Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 57

Один за другим, воины оборачивались, глядя на великих полководцев. Молча, но все было ясно и так.

Убить короля Элдар они не посмели бы. Но верить ему отказывались.

— Где он? — тихо спросил Регельдан у Гвенедора.

— В Храме, где еще. Молится.

От Храма до Совета было совсем недалеко, но Ильмар Элдар появился не меньше, чем через полчаса. Бледный, но совершенно спокойный, он был облачен в черные одежды, и ничем не отличался от прочих воинов — разве что необыкновенной осанкой.

Завидев его, воины притихли. Только что взвинченные до состояния, когда каждый готов был всадить бывшему королю нож в глотку, они растерялись, как овцы при виде волка. Ревиар Смелый едва сдержал усмешку.

Ильмар Элдар обладал этой особенностью, как и многие его родственники: парализующий волю, пристальный взгляд глубоких черных глаз словно выворачивал душу смотрящего до каждого потаенного уголка.

И сейчас провидец нес за собой свою Силу, как шлейф мантии. Она расползалась по огромному белому залу тенями и тьмой, ложилась, сворачиваясь, в углы, и — Ревиар сморгнул наваждение, оглянулся: похоже, так Оракул влиял на всех и каждого, включая своих же родственников. Медленно, наслаждаясь каждым движением, опустив руки и слегка прикрыв глаза, Оракул взошел на свое место — лишь маленькая каменная скамья под Древом, чуть-чуть возвышавшаяся над местами остальных воинов. Ильмар Элдар развернулся лицом к собранию, одернул костюм и сел. Сев, он закрыл глаза и улыбнулся, вслушиваясь во что-то, никому, кроме него, не доступное. После этого он вновь посмотрел на собрание, легко встал и спустился на ступеньку ниже.

— Я отрекаюсь, — негромко произнес он с той же отсутствующей улыбкой, — отрекаюсь.

Если бы он кричал, а от крика падали бы стены и осыпались стекла — это не могло бы быть внушительнее.

— Отрекаюсь.

Как будто именно теперь он, наконец, победил, выиграв в самой важной битве в своей жизни. Один против огромной армии.

— Отрекаюсь. Я, Ильмар Элдар, прошу у вас прощения за царствование, и склоняюсь перед троном, который выше меня, и перед законом, который меня сильнее.

Не было в зале того, кто, поклонившись Оракулу в ответ, не ощущал бы трепета. Перед воинами, в обычной обстановке совета, произошло немыслимое — отречение короля Элдар. И вот они, только что стремившиеся к переменам, получили свою, самую важную, вожделенную — и молчали, в ужасе, не зная, что делать дальше, на какое-то время потерянные еще сильнее.

— Латалена, — прошептал едва слышно Гвенедор, с трудом разрывая страшную тишину среди полководцев, — Финист Элдар. Прямой наследник.

— Его нет сейчас.

— Где он?

— Пусть она скажет от имени сына! Зовите ее!

— Где Солнце Асуров?

Собрание постепенно вновь наполнилось звуками голосов. Оракул же, спустившись вниз, спокойно уселся у Алого Древа, и с легкой полуулыбкой смотрел на воинов.

— Ох, меня пробирает, — пожаловался Гвенедор Ревиару, и тот не мог не согласиться, — что же будет теперь.

— Ничего не изменится, — ответил Ревиар, не сводя глаз с отрешившегося владыки, — у нас просто появилось время. Пока мы не отобьем Сальбунию и не уничтожим Мирмендел, ничего не изменится. Союз не откажется от войны.

Полководцы понимающе переглянулись и вместе вздохнули.

========== Родственники ==========

Ожидая посланцев с Совета, в этот день, леди Элдар не принимала гостей. Богато нарядившись с самого утра, Прекраснейшая неподвижно восседала на своем бархатном ложе, ожидая напряженно новостей. И они прибыли. По лицу своего кузена Латалена сразу поняла: ее ждут небывалые перемены.

— Миледи, — воины у дверей низко поклонились Прекраснейшей, но она прошла, даже не заметив их.

В слабо освещенном зале Латалена едва разглядела своего отца. Она поняла все, едва увидела, что он сидит не на своем «троне», а у его подножия; и, настороженно вслушиваясь в тишину вокруг, Латалена поспешила открыть лицо и поклонилась — не отцу. Пустующему трону.

— В свое время, — начал неспешно предсказатель, — я пообещал, что откажусь от короны, едва только мы вернем себе Элдойр. Тогда были живы мои сыновья и дети моих сыновей. Сегодня я сделал это.

Латалена едва сдержалась от того, чтобы не сжать ладони, и не показать, сколь сильно она взволнована.

Прекраснейшая оглянулась на воинов. Ревиар не смотрел на нее с самого начала, глядя в сторону, а остальные молча отвели глаза. Асурийка постаралась собрать всю свою силу и волю в кулак.

— Мой сын, Финист Элдар…

— Лишь один из воинов Элдойра, — голос Оракула посуровел, — и сейчас отсутствует.

— Наследник! — повысила голос Латалена.

— Не раньше, чем все с этим согласятся, и засвидетельствует он сам. На время войны — как принято за тысячу лет до нас — власть у воинов. У Совета и четырех полководцев.

Он коротко взглянул ей в лицо.

— Ты мать своего сына. Только поэтому ты здесь. Решение принято. Помни.

— Какой силы за моим сыном ты хочешь? — коротко бросила она, — золото? Княжества? Он Элдар, за ним — его имя!

— За нашим именем они больше не идут. Мечи. Копья. Дальнобойные луки. Другой силы Элдойр не признает сейчас.

Она кивнула.

— Хорошо. Ты увидишь эту силу.

…Когда Ревиар Смелый покидал совет, у него кружилась голова. Жадно глотая воздух Элдойра — пыльный, тяжелый — он не ощутил себя лучше.

Та власть, за которую Латалена готова была цепляться до последнего, отдали ему, как воину, и сейчас полководец на многое готов был пойти, чтобы от нее избавиться. И, судя по всему, теперь она решила вспомнить о том, что когда-то владела мечом и даже получила звание, несмотря на протесты своей семьи.

Ревиар оглянулся. У ворот собирались сопровождающие ее высочество воины, перебрасывались шуточками, обсуждали предстоящую им поездку на север, пытаясь за смехом скрыть страх.

«Всего пять десятков. Пять десятков добровольцев, пусть даже неплохих. А я ведь клялся не отпускать ее из Элдойра без охраны в отряд. До чего мы дошли, что я не могу даже этого сделать для нее».

— Латалена, — хрипло позвал полководец. Она оглянулась.

Ревиар Смелый считался самым отважным воином во всем Поднебесье. Не было битвы, в которой он не показал бы себя героем и мастером военного дела. Но взгляд мятежных черных глаз единственной женщины Поднебесья делал его беспомощным. Не потому, что она была красива: к ее красоте можно было привыкнуть, как слепец привыкает к своей трости, как привыкает воин к смертоносной мощи своего меча. И даже не потому, что она была умна, как мало кто из мужчин был умен.

— Ты могла просить меня сопровождать тебя. Как и тогда, когда у тебя был шанс бежать из Лерне.

— Город не должен оставаться без защиты, полководец, — ответила асурийка, отвернувшись, — а слабая женщина иногда может сделать то, чего не сделает армия сильных мужчин.

— Ты слабая женщина?

— …Ты знаешь меня, Ревиар Смелый. Я не отступлю.