Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 29

— Одного, — в конце концов признался ангел.

— Ты хотел сказать одну.

— Нет. Одного. Католического священника.

Значит, то и вправду было бесовское наваждение. И где же облегчение?

— Лилит добралась до несчастного во сне, опутала душу соблазном и увлекла в пучину смерти. Будь осторожен, когда спишь.

Что за нелепое наставление! Как будто можно хозяйничать в собственных сновидениях.

Дальше двигались молча. Даже Варя угомонилась и притихла: то ли устала и выдохлась, то ли репертуар исчерпался. Минут через двадцать на горизонте замаячила пластиковая будка остановки, а еще через час к ней подкатил междугородний автобус. Стоило для начала выяснить, куда тот направлялся, ибо кроме номера за лобовым стеклом не было никакой информации. Но, во-первых, Азариил уверенно велел залезать в салон, а во-вторых, голод отвесил крепкого пинка: Андрей был согласен катить хоть на край света, лишь бы добраться до магазина или кафе.

Натужно рыча, автобус затрясся по асфальту, виляя и подскакивая. Сухая вобла-кондукторша потребовала за проезд почти три сотни — грабеж средь бела дня! — после чего вручила отрывные серые талончики и с победным видом удалилась. Андрей кинул свирепый взгляд на ангела — тот проигнорировал упрек и с серьезной миной уставился в окно.

Под монотонное гудение, разомлев в тепле, Андрей задремал. Разбудило его деликатное прикосновение к плечу и негромкий возглас:

— Приехали.

Толком не продрав глаза, они с Варей вывалились из убаюкивающих недр автобуса и очутились на опушке заснеженного леса. Через дорогу начиналось поле, за которым вырастали холмы, покрытые деревьями и скромными цветными сельскими домиками. Умиротворяющая, благодатная красота, ласкающая взгляд.

— Дай догадаюсь: заночуем на лавке в местной церквушке, — угрюмо предположил Андрей, приметив среди разнокалиберных крыш голубые купола, — пока ты деловито рассекаешь небо, путешестуя по своим ангельским делам.

Азариил не повелся на вызывающий тон.

— Добрые и отзывчивые люди есть везде, — отозвался он спокойно. — Здесь ты пока будешь в безопасности.

— А почему нам нельзя к маме? — Варя задала вопрос, который наверняка вызревал давно. На ее порозовевшем от холода лице читалась тревога, и ответ, похоже, не явился неожиданностью.

— Там бесы устроят засаду в первую очередь.

— Так ведь надо предупредить?! — Варя от ужаса остановилась. — Я маме позвоню, она уедет к крестной, ей есть где укрыться…

— Все будет в порядке, — обнадежил Азариил, и Варя с неожиданной легкостью успокоилась. Преданность, безропотность и безграничное доверие, с которыми она следовала за ангелом, все сильнее беспокоили Андрея. С момента чудесного воскрешения в алтаре между Варей и Азариилом протянулась тонкая невидимая нить: неуловимые беглые взгляды из-под ресниц, трепетность и взволнованность с ее стороны вызвали сдержанное заботливое участие с его. Или Андрей слишком много фантазировал, ревностно придираясь по мелочам? Так или иначе, он чувствовал ответственность за неискушенную, наивную девушку, не ведавшую жизни, не знакомую с враждебностью большого мира, и ответственность эта тяготила и обязывала одновременно.

Извилистая дорога привела к подножию холма и полезла вверх кривыми переулками, петляя между избушками-развалюхами и латанным-перелатанным частоколом, обтянутым колючей проволокой. Где-то истошно надрывалась собака. У дощатого забора вмерз в землю ржавый остов «Жигулей». Дома на окраине являли собой образец печального запустения и какой-то униженной, оголенной нищеты. На веревках висело задубевшее от мороза белье: вытянутые майки, изношенные рубашки, затрапезные линялые пододеяльники… Раскрасневшаяся женщина в коротком драповом пальто и резиновых перчатках протиснулась в калитку и выплеснула из пластмассового таза мыльную воду. Андрей поглядел на нее со смешанным чувством неприязни и жалости.

Впрочем, бедность вскоре сменилась благополучием и даже зажиточностью. Попадались и двухэтажные особняки, и панельные строения, и респектабельные дачи за чугунными оградами, и просто добротные деревенские домики, обложенные модным сайдингом. Заснеженные улицы пустовали.

Андрей ожидал, что придется разыскивать приходского священника в доме при церкви и проситься на постой. Однако Азариил неожиданно свернул с широкой дороги, ведущей к храму, на соседнюю улицу, заложил крюк по узкой тропке через болото, заросшее тополями и осинником, и остановился у кособокой деревянной калитки.

— Куда ты привел нас, проклятый Сусанин? — кисло осведомился Андрей, чуя подвох.

Ангел обшарил окрестности медленным, внимательным взглядом и, удовлетворившись, толкнул дверцу:

— Входите.

Протиснувшись в узкий проем, они оказались в неухоженном саду. Здесь росли тонкие вишни и старые кривые яблони, частью засохшие, частью поломанные грозой или штормовым ветром. Кучи пожухлых листьев, собранные по чуть-чуть и не везде, лежали припорошенные снегом. Под ногами хрустели, давились и перекатывались замерзшие гнилые яблоки.

Мимо, по тропинке вдоль потемневшего, некрашеного деревянного дома пробегал мальчонка лет семи: худенький, белобрысый, с красными, как помидоры, щеками и блеклыми выпуклыми глазами. Завидев гостей, он приостановился.

— Привет! — Андрей с нарочито бодрой улыбкой взмахнул рукой — и пацана как ветром сдуло: только пятки непомерно больших сапог засверкали да затих в глубине двора вопль: «Ба-а-а-а!..»

— Чего это он? — опешил Андрей. — Как будто чудище увидел.

Азариил деликатно кашлянул:

— Вообще-то так и есть.

— Это ты обо мне?

— Подойдем ближе, — игнорируя вызов, предложил ангел.

Друг за другом, спотыкаясь и оскальзываясь на раздавленных яблоках, они пересекли сад, обогнули дом и остановились возле запущенных клумб, покрытых метелками сухих, померзших цветов. Слева к забору приткнулась баня и какое-то глухое деревянное строение, почерневшее от времени: то ли курятник, то ли крольчатник. Впереди за обширными кустами простирался огород.

В глубине дома громко хлопнула дверь, заскрипели ступеньки, и на пороге крытого двора возникла сухонькая, сморщенная, скукоженная старушка с клюкой, в цветастом фланелевом халате, шерстяных носках и истертом пуховом платке, накинутом на костлявые плечи. Из-за ее спины испуганно выглядывал все тот же мальчишка.

Старушка остановилась, и повисло молчание.

— Доброе утро, — выдавил Андрей, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Старуха не ответила. Ее мутный выцветший взгляд рассеянно скользнул по лицу Андрея и остановился на Азарииле.

— Вижу, — наконец прошамкала женщина беззубым ртом и вдруг, охая, кряхтя, скрипя и щелкая артритными суставами, опустилась на колени. Мальчик бросился помогать, но она лишь сердито шикнула: «Я сама!». Уткнулась носом в заиндевелую траву и прокаркала, задыхаясь:

— Благослови, святый!

Азариил помог ей подняться.

— Ба-аб, — пропищал мальчик, дергая ее за подол.

— Спрятаться вам нужно, — сказала старуха, глядя на ангела сквозь неожиданно набежавшие слезы просветленно и благоговейно. — Так я спрячу, укрою, ни один бес не прошмыгнет мимо евдокииной-то калитки, будьте спокойны.

— Ба-аб, — снова затянул мальчик.

— Что, родной?

— Это ангел, да? Как на картинке?

— Как на картинке, — глухо повторила старуха. Потом опомнилась: — О чем ты толкуешь!

— У него крылья, — мальчик задрал голову, и на его худом личике отразился такой непосредственный, искренний восторг, словно он действительно наблюдал нечто недоступное. Его глаза сияли, и Андрей внезапно подумал, что это сияние — отражение ангельского блеска.

— Разве не видишь? У него крылья! — мальчик рассмеялся и захлопал в ладоши. — Ты настоящий ангел, да? Правда-правда? Настоящий?

Азариил выглядел растерянным, даже испуганным и каким-то ранимым, будто человеческий ребенок своим звонким восторженным смехом разбил его броню и обнажил… что? Душу?

— Настоящий, — с тихой покорностью согласился ангел. И улыбнулся. Впервые.