Ученик колдуньи (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 50

Гвендолин в ужасе зажала руками лицо, не замечая, что плачет навзрыд. Где-то далеко-далеко одобрительно гудели зрители, кто-то от восторга даже заходился хохотом и свистом. Как же она ненавидели их всех в тот момент! Готова была броситься на арену и голыми руками защищать Айхе. И бросилась бы, если бы Нанну не вцепилась ей в плечи.

— Что это такое?! — завопила женщина и ткнула пальцем в даль.

Восточный горизонт, будто пропитываясь кровью, окрасился багровым.

— Тучи?

Усилившийся ветер взметнул с земли вихрь песка и каменной крошки и швырнул его в глаза дерущимся на арене. Айхе замотал мордой. Аргус отпрянул, из его боков высунулась пара черных рук и принялась тереть прикрытые пленкой рыбьи глаза.

— Это не Аргус творит, — озадачилась Нанну. — Что происходит?

Гвендолин ничего не замечала, кроме глухого рычания раненного дракона.

— Чего ты колупаешься! — заорал откуда-то снизу жирный ныряльщик. Его голос растворился в неистовом улюлюканье толпы, однако Гвендолин расслышала продолжение: — Порви ему глотку, пока он слепой! С такими саблями одного выпада хватит! Вот так! Молодчина! В брюхо меть, в брюхо! Тарань под дых!

— Смерть дракону! — подхватил квадратный. — Будет тебе сделка с ведьмой, выродок!

— Сделка… — пробормотала Гвендолин. В голове у нее вдруг что-то щелкнуло. — Договор! Ну конечно! Это же очевидно!

Она отыскала взглядом Кагайю: та по-прежнему восседала прямо по центру амфитеатра, прямая, как соляной столб, и столь же бесчувственная. Битва целиком завладела ее вниманием. Гвендолин могла поклясться: в эти минуты ведьма колдовством вытягивала из Айхе силы. Геликоприон наматывал круги возле ее исполинской прически.

— Мне надо уйти, — Гвендолин вскочила на ноги, опрокинув корзину. Та покатилась вниз по ступеням.

— Куда? — спохватилась Нанну.

— В замок. Не могу здесь больше находиться!

Не тратя времени на объяснения, Гвендолин кинулась вверх по лестнице. Оборачиваться не стала — если еще хоть раз взглянет на мучения Айхе, прикипит к месту и не сумеет ступить ни шагу, а драгоценные минуты утекали, и вместе с ними таяла жизнь мальчика-дракона.

Добравшись до последней террасы амфитеатра, внутренне обмирая всякий раз, как ее настигал надсадный драконий рев, Гвендолин помчалась через пустынную площадь во весь опор. Словно огнем палило пятки и смерть сидела на закорках, подхлестывая, охаживая незримой плетью по взмокшей спине и голым плечам.

Как же далеко находился замок! Как медленно приближались буйные заросли деревьев с розовыми цветами — теми самыми, что распускались лишь ночью и скидывали тысячи лепестков! Как быстро уставшие ноги налились неодолимой чугунной тяжестью, а под ребра впились чьи-то когти! Задыхаясь, Гвендолин несколько раз останавливалась: колени подламывались, пересохшее горло саднило от хриплого, урывочного дыхания. Силы восстанавливались медленно, и тогда новый отчаянный рывок приближал девочку к замку ещё на сотню шагов. Но что значила сотня, если впереди оставались тысячи и тысячи?

Когда серая каменная громада нависла над головой и потянулись нескончаемые розовые сады с беседками, кленовые аллеи и извилистые каналы, Гвендолин почудилось, будто минул уже не один час, и рваться дальше бесполезно: Айхе повержен, Аргус раскланивается и умывает окровавленные руки, Кагайя торжествует, а по лестнице спускается тройка мужчин с копьями, чтобы под громогласные аплодисменты ликующей, пресытившейся зрелищем толпы прекратить драконью агонию. Картина вспыхнула перед мысленным взором, до того отчетливая и красочная, что по щекам потекли непрошенные злые слезы. Досюда не долетал гомон с трибун, и даже рычание Айхе давно утихло. Здесь царила немая, застоявшаяся тишина. Замок точно вымер. Ни одного человека, ни единого древесного духа, вздумавшего напакостить в отсутствие хозяев, не попалось Гвендолин на пути. Никто не преградил путь, когда она, хрипя от рези в боках, взобралась на крыльцо замка и с мученическими усилиями на четвереньках поползла по ступеням вверх. Никто не остановил, когда, шатаясь, блуждала в зеленоватой подводной мгле, шарахаясь от аквариумных монстров, спотыкаясь о раскинувшиеся на полу коралловые рифы и выискивая одну-единственную правильную дверь среди десятков подобных. Никто не заметил, когда ввалилась наконец в кабинет колдуньи и, как подкошенная, рухнула на холодный пол. В бок словно ввернули штопор, ребра плавились в огне, сердце пульсировало где-то в глотке: того и гляди выскочит. Ноги отказали. Так она и лежала ничком, полумертвая от своего спринтерского забега, и не могла шевельнуть даже пальцем.

Но нужно было подниматься: напрячься, собрать в кулак волю и жалкие остатки сил. Она ведь даже оглядеться не успела прежде, чем грохнуться оземь. И не задалась любопытным вопросом: отчего Кагайя оставила святая святых — собственный кабинет! — не запертым?

Здесь ничего не изменилось с момента последнего — и единственного — визита Гвендолин. Те же битком набитые книжные стеллажи, будто несчастные скорченные атланты, подпирали потолок. Та же белесая жижа пузырились в колбах с червями, кишками и зародышами. Те же рыбы лениво ворочались в водорослях за толстым стеклом аквариумных стен. Тот же щит над погасшим камином, весь изрезанный и исколотый клинками.

Поднявшись на непослушные ноги, Гвендолин ухватилась за каминную полку и впилась глазами в строчки на пергаментах, написанные размашистым почерком с завитушками. Вот список гостей длиной в два метра, свешивающийся до самого пола. Вот статьи расходов за текущий месяц. Вот перечень зелий, исправленный чьей-то нервной рукой: не иначе как Дориан вычеркнул половину, с его точки зрения, лишнего. На пергаменте с золотой окантовкой — приглашение на празднество, посвященное дню летнего солнцестояния. А на почти истлевшем, выгоревшем, изжеванном клочке — абракадабра на неизвестном наречии. Похоже, слова заклинания или оберега. Было бы приятно думать, что ведьма болеет склерозом.

Только договора Айхе не было и в помине. И вообще никаких бумаг: ни подписанных кровью, ни простыми чернилами.

В глубине комнаты внезапно послышался шорох. У Гвендолин душа ушла в пятки. Правда, быстро вернулась на законное место, ибо вслед за шорохом раздался тоненький писк.

Крысы?

Она перебралась к столу. Игнорируя россыпи золотых монет, изящную чернильницу и малахитовую шкатулку, из которой свешивались жемчужные нити, перегнулась через столешницу и нащупала дрожащими пальцами ручки ящичков. В одном из них наверняка хранился договор Айхе. Только открой…

Писк повторился. Гвендолин обвела взглядом комнату и за камином, слева, обнаружила целое нагромождение клеток, штук пятнадцать, битком набитых крысятами.

— Ах вы, бедненькие, — она замешкалась, разрываясь между жалостью к животным, которых явно приготовили на съедение морским гадинам, и необходимостью быстрее отыскать договор Айхе. У нее совсем не оставалось времени! Воображение тут же услужливо подкинуло недавнее жуткое видение: мертвый дракон посреди беснующейся толпы монстров. Отгоняя наваждение, Гвендолин сморгнула слезы, шмыгнула и вытерла нос рукой.

Крысята запищали громче, цепляясь крошечными лапками за прутья, тычась друг в друга усатыми мордочками и пытаясь выбраться из западни. Словно знали об уготованной участи. Как бросить их здесь? Как позволить поганым ведьминым любимцам сожрать несчастных? Ведь каждый крысенок мог оказаться человеком! Ведь и Дэнни мог очутиться среди них!

Последняя мысль придала Гвендолин уверенности.

Время убегало. Минута промедления могла стоить Айхе жизни, а она тут возилась с крысами. Ситуация осложнялась тем, что прутья у клеток были железными и весьма добротными: не разогнешь. И каждая клетка запиралась на навесной замок.

— Ключ, — пробормотала Гвендолин, — он наверняка где-то рядом.

Отмахиваясь от подозрения о том, что ключ, в общем-то, мог находиться где угодно, она принялась обшаривать стол и близстоящие стеллажи. Крысы разразились протестующим писком.