Боевой ограничитель (СИ) - "Lone Molerat" - Страница 17

— Школа, — проговорила она самой себе. — Да, школа.

И скорчилась в кресле, обхватив колени руками.

Харон молча подошёл. Положил на журнальный столик два стимпака.

— Это зачем? — настороженно спросила Эмили.

— Затем, что у меня есть глаза, — проворчал гуль. — Разувайся и иди наверх. Выходной.

— Я в порядке, — огрызнулась она.

— Оружие нуждается в регулярном техобслуживании, знаешь ли, — гуль положил дробовик на кухонный стол. — Что там этот парень по радио говорил?

— Харон, да Рейли мне голову оторвёт! — простонала Эмили. — И стимпаки забери, у меня свои есть…

Он кивнул. Достал из рюкзака коробку с патронами, высыпал гильзы на стол, всем своим видом показывая, что никуда идти не намерен.

— Вот же ж чёрт! — Эмили откинулась на спинку кресла. — Это саботаж, да?

Он не ответил.

Ругаться не было ни сил, ни настроения — так что Эмили просто смотрела, как Харон возится с оружием. Как поблёскивает металл в неярком свете лампы, как пляшут на стене размытые тени, отражая спокойные, уверенные движения рук — красивых, кстати, рук, отстранённо подумала Эмили. Одно удовольствие было следить за тем, как он рассыпает дробь и порох по патронам, отмеряя нужное количество на глаз, быстро, но размеренно — словно творит какой-то ритуал.

Эмили задремала. Надолго ли, понять было невозможно; когда она проснулась, Харон всё ещё колдовал над дробовиком, и дождь за окном продолжал безуспешные попытки смыть район Мейсон с лица земли, — и всё же что-то изменилось. Эмили потянулась, опустила взгляд — и обнаружила, что укрыта одеялом. Тем самым здоровенным пыльным одеялом, которое она вчера откопала в недрах платяного шкафа в спальне.

Получается, Харон, пока она спала, поднялся на второй этаж, принёс это чёртово одеяло — и укутал её. Просто так. Чтобы она не замёрзла в продуваемой всеми ветрами гостиной. Эмили помнила, что «огневая поддержка — понятие растяжимое», но не ожидала, что оно может оказаться настолько растяжимым.

— Ты такой хороший, — сонно прошептала она, пряча улыбку в складках одеяла. Но Харон услышал.

— Что, тебе настолько плохо? — спросил он растерянно. — У меня есть «Мед-икс»…

*

«Мед-икс» не понадобился. Но поразмыслив, Эмили решила отложить продолжение картографической экспедиции на пару дней. Слишком уж хорошо было здесь, в этом доме. Тихо и спокойно.

За окном снег сменялся дождём — и наоборот. Остатки черепицы на крыше простуженно дребезжали, сквозь потолочные щели просачивалась талая вода, а ветер чуть было не срывал дверь с петель. Казалось, что мир, которому столько всего надо от Эмили, бесится, потеряв свою любимую жертву из вида.

Но старый дом держался. И она старалась держаться. И всем невыполненным обещаниям, незавершённым делам и недодуманным мыслям ничего не оставалось, кроме как подождать её снаружи.

Так Эмили и встретила две тысячи двести семьдесят восьмой год. Взгляд уловил какую-то неправильность в дате на экране «Пип-боя» — и, нате вам, выяснилось, что на дворе уже второе января. Эмили принялась вспоминать, что она делала накануне: закончила три чертежа, прочитала первую часть «Унесённых ветром» (второй в доме не нашлось, да и ладно бы), пару часов просидела с Хароном над картой, пытаясь составить маршрут, а потом умудрилась проспать десять часов подряд — без сновидений… Что ж, пожалуй, это был лучший Новый год в её жизни.

*

Впрочем, вечным такое счастье быть не могло. И уже третьего января Эмили стояла на пороге, подслеповато вглядываясь в снежную хмарь и пытаясь разглядеть очертания района Мейсон.

Пустошь как следует подготовилась ко встрече: погодка была что надо, настоящая буря. Снег летел отовсюду. Он забивался в карманы разгрузочного жилета и в капюшон куртки, оседал на экране «Пип-боя», мельтешил перед глазами, окончательно сбивая Эмили с толку. Уже через пять минут пути она начала сомневаться, что в случае чего сможет найти дорогу обратно к особняку — а немного позже сомнение превратилось в уверенность. Хорошо хоть, Харон уверенно шагал сквозь метель. Эмили послушно тащилась за гулем, стараясь наступать на его следы, но чёртовы ботинки всё равно промокли.

У входа в павильон метро Эмили поскользнулась на обледеневших ступеньках. Чтобы удержаться на ногах, вцепилась в ржавую решётку ворот — правой рукой, а то! Взвыв от боли, она разжала пальцы — и чуть ли не на четвереньках ввалилась в вестибюль.

— Ужас, — выдохнула она, замёрзшими пальцами распутывая завязки капюшона, чтобы вытряхнуть снег. — Может, вернёмся в тот особняк, а?

Харон невозмутимо развернулся и пошёл обратно ко входу.

— Эй, ты что? — перепугалась Эмили. — Я туда второй раз не полезу! Харон!

Гуль остановился.

— Это, вроде как, была фирменная тупая шутка, — нервно усмехнулась она. — Не обращай внимания. Мы ведь и так кучу времени потеряли, так что всё, никаких стоянок.

Она стащила с головы шапку, взъерошила пятернёй отросшие волосы — чёлка уже начинала лезть в глаза.

— Нам надо отсюда пробраться к Фоллз-Чёрч, там есть какой-то супермаркет… Правда, до него от станции ходу несколько часов. Слушай, такие бури — они вообще сколько длятся?

— Я не синоптик, — гуль подошёл к Эмили. — Но обычно — дольше, чем хотелось бы. Что у тебя с рукой?

Заметил.

— Да вроде пока на месте, — она уставилась на мокрый, перемазанный грязью и ржавчиной бинт. — Повязку только надо бы сменить.

— Так меняй, — он снял с плеч рюкзак. — А я тем временем пойду проверю тоннель.

Эмили согласно кивнула. Толку-то спорить?

*

Казалось бы, выходец из Убежища в подземке должен чувствовать себя как дома: те же лестницы, эскалаторы, длинные коридоры; даже кафельная плитка, которой облицованы стены — почти такая же, как в атриуме… Но от этого сходства, если честно, становилось только хуже. Будто кто-то взял понятие безопасности и вывернул его наизнанку. Здесь же, на верхнем уровне пересадочного узла, Эмили чувствовала себя особенно уязвимой. А когда Харон ушёл, это ощущение стало совсем уж невыносимым.

Перетащив вещи к подножию эскалатора, она занялась рукой: более подходящего места для практикума по военно-полевой медицине всё равно не было. Эмили вытащила из рюкзака перевязочный набор — благо, за прошедшую неделю она приловчилась управляться с ним без посторонней помощи. Стянула размокшие бинты, поморщилась: багровый шрам и тощий, искривлённый мизинец выглядели отвратительно. Ну да ладно.

Она зубами откупорила бутыль со слабым раствором карболки, плеснула на ладони, растёрла — и в этот миг где-то там, в тоннеле, раздался выстрел из дробовика. Эмили застыла, вслушиваясь в ледяную тишину. Ещё один выстрел. И — ничего в ответ. Рейдеры или мутанты начали бы отстреливаться. Значит, дикие гули. Это ничего. Не опасно. Ведь не опасно же?

Наскоро закончив перевязку, Эмили подбежала к краю платформы. Тревожно вглядывалась в темноту, убеждая себя, что Харон способен о себе позаботиться, что глупо бояться за лучшего убийцу на Пустоши… и прекрасно понимая: да никогда она не перестанет за него бояться.

Спустя несколько бесконечных минут она наконец-то услышала знакомый звук шагов. Харон умел передвигаться бесшумно — это Эмили знала; знала также, что сейчас он нарочно идёт так, чтобы его было слышно — чтобы она не беспокоилась…

Харон вышел на свет — и она с трудом удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Вся правая половина его лица была залита кровью.

Спрыгнув с платформы, Эмили бросилась ему навстречу:

— Что у тебя с лицом?

— Гулификация, — проворчал он, отворачиваясь. — Руку-то хоть перевязала? Идём.

— Харон!

— Дикий гуль цапнул, — поморщился он. — Не поверишь: с потолка свалился. И ведь заполз же он туда зачем-то, придурок чёртов… Ну что такое?

— Да ничего, — сквозь зубы сказала Эмили. — Кроме того, что ты ранен.

— Ерунда.

— Нет, не ерунда! Ты же себя со стороны не видишь!

— И слава богу, — он направился к брошенным у входа в тоннель вещам. — Не о чем тут волноваться. Заживёт, как на собаке.