Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 50

— Не сказали, но подразумевали…

— Ваши домыслы…

— Может быть… Может быть… Впрочем, прервем прения и вернемся к сути вопроса.

— Не возражаю, уважая ваш статус, — лучезарно улыбнулся Стародревцев, скрывая за напускной вежливостью свой скепсис по поводу археологических познаний следователя.

— Да, я не специалист в области археологии, — продолжила Ольга Николаевна спокойным тоном, проигнорировав скепсис собеседника. — Однако с аналитическими способностями у меня все в порядке. И насколько мне известно из научной литературы — кое-что проштудировала вечерами — гунны своих вождей погребали месте с их конями. Не так ли?

— Возможно… — уклонился от прямого ответа Стародревцев.

— Но конских костей, в отличие от человеческих, ни расхититель сокровищ, ни мы с вами не обнаружили.

— Пока не обнаружили, — вставил реплику директор археологического музея. — Пока что, уважаемая Ольга Николаевна, не обнаружили… — повторил снисходительно.

— Отсюда вывод, — не обращая внимания на реплику, продолжила Делова, — здесь был погребен не гунн, а рус или славянин, что, впрочем, для меня, по крайней мере, одно и то же. Однако я могу и ошибаться, — оставила она на всякий случай себе лазейку к отступлению. — Ибо не ошибается только тот, кто ничего не делает и ничего не говорит.

— Тогда это мертвые, — пошутил Стародревцев, переставая дуться на следователя. — Только они ничего не делают да к тому же и не говорят. Но что касается принадлежности погребения, то я, как и мои коллеги, Шмелев и Закатов, — уточнил он, — по-прежнему склоняюсь к мысли, что это было все-таки гуннское погребение. А что нет следов конского захоронения, так то еще не вечер. Станем заниматься археологическими изысканиями тут всерьез, может, и найдем…

— Спорить с вами, Георгий Геннадьевич не стану, но и от своего мнения без веских доказательств с вашей стороны не откажусь. Пусть нас рассудит время и итоги ваших профессиональных раскопок.

— Хорошо, — смилостивился Стародревцев. — Пусть будет по-вашему.

— Вы еще ударьте по рукам, — засмеялся Федорцов, до этой минуты внимательно прислушивавшийся к диалогу между «важняком» и «земляным червем». — А я разобью. Впрочем, — тем же шутливым тоном добавил он, — лучше займем места в УАЗике, согласно купленным билетам, да и отправимся домой в Курск. А то водитель и так уже кипит, как перегревшийся мотор его автомобиля.

Совет Федорцова подействовал. Правда, не сразу. И члены СОГ, и археологи, оставив споры на «потом», некоторое время еще солидарно любовались сельским пейзажем и красотами края.

Господи, как прекрасна наша Русь! Как прекрасен наш край! И как не умеем мы все это ценить и хранить!

Но вот прошло какое-то время, и милицейский УАЗик, подскакивая на ухабах деревенской дороги, запылил в сторону Курска. Именно там, в этом центре местной урбанизации, а не на сельских просторах должны были разворачиваться дальнейшие события и решаться судьбы людей. Как плохих, так и не очень, как хороших, так и не совсем… Именно в Курске определялась дальнейшая судьба «золота гуннов» и всех причастных к нему персонажей, часть из которых тряслась в металлическо-пластиковом чреве автомобиля с милицейской символикой на бортах.

В начале 2011 года состоялся суд над расхитителями «гуннских сокровищ». Поздно или рано, но суды случаются. И, как правило, большей частью, вопреки мнению обывателей, объективные и справедливые.

Подтурков и Задворков по совокупности совершенных ими преступлений получили реальные сроки наказаний. Причем, большая часть наказаний полагалась не за попытку сбыта государственного имущества, представляющего историческую ценность, а за причинение тяжкого вреда здоровью Рудагонову.

Адвокаты были правы, когда говорили, что статья 164 УК РФ отпадет и будет переквалифицирована на более легкую. Ошибались только в том, что это процессуальное действо относили к прерогативе суда. До суда оно не «дожило». Еще во время предварительного следствия следователь Семенов Максим Юрьевич, ведший расследование дела, пока Делова находилась в отпуске и, по его выражению, «грела пузик и другие телеса под южным солнцем», перепредъявил этим фигурантам обвинение.

Права была и следователь по особо важным делам Делова Ольга Николаевна, когда приняла решение, что у каждого обвиняемого должен быть свой адвокат. На суде нервы у Подтуркова и Задворкова сдали, и они начали «катить бочки» друг на друга. Единства интересов, как и предполагала «важняк» Делова, у них не стало. Испарилась, как зыбкое туманное марево под лучами солнца, и воровская солидарность. Каждый думал о собственной шкуре…

Был осужден и Рудагонов Илья Матвеевич. Вменил ему все-таки следователь Семенов соучастие в присвоении сокровищ. И правильно вменил — не гонись за чужим. Свое береги. Однако суд учел его содействие следствию, чистосердечное раскаяние и ограничился условным наказанием и минимальным сроком.

— И это правильно, — говорил коллегам опер Федорцов, побывавший на суде ради собственного удовольствия. — Каждый баран должен быть подвешен за свою ногу. Нечего под одну гребенку всех стричь.

Гундин же, признанный еще во время предварительного следствия судом невменяемым, от уголовного наказания был освобожден. Вместе с тем суд обязал его пройти курс медицинского лечения в условиях областной психиатрической больницы.

Однако это постановление суда осталось неисполненным — Гундин, не дожив до вступления решения суда в силу, умер. Его исхудавшее тело, напоминавшее мумию, было тихо погребено сердобольными жителями Руды на деревенском кладбище.

— Добил все-таки дух погребения осквернителя до конца, не дал выкарабкаться, — прокомментировал Федорцов и это скорбное известие. — Вот после этого и не верь в духов и древние заклятия.

Говорилось это Федорцовым так и с таким выражением лица, что было не понять, то ли шутит он, то ли вполне серьезно высказывает свои соображения коллегам, остающимся, несмотря на активизацию религиозной деятельности в стране, атеистами.

А уж всплеск роста числа всевозможных сект, колдунов и целителей, как поганых грибов после дождика, подавляющее большинство которых были явные шарлатаны и, следовательно, потенциальные клиенты оперов, исторгли из них и последние сомнения в возможность существования духов и прочей нечисти.

— Водка паленая его добила, Вань Ванич, да «белая горячка», — попытался кто-то из коллег развеять мифический туман, окутавший болезнь и кончину главного кладоискателя.

— Или самогон, который он пил не только из стакана, но и целыми стаканами без счета, — поддержали товарища другие опера. — Вот и допился. Не зря мудрость народная глаголет: «Не пей водицу из козлиного копытца — козленочком станешь, не пей водку стаканами — покойничком будешь».

— Нет, ребята-оперята, не водка, — остался при своем мнении Федорцов. — Не водка и не самогон. Древнее заклятие его на тот свет отправило… На расправу к пращуру. Не бери того, что тобой не положено, не копайся в чужих могилах! Не тревожь костей и праха! О своей лучше подумай… Ибо, раскапывая чужую, копаешь свою!

— Чепуха, — засмеялись ребята-оперята, как назвал их Федорцов, а на деле тридцати и тридцатипятилетние молодцы с «макаровыми» в наплечных кобурах, которым и сам черт не брат. Особенно в их собственном кабинете. — Двадцать первый век второй десяток разменял, а ты все о духах да заклятиях. Чушь собачья!

— Смейтесь, смейтесь, — дудел в свою дуду Федорцов. — Только Рудагонов на суде вспомнил, что род Гундина: и мужики, и бабы — всегда ворожбой промышляли. Наследственное это у них. Даже советская власть не могла охоту к ворожбе отбить… хоть и пригасила и притупила.

— Тогда как же Гундин твой?.. — подняли коллеги Федорцова на смех.

— Не мой он, не мой… — непроизвольно сделал защитный блок руками Федорцов, как бы отгораживаясь и одновременно с этим отталкиваясь ладонями от обвинений в родстве с Гундиным-Гуннявым.