Ученик колдуньи (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 49

— Черной неблагодарностью?

— Не то слово! Подловил его однажды, уже когда он подручником у госпожи устроился, и попросил замолвить перед ней словечко. И знаешь, что он мне ответил? Мол, знать меня не знает, со всяким отребьем не водится, и не пошел бы я куда подальше.

— Так прямо и послал?

— Ну, покультурнее, конечно. Он же у нас благородная кровь, — мужчина с отвращением сплюнул. — Зато теперь пусть поваляется в поту и грязи. Еще посмотрим, кто из нас отребье.

Гвендолин слушала, пытаясь проглотить застрявший в горле ком.

Поджарый дымчатый дракон на арене короткими, четкими выпадами налетал на бестелесное божество. Его гриву рвал поднявшийся ветер, чешуя поблекла в дымном мареве, но ни когти, ни клыки не достигали цели. Аргус парировал удары, изгибаясь и истекая тьмой. Стонали и гнулись жухлые, обезвоженные жарой клены и корявые сосенки, растущие на древних стенах амфитеатра. Их тени шевелились, будто живые, наползали друг на друга и двигались по ступеням и выщербленным камням арены против солнца, против всех мыслимых законов физики.

Гвендолин следила, не дыша, и чувствовала: каждое чудище на театральных склонах, каждый человек, робко жмущийся к стенам, ждет того момента, когда кто-то из противников решится прервать танец запугивания и нападет по-настоящему.

Первым решился Аргус.

Он вдруг развернулся к зрителям и вытянул руку, растопырив пальцы. Тьма захлестнула десяток террас. Раздались протестующие вопли, повскакивали недовольные духи, заверещали лизоблюды из чьей-то свиты. Гвендолин ахнула, Нанну прижала ее к себе.

— Он сейчас кого-нибудь схватит! — выдохнула она испуганно.

Тьма шевельнулась и двинулась по трибуне, ощупывая, выбирая.

— Он что-то ищет, — беззвучно шепнула Гвендолин.

Нанну вскочила, увлекая девочку назад, но та уперлась, силясь вырваться.

— Я не уйду!

— Глупая! Боги его не интересуют, он подыскивает тело!

— Человеческое? Против дракона?

— Глупая, — повторила Нанну.

Гвендолин оглянулась: вверх по ступенькам, спотыкаясь, карабкался десяток человек — почти все, кто рискнул ослушаться Кагайю и просочился на трибуны. Некоторые медлили, парализованные ужасом. Черное щупальце скользнуло по пыльным, прогретым солнцем террасам. От знойного воздуха, пропитанного удушливой гарью, запершило в горле, глаза защипало и заволокло слезами. Тьма словно замешкалась. Заплескалась, наполняя собою пространство амфитеатра от края до края. Гвендолин слышала, как хрипит Нанну и кашляют те, кто не успел убраться подальше. Ее обуял такой страх, что ни шевельнуться, ни моргнуть, ни вздохнуть. Появилось омерзительное чувство, будто в живот воткнулся гарпун, и стало больно, и поволокло, вытягивая внутренности, куда-то вперед, в ночной мрак, в ледяное забвение.

Неожиданно полыхнуло красным, и морок разлетелся миллионом брызг. Живот отпустило. Гвендолин зажмурилась и закрыла голову трясущимися руками, чувствуя, как едкий дым нещадно дерет глаза, а щеки заливают слезы, сквозь которые ничего не разобрать. Вот только боль не исчезла. Не своя — чужая. Боль языческого чудовища, которого обожгло боевое заклятие. Гвендолин ощутила его бешенство, ударившее взрывной волной, но не двинулась с места. Только протерла переполненные слезами глаза, чтобы увидеть, как дракон, изрыгая пламя, бросается на бога, и шипит, и заходится громогласным ревом.

Аргус одним молниеносным движением слизнул с земли тени и заслонился от очередного колдовского удара. Сосны затрещали, переломленные пополам, и мгновенно высохли, почернели, обуглились и рассыпались в труху. Пламя врезалось в щит и разошлось вертикальными кругами. Камни под ним оплавились, ветер дохнул горьким жаром.

Гвендолин прижала руки к щекам.

— Давай, Айхе, — прошептала она и неожиданно для самой себя заорала во все горло: — Давай, Айхе! Ты сможешь!

Словно отпущенная спираль, вырвались наружу многочасовое отчаяние и не вместимый в человеческое сердце истеричный ужас.

Тонкий крик зазвенел в раскаленном воздухе.

Аргус обернулся, и на сей раз тень метнулась к Гвендолин целенаправленно. Еще секунда…

И снова истошный драконий рев! И снова нож боевого заклятия резанул по сгустку тьмы, ослабившему защиту. И снова отголосок чужой агонии окатил Гвендолин с головы до пят.

Разъяренный Аргус свернулся в текучую, плотную массу, пережидая приступ боли. А затем скользнул к трибунам. Дракон метнулся следом, но ударить не успел. Со всего размаху Аргус пробил магический кокон, защищавший Кагайю, и тугими кольцами обвился вокруг морской гадюки. Та мигом распухла до устрашающих драконьих размеров, клацнула зубищами-лезвиями и с леденящим воем рванулась к Айхе.

Дракон отчаянно забарахтался в полете, молотя лапами и подламывая крылья в попытке затормозить раньше столкновения с Аргусом. Но удара не избежал. Гадюка отшвырнула его на добрую сотню метров. Мелькнули беспомощно растопыренные когти и беззащитное светлое брюхо, Айхе опрокинулся навзничь, перекувыркнулся через голову и проехался по арене, обдирая спину и оставляя на камнях полосу окровавленной чешуи.

Гвендолин закричала. Нанну ладонью закрыла ей глаза, но отпустила, встретив бешеный отпор.

Айхе перевернулся и поднялся на лапы. Ощетинился, ощерил пасть, вздыбил гребень, растущий сквозь пропыленную, всклокоченную гриву. И пошел в наступление. В нем пробудилась поистине звериная злоба: вытянулись иглами зрачки, верхняя губа задралась до самого носа, обнажив десны и ряды зубов, готовых вонзиться и порвать глотку противника. Только уподобившись зверю, он мог тягаться с морской гадиной. Только расставшись с человечностью, мог одолеть хищника. Только решившись на убийство, мог победить.

— Другой разговор, сопляк! — гоготнул сзади один из дозорных, вернувшийся после позорного бегства. — Порычи еще, и я даже поверю, что из тебя вырастет мужик!

— Поори еще, и я даже поверю, что ты не обделаешься в следующий раз! — осадила его Нанну.

Дальнейшую перепалку Гвендолин не слышала. Не рассчитывая на быстроту собственной реакции и хватку челюстей, дракон принялся поливать гадюку струями огня. Та уворачивалась с завидной ловкостью, и все равно над трибунами расползлась вонь подпаленной сырой рыбы. Ожог, еще ожог, заход справа, прыжок назад, блокировка молниеносного выпада. Айхе сражался изо всех своих драконьих и магических сил, оттесняя Аргуса к восточной стене, чтобы дожарить, добить, додавить. И на долю секунды воодушевленная Гвендолин поверила, будто ему и впрямь удастся…

Но тут произошло необъяснимое. Айхе вдруг стал терять силы. Под его брюхом наметилась тень, и он напрягся, отвлекся, втягивая в себя этот блеклый росчерк темноты. Воспользовавшись замешательством соперника, Аргус махом перехватил инициативу: подобрался — и метнулся к дракону. Острые зубы, похожие на веер из сабель, оцарапали драконью шею. Жемчужная чешуя брызнула из-под них, первые капли крови оросили брусчатку. Айхе заревел и затравленно огрызнулся, но ему досталась лишь черная рыбья слизь, покрывающая бок гадюки. Отплевываясь, тряся мордой, он задрал лапу, растопырив когти, и, пригнувшись, попятился. Что-то мешало ему сражаться. Высасывало силы. Нещадно гнуло к земле.

На его шее раскачивалась крошечная глянцевая ракушка, похожая на выпученный круглый глаз.

Амулет!

Гвендолин со стоном вцепилась себе в волосы. Как же она не догадалась раньше?! Айхе удерживало не мудреное заклятие, не хитрые ведьмины чары, а обычный кусок извести, покрытый блестящей роговой оболочкой. Кагайя управляла своим учеником через заколдованный амулет: когда нужно, подпитывала, когда нет — выжимала все соки. Ни укрыться от нее, ни сбежать, ни сопротивляться было невозможно. Не говоря уже о том, чтобы снять проклятую вещицу.

Айхе тем временем расправил крылья и взвился в воздух, вырываясь из дымной хмари Аргуса. Тот кинулся за ним. Лап у гадюки не было, но отсутствие когтей с лихвой компенсировалось зубами и невероятной, сверхъестественной ловкостью. Бросок, укус, вырванный кусок плоти — Айхе ранено взревел, отшвырнув гадину ударом хвоста. Та завертелась волчком, но извернулась по-змеиному и пошла на второй заход: из оскаленной пасти капала вязкая слюна со сгустками крови и драконьей чешуей.