этого опрометчивого поступка. Здесь в лесу все было привычно и понятно, зверь повернул морду и повел ноздрями своего мокрого черного носа, принюхиваясь к незнакомому запаху, а вот, что его ждало там, в том скоплении развалин и блуждающих теней, спрятавшемся в синеватой дымке, можно было только догадываться. Там могли быть двуногие, встреча с которыми ничего хорошего не сулила. Зверь очень хорошо знал, на что они способны, эти твари со своими красными флажками.

Давно это было и далеко отсюда, шла его третья зима. Снега тогда навалило много, дичи в тайге хватало и жизнь обещала быть чудесной. Молодой и сильный, он только что сошелся с понравившейся ему волчицей и у них, совсем недавно появилось несколько волчат, таких же черных и лохматых, как и он сам. Первое время несмышленыши только сосали мать, не открывая глаз и совершенно не показывая носа из логова, на поиск которого, кстати, волки потратили прошедшим летом очень много времени. Ни одна живая душа не должна была знать про их логово, ни одна… Слишком велик был риск потерять волчат и самим лишиться жизни, тем более что охотники, словно взбесились в поисках лесных трофеев, на месяц по несколько раз устраивавших облавы. Но тайга, есть тайга, и здесь есть, где спрятаться. Несколько недель волк с волчицей уходили все дальше и дальше на север, забираясь, все глубже и глубже в таежные дебри, поближе к непроходимым болотам и подальше от людских поселений, обшаривая попутно все укромные уголки, попадающиеся на своем пути. И вот, наконец, трудные поиски увенчались успехом и нора была найдена. Место было глухое, мрачное и совершенно непроходимое. Глубокий овраг, поросший густой, высокой травой, по диагонали пересекала большая, завалившаяся сосна, в мощных, вывернутых корнях которой они и решили устроить свое логово. Острые когти зверя впились в землю, углубляясь, все дальше и дальше под корень в глубь, выгребая оттуда и выбрасывая из-под себя огромные комья грунта и всякую другую, встречающуюся по пути, мелочь. Рыли по очереди. Когда уставал один волк, за работу принимался другой… И так без остановки до самой ночи, пока вырытая в земле яма не превратилась в приличную нору и не стала пригодной для жилища. После чего они как угорелые носились друг за другом по освещенной лунным светом поляне, высоко подпрыгивая и повизгивая. Он догонял её и валил на землю, затем вскакивал и сам пускался бежать прочь. Волчица бросалась за ним следом, догоняла его и… сцепившись в комок, они радостно продолжали катиться кубарем по уже изрядно примятой траве ничего не видя и не замечая вокруг.