Клеймённые уродством (СИ) - Савченко Лена - Страница 3

Приют. Класс. По крайней мере, меня не будут там избивать, что радовало. У ворот не стояла женщина, как это было в фильмах, мы с матерью прошли дальше, на территорию. Палисадник без деревьев, так, небольшие клумбы, плохо стриженый газон, с какими-то сорняками и попыткой со стороны диких цветов прорасти прямо тут, в траве. Разве что странного вида кустарники, которым пытались придать ухоженный вид и пара скрючившихся яблонь, которые уже лет, наверное, 10 не приносили плодов. То ли от старости то ли от количества жуков, что в них поселилось. Двор был пуст — никого из детей или сотрудников я не видела, это нагоняло еще большую тоску и придавало еще больше мрачности этому месту… Само здание, с серым фасадом, что строилось явно давненько. Наверняка крыша течет, а в подвале живут крысы. Убедительно оно не выглядело, скорее мрачно и вызывало только желание свалить куда-нибудь подальше от этого особняка — ближе к нему такое определение. Я выдохнула, повторила себе, что не имею право жаловаться, ведь это в любом, даже в самом худшем случае лучше, чем жить с матерью и нырнула в открытую дверь — она пропустила меня вперед.

— Куда? — спросила мать на входе. Женщина, сидящая за деревянным столом с облезлым лаком по всему его периметру, подняла глаза. Не толстое, а именно жирное лицо, даже чуть обвисшее и несколько бородавок на подбородке. На дряблой груди покоились бусы, которые явно хотели себе хозяйку получше. Она прятала глаза за толстыми стеклами очков, окинув нас взглядом, задержала его на мне и молча указала направление кивком головы.

Мы свернули в коридор по правую руку, прошли немного, она постучала в третью дверь по счету.

Что-то подписывалось, о чем-то там говорилось, я сидела, немигающим взглядом смотря перед собой. Это все? После, мать их, пяти лет полнейшего треша, меня просто выбросят как ненужную вещь? Что я не так сделала, что я ей такого сделала, что из любящей и доброй мамы, она превратилась в это? В какой то страшное создание и в мгновение возненавидела меня. Била и унижала, кричала самые отвратительные вещи на земле, каких я даже не слышала от своих одноклассников, которые меня тоже терпеть не могли.

И сейчас она просто меня отдаст? Все же было хорошо, так кто потянул меня за поганый язык, заставив рассказать тот сон? Кто знает, как все сложилось бы?

— Элис?

И не сидела бы я тут сейчас, не втыкала просто в стену, вся в синяках, с поникшими плечами. Маленькая и слабая девочка, у которой нет даже воли бороться- есть только страх и ненависть. Как бы много вещей не было в том рюкзаке — эти две эмоции все, что у меня с собой было. Потухшая и забитая, слабая и до одури противная сама себе. И ненавидящая каждую живую тварь на свете. Плюсы в этом, однозначно были, конечно. Не будут больше бить, домогаться. Второе врезалось в память слишком плотно и позже, как бы не пыталась, я не могла стереть воспоминания. Оно въелось в меня, точно закатные лучи в стену и оставило сожженый ошметок отвращения и неприязни.

— Элис!

— А? — я вздрогнула, резко повернула голову на звук. На меня обеспокоено смотрел мужчина, скорее всего местный директор. Очки, рыбьи глаза, квадратное лицо, начинающая пробиваться лысина. От него разило дешевым одеколоном, серый костюм не застегивался на свисающем животе. Это было видно даже когда он сидел. Щеки, такие брюзжащие, скорее всего когда он орет — они трясутся. Он был противен.

— Ты понимаешь, что остаешься тут и больше никогда не увидишь свою маму?

Вот так вот, прямо, контрольный в лоб. Добей меня.

— Да.

Директор выглядел удивленным. Возможно, у других была реакция по эмоциональнее.

— Хорошо. Даю вам минуту.

Я хотела было сказать, что не стоит, но передумала. Какая разница? Я просто пробуду на минуту больше с этой женщиной, мисс Марго (ударение на а) в тишине и еще раз подумаю о своей никчемности. Ничего не измениться, будет просто эта неловкость, потому что сейчас ударить она меня не сможет — лишние глаза и уши, это не ее дом, где никто не видит. Тут ее могут загрести.

Директор вышел, осторожно притворив за собой дверь. Возможно, он подслушивал, возможно, нет — какая разница? Он не услышит ничего, кроме, пожалуй, своего дыхания.

— Элис, послушай меня, — женщина внезапно оживилась, согнав с лица выражение серьезности и угрюмости. В серых глазах зажегся огонек волнения, — Это не твоя мать, и верь мне, она никогда не узнает где ты, я выжгу эту часть памяти. Она просто завтра встанет с постели, а тебя не будет дома. Прости, что раньше не пришла сюда, не помогла тебе, твой след потерялся, слишком долго его отслеживала.

Я оторопела вначале, вжалась в кресло. Даже испугалась, не сразу отразив о чем она толкует, просто слушала это все и потом обмякла. От нее, от той, кто занял сейчас это тело, веяло теплом. Значит, не показалось тогда, в машине. Теплом и родственной любовью, как из того сна, но немного другой. Я прищурилась, но так и не смогла увидеть ничего кроме лица матери, которое приняло слишком непривычное выражение для меня. Ей было меня жалко. Это было печально, я хотела знать кого мне искать позже, что бы вернуть должок. В конце-концов она меня сейчас спасает. От издевательств, может быть даже от смерти, а я понятия не имею кто это.

— Как тебя зовут?

— Я Нея, — она улыбнулась, осторожно протянула руку. Я вначале чуть дернулась, снова вгляделась в глаза ей снова. Мне показалось что где-то там глубоко, едва уловимо, они блеснули золотом и проблеском голубого неба, потом все исчезло. Глаза моей матери были чернее Тьмы по Ту Сторону. Нея все таки коснулась волос, погладила меня по голове, — Найди его. Не бойся, не ненавидь его. Даю слово, что они оба еще поплатятся за содеянное над тобой. Он не виноват.

— Это не важно, — я взглянула на Нею со злобой. Ничего вроде особого девушка не сказала, но я поняла что речь идет о том Хайло и моментально ощетинилась, — Я не была виновата в одном лишь его существовании. Кем бы он не был — он тоже поплатится за то, что со мной делали.

Она вздохнула. Как-то тяжко и слишком устало. Может быть, поняла, что меня не переубедить. Потом снова улыбнулась, мне показалось, что вместо некоторых зубов у нее маленький клычки. Я ее почти увидела. Худая девушка с каком-то свободном-полупрозрачном платье голубого цвета. Ого скреплено широким поясом на талии, развивается, как и волосы — золотые, длинные, ниже талии. Наверное, очень мягкие. Так выглядят принцессы из мультиков — легкие, от них пахнет свободой и смехом. Правда, Нея… такой казалась только на первый взгляд. Внутри клокотало и бурлило нечто сильное. Нечто стальное и блеск этого иногда прослеживался в этих лукавых глазах. Как будто отражение неба мелькнуло в натертом до блеска мече. Тонком и легком, в таком же, как и она сама.

Вошел директор, наваждение схлынула и я рассеяно захлопала глазами. Нея поднялась, посмотрела на меня в последний раз и вышла. Я никогда больше не видела свою мать, кроме одного раза — и вот тогда он был и правда последним. Но это случилось не скоро, далеко не скоро — пока что мне предстояло жить здесь и терпеть новых ублюдков. А в приюте их оказалось предостаточно.

Меня не представляли группе, только показали мисс Джофи — Надзирательницу. Вообще, она была воспитателем, но меня особо это не волновало. В руках у нее был ключ от моей клетки, от новой, более лучшей. Хотя мои надежды на лучшую жизнь развеялись практически сразу. Вот тогда я перестала верить и надеяться на что либо в принципе.

— Эй, забитая!

Я не особо понимаю до сих пор почему тогда я не прописала по лицу тем уродам сразу же — может встали бы на место. Но в итоге я молчала, не желая встревать. С меня на тот момент хватило драк и боли, за длинными рукавами кофт скрывались ссадины, шрамы, начинающие сходить синяки: вечное напоминание о раннем. Джофи заставляла меня носить мешковатую одежду, закрывающую все это, объясняя тем, что так я кажусь милой и что меня могут забрать, а я этого определенно хочу, ведь все дети хотят выбраться отсюда. Но мне было все равно. Тем не менее, по моему поведению дети сразу определили, что надо мной издевались. Я ходила отнюдь не гордо — сутулая, иногда вздрагивающая, метающаяся во сне по всей койке и просыпающаяся частенько с криком, девочка, которая не может дать сдачи. Идеальный объект для издевательств.