Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 41

Лица у всех обветренные, ветрами и снегами продубленные, от ра-боты раскрасневшиеся, никакой мороз им не страшен. Длинные волосы, чтобы не мешали и не падали на глаза мокрыми от пота прядями, акку-ратно тоненькими кожаными ремешками охвачены. Да так, что лицо всегда от них свободно остается. Под стук топоров и визг пил рубщики деревьев шутками между собой перебрасываются: всяк знает, что с шутками-прибаутками дело веселей идет, ладнее спорится. На соседней делянке дубы валят горшечники и ткачи. Рядом с ними трудятся над общественным делом охотники-звероловы. Чуть далее — кожевники. Так распорядился по решению веча воевода Хват. Целыми днями он вместе со Срубом чуть ли не по пояс в снегу бродит по дубравам, подбирая о отмечая зарубками, чтобы были приметнее, нужные деревья. Иногда, поплевав на ладони рук, как делают это заправские плотники, берется за топорище и ну комель дуба кромсать — только щепки летят! Топор вои-ну не в укор. Топор — он не только топор, он еще и оружие. Грозное и страшное, все сокрушающее! В умелых руках топор и мечу в бою не уступит! Знать, оттого многие русичи предпочитают топор мечам.

Среди рубщиков и молодой охотник Бродич. Вместе с другими ку-рянами отбывает положенный урок. Никуда не денешься — вече так ре-шило. А решение веча — закон. К тому же Бродич — такой же житель града, как и все остальные куряне, и не быть ему в стороне от общих дел. Душа его рвется в охотничьи походы: сейчас впору силки-ловушки на птиц и зверей ставить, вон как тетерева, вспугнутые людским криком да стоном падающих деревьев, с дерева на дерево перепархивают, да зайцы-русаки следы петляют. А сколько лис мышкующих видать — не счесть! Про белок, куниц и говорить не приходится — по вершинам де-ревьев скачут, словно специально над охотником потешаются. Однако ничего не поделаешь, приходится урок в полной мере отбывать, оставив охотничий промысел на потом, с надеждой все упущенное наверстать. Одно хорошо, каждый вечер соседку Купаву видит, парой слов можно переброситься, о житье-бытье потолковать. Если бы не рубка леса, то нацепил бы свои лыжи-снегоходы, кликнул верного друга, пса Налета и ушел бы он на промысел охотничий, на целую седмицу, в места свои заветные — и Купавы бы каждый день не видел.

Бродич, хоть и молод, но без приключений охотничьих жизнь свою по-иному не видит и не мыслит. А какие приключения при рубке леса? Никаких. Знай себе, топором маши весь зимний день, от темна и до темна, до ломоты в руках и во всем теле. Как и все вокруг. Как Сруб и его дети. Как Ставр и остальные плотники. А если притомился малость, то передохни, с соседом парой слов перебросься. И снова — топориком маши…

Но однажды подфартило, все же, какое никакое приключение, но случилось…

В тот день все шло как обычно. Пришли в лес рано, разошлись по своим делянкам: ткачи с ткачами, охотники с охотниками, плотники с плотниками. Шубы — к кострам, чтобы холодом не набирались, топоры в руки — и пошли рубить, пилить, только шум да стук по лесу стоит.

По всей дубраве шел перестук топоров, повизгивали пилы. Вяло шутили бывалые плотники над урочными, что у тех не топоры, которы-ми бриться можно, а железные болванки для приличия чуть заострен-ные, для колки дров лишь способные…

— Вот вы и брейтесь, — отбивались урочные, — а нам и так сгодится.

По соседству над костром на дубовых распорках — рогатинах казан медный с взваром трав разных греется: кому пить захочется, травяного отвара попьет. Сам не подстынет, и телу бодрость доставит, и дух заод-но переведет. Невозможно без устали весь день топором махать — хоть небольшой, но передых нужен. Даже плотникам, привычным к такой работе, несмотря на то, что у них не руки из костей и плоти, а сплошные железные мускулы.

Возле казана жрец молодой ворожит, орудуя деревянной лопаточ-кой-поварешкой, помешивая варево в казане. При нем и корчик на длинной деревянной ручке, чтобы взвар проще из казана добывать.

В волчьей дохе до пят, но без треуха на голове: собственные воло-сы греют. Огонь поддерживает, воду при необходимости доливает, тра-вы разные в определенной мере подбрасывает. По иному никак нельзя. За костром и казаном должен присматривать ведающий человек. Вот жрецы курские и направили такого, отрока Свира. Он и за костром проследит, и казану пусту не даст быть, и помощь лесорубу при нужде окажет: кровь заговорить или же кость на место поставить. Мало ли чего может случиться в лесу при лесоповале…

Свир, несмотря на молодость, важным делом занят, а потому соли-ден и серьезен, в пустословии рубщиков леса участия не принимает — не дело жрецам язык свой пустым словом тешить. Ни к чему сие.

Время близится к обеду. Пора на костер ставить второй казан, со снедью. С кашей и мясом. Ибо не только взваром греются рубщики ле-са, им нужна пища и посущественней взвара, настоянного на травах. Свир устанавливает подпорки для второго казана, подвешивает сам ка-зан и разводит под ним второй костер, взяв огня из первого.

И вот в полдник над костром висит другой казан: с кашей распа-ренной и мясом, и от него по всему лесу такой вкусный запах, что слюнки текут! Сам князь распорядился работных людей как следует кормить. Вот жрец Свир и готовит, и кормит, а тяга о предоставлении снеди легла на гостей торговых, нарочитых. Ибо князь Кур дал стар-шине плотников Срубу наказ: следить, как исполнять ту тягу станут, чтобы не было Кривды. Сруб сие довел до жреца, тот и старается, стро-го следит, чтобы мясо и пшено были свежими, чтобы запах от каши в граде Курске чувствовался.

Сруб, как и своим плотникам, так и торговым людям спуску не да-ет, спрашивает строго. Те тоже стараются. А как не стараться, если князь с воеводой пригрозили на повал леса отрядить за дурную пищу. Тут уж краше выдать на мирской стол лучший кус, чем дубы столетние, которые и топором не врубишь, валить, надрываться.

На торговых гостей возложена также обязанность к обеду по чаре вина заморского плотникам подавать или же сурицы медовой, с лета засуреной Ярилой-Сурьей на травах медяных. Те ропщут, но несут рас-ходы: как же, вече так решило. А решение веча — Закон! Попробуй, на-рушь, и из града выгонят, и имущества лишат. А изгоем быть — не дове-ди, Дажьбог, до такого — считай, пропал!

За раздачей вина следит также жрец. И следит строго. Чтобы никто не захмелел и по хмельному делу ни себя, ни соседа своего ненароком не повредил топориком. Вино хранится в глиняном узкогорлом кувши-не. Горлышко кувшина всегда закрыто деревянной пробкой и обвязано чистой тряпицей, чтобы пробка случайно не выпала, и добро не утекло.

А хлебушко каждый свой приносит, хозяйками затертый и испе-ченный, в белую тряпицу вместе с головкой лука и шматом сальца за-вернутый.

Перед трапезой жрец справляет необходимую в таких случаях тре-бу: от каждой еды отдает Богу Богово, бросив щепоть пищи в костер. И от того, как огонь воспринимает жертвенное подношение: разгорается или же, наоборот, затухает временно, жрец определяет, принял ли Он пищу и доволен ли Он ею, или не принял и недоволен. Лучше всего Творец принимал вино и сурицу: костер немедленно вспыхивал высо-ким пламенем!

Вот и сегодня, жрец сготовил кашу, сотворил требу перед богами, потом всем рубщикам в их деревянные плошки раздал, стараясь никого куском мяса не обделить. Потом стал казан мыть, чтобы к следующему дню был чист и готов.

В этот момент и напал на него медведь-шатун. Видать люди своим гомоном да стуком разбудили лесного великана, принудили его поки-нуть укромную берлогу. А тут запах такой, что лучше любого каната за собой потянул. Напал со спины. Жрец вначале и не понял, что дело имеет с самим хозяином леса, подумал, что какой-то шутник-лесоруб к нему сзади подкрадывается, попугать хочет, и чтобы тому больше не было повадно шутки шутить над жрецами, не оглядываясь, тресь лок-тем… мишке в нос. Тот и взревнул гулко: почто, мол, дерешься, отрок, почто, мол, кашей вкусной не угощаешь гостя лесного…