Дурная примета (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 68

— Тогда иди, отдыхай. И так поработал на славу. Все бы так пахали.

— С отдыхом придется подождать, — вздохнул Паромов.

— Что так?

— Надо постановления о привлечении в качестве обвиняемых составлять и печатать. Хоть и дежурные, но все равно по трем-четырем эпизодам. Как минимум на полторы страницы каждое… Потом же опять, постановления на избрание меры пресечения заключения под стражу. Прокурор только визу да «толкушку» накладывает, а готовить все мне.

— Может, кто-нибудь поможет? Из следователей…

— У каждого своих проблем хватает. Да и как поможешь, если дело-то мое, мною изученное от корки и до корки. А для других — сплошной лес…

— Машинисток задействуй, пусть печатают, нечего без дела юбки протирать, да сплетни собирать.

— Придется. Пока буду одному предъявлять обвинение, да допрашивать его, на другого по образцу напечатают… Панкратова Галина Ивановна да Лидия Демьяновна — молодцы, сами все сообразят. Уже не раз выручали. Эти в отличие от молодых машинисток юбки не протирают и сплетни не ведут. Некогда…

— Правильно мыслишь. Так что, особо не переживай, не нервничай — нервные клетки, врачи говорят, не восстанавливаются. Все образуется, все рассосется. Ты мне вот что скажи, раз уж зашел: что с переводом на другую должность решаешь? А то меня и Озеров, и Киршенман теребят.

— Да не нужно мне никакого перевода. Эта работа пока устраивает.

— Вот тут-то ты, старичок, и не прав, — произнес доверительно Алелин. — Пришла пора и нашему поколению выдвигаться на руководящие должности. Если хочешь знать, это даже не требование времени, это диалектика жизни. Необходимость. Ты только посмотри, как наши одногодки и однокашники вверх идут: Сидоров Виктор Иванович уголовным розыском области руководит, Василенко Геннадий Георгиевич в нашем отделе в первых заместителях ходит, Михаил Иванович Астахов, с которым ты не один год на опорном пункте РТИ вместе проработал, тоже службу возглавляет. Так что, не дури, соглашайся. Таков мой тебе совет и приказ. Иначе поругаемся. Крепко поругаемся…

И замолчал, следя за реакцией Паромова.

— Хорошо, я подумаю. Разрешите идти, — не стал тот упрямиться.

— Иди. И думай! Не только о работе, но и о себе. Знаешь, о нас никто не подумает, если сами не подумаем.

— Уже проходил.

— Тем паче…

Домой Паромов отыскался к двадцати четырем часам, успев «расшифровать» на протокол видеозапись следственного эксперимента и отпечатать одно постановление о привлечении Злобина Ивана Ивановича в качестве обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьями 158, 111, 162 УК РФ. Остальную работу отложил на утро. Как говорится, утро вечера мудренее!

— Что-то ты зачастил после полуночи домов возвращаться, — недовольно вычитывала супруга, разогревая ужин. — И вчера, и сегодня.

— Работы много, вот и зачастил.

— Может, не только работы много, но и баб?

— Может…

— Тогда хоть бы что-нибудь про свои дела рассказал, а то обо всех происшествиях узнаю от посторонних людей, а собственный муж работает в милиции и молчит. Какое дело сейчас расследуешь?

— В милицейской среде говорят, что дела у прокурора, а у нас лишь делишки. И их много. А в них боль и грязь, кровь и слезы. Ничего хорошего нет. Так что, ворошить их не стоит. Ведь тебе, по большому счету, не дела нужны, а зарплата. А зарплата у нас хоть и стабильная, но маленькая. Впрочем, ты и сама это знаешь. Вот такие пироги.

— Никогда с тобой по нормальному не поговоришь, — насупилась супруга. — Меня о моей работе не спрашиваешь и о своей не рассказываешь. Вечно все молчком да молчком, как бирюк лесной. Словно не в городе живем, а в лесу…

— В джунглях, — с сарказмом бросил Паромов.

— Что — в джунглях? — не поняла жена. — Я говорю, что в городе живем, среди людей. Разве это не интересно?

— Неинтересно.

— Что — неинтересно?

— О работе расспрашивать.

— А молчать интересно?

— Возможно. За умного сочтут, — отшутился неуклюже. — Хоть слово и золото, но и молчание, жена, — серебро… тоже благородный металл.

— Или за день так наговоришься, что действительно дома рад помолчать? — все-таки попыталась супруга понять причину неразговорчивости мужа.

— В точку попала.

— Ладно, давай ешь, да пойдем спать. Завтра рано вставать.

— Уже сегодня, — кивнул на часы.

— Тем более.

Однако, как не пытался Паромов заснуть, сие долго не удавалось. Мысли постоянно возвращались к делам, к срокам, к версиям, к обвиняемым и потерпевшим, в том числе и к обольстительной Мальвине. И он крутился с бока на бок в супружеской постели.

«Что за натура, — корил себя, завидуя сладко посапывающей жене. — Ни днем, ни ночью нет покоя»!

Утром, чуть свет, снова пришел на работу. И сразу — за печатную машинку, наверстывать то, что вчера не успел сделать. Заскрипела, застрекотала, застучала машинка. Полетели один за другим сигаретные окурки в пепельницу. Проветрившийся за ночь кабинет вновь наполнился дымом и запахом дешевых сигарет.

Около девяти забежала Подаркова с неизменной сигаретой в зубах. Жизнерадостная и бодрая — настоящий оптимист… в юбке.

— Привет!

— Привет.

— Как дела?

— Как сажа бела. А твои дела?

— Еще ни кому не дала… — залилась веселым серебристым колокольчиком.

— И мужу?

— И мужу. А что муж? Объелся груш. Опять домой под утро с какой-то засады приперся. Как перешел из следствия в УБОП, так одни сплошные засады. Только и знает: давай скорее есть — спешу! А как я, как ребенок — даже спросить не успевает. Все кому-то засаживает…

— Да брось ты. Не стоит лишний раз и по пустякам нервы рвать! Работа. Работа оперская такая…

— Засаживать! — иронично договорила Подаркова, прервав Паромова. — У него работа… А у меня что? Курорт?!.

Подаркова говорила хоть и с иронией, но спокойно, без озлобления и надрыва. И как она была права! Крыть ее простой довод было нечем. Абсолютно нечем!

На работе — работа, и домой придет — опять работа ждет: постирушки, приготовление пищи, хлопоты с дочуркой. Мужику что: пришел, разделся, умылся и на диван с газетой завалился в ожидании ужина. А женщине заваливаться некогда. Ее опять ждет работа. И ее, эту работу, на другие плечи не перебросишь, не переложишь. Не зря же в советское время существовал такой анекдот: «Спрашивается: чем советская русская женщина от француженки отличается?

Ответ: а тем, что у француженки под правую руку муж, под левую — любовник, — и женщина парит; у русской же — в одной руке сетка, в другой — Светка, впереди — пятилетний план, а сзади — пьяный Иван».

Тут уж не до парения… Все надо успеть. Да еще и мужу в кровати угодить, чтобы по сторонам не зырил, на «лево не ходил».

— Не вы одни так живете, все так живут, — брякнул Паромов банальное, как зубная боль. — Так уж на Руси Святой ведется, что женщине всегда больше достается. У нас даже в сказках Марья-царевна, Василиса Премудрая, Елена Прекрасная и, вообще, все женские персонажи, даже Баба Яга, всегда в хлопотах и заботах, вечно что-то прядут, шьют и мастерят. Словом, трудятся не покладая рук… А мужские персонажи, эти герои фольклора и эпоса все больше на печи валяются, да на чудо чудное надеются. Взять хотя бы Емелю — без щуки никуда. Так бы и лежал на печи, протирая кирпичи. Или же богатырь Илья Муромец — тоже тридцать лет и три года на печи провалялся, пока калики переходные приключениями богатырскими его не сманили. А Иванушка-дурачок без Сивки-бурки — ноль на палочке! Что и умеют, так это лежать на печи да жевать калачи. Иногда странствовать да драться. Без женщин — чисто бомжи и бродяги… неумытые, непричесанные. Так что, Марья-искусница, терпи! Не рви нервы. Все бежим куда-то, все спешим. И вечно не успеваем…

— Да уж! Да уж! — засмеялась Подаркова, и на щечках образовались симпатичные ямочки. — Приходится…