Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 9

— Фарах, доченька, немедленно встань.

— Нет, отец, я останусь на полу до тех пор, пока ты не выслушаешь меня до конца, — упрямо покачав головой я оттолкнула руки отца, пытающиеся меня поднять и была несказанно удивлена, когда увидела его на полу рядом с собой.

— Упрямая, как ишак. И, в кого ты такая уродилась? — притянув меня к себе, он крепко обнял, пряча смешок в моих растрепавшихся волосах. — Хотя нет, знаю, упрямство тебе досталось от меня, а вот хитрость — это уже от матери, — уже открыто улыбнулся он, и глаза его потеплели, — та тоже знает, как вить из меня веревки.

Как же я любила эту его улыбку. Она всегда смягчала суровые черты его лица, отчего оно становилось для меня самым прекрасным на земле.

Я по привычке потянулась к лучикам-морщинкам в уголках глаз, когда, вспомнив зачем я здесь, резко опустила руку.

Ожидавший ласки отец дернулся как от удара. Боль промелькнула по его лицу и исчезла так быстро, что я решила мне это почудилось.

Вздохнув, отец взял меня за подбородок и заставил взглянуть на себя:

— Хорошо, я выслушаю тебя, но при одном условии.

Обрадованная, я закивала головой готовая на все:

— Конечно, отец, все что угодно.

— Ты больше никогда и не перед кем не склонишь головы, поняла? Ты — дочь могущественного хана, в жилах которого течет кровь великих государей и полководцев. Борись, умри если нет иного выхода, но никогда не склоняй головы.

Как каленым железом каждое слово отпечатывалось в моей голове. Упав в родные объятия, я и сама толком не понимая почему разрыдалась.

Выходила я от отца с чувством облегчения. Не таясь и не пытаясь приуменьшить свою вину, я поведала все, как было на самом деле. Ни один мускул не дрогнул на лице повелителя, за все то время, что я говорила, единственное, что выдавало его внутреннюю борьбу — это маленькая вздувшаяся вена на виске, которая пульсировала с бешеной скоростью.

Он ни разу не перебил меня, дав возможность довести рассказ до конца, и лишь тогда, когда я замолчала, ласково погладил по голове и велел идти в свои покои, не волнуясь ни о чем. На этот раз, я спорить с ним не стала. С чувством выполненного долга я возвращалась на женскую половину, не подозревая какая гроза разразится вскоре.

Не желавший пугать меня отец, едва дождавшись моего ухода, дал выход собственному гневу. В срочном порядке были проведены расследования и все те, кто оказался причастен к исчезновению лани были наказаны. Мои сестры получили строгое предупреждение, лишившись возможности присутствовать на предстоящем грандиозном празднике, посвященному двухсотлетию правления нашей династии. Зейнаб-хатун, которая вместо того, чтобы наказать виновных и организовать поиски моей любимицы предпочла взять их сторону, правитель предостерег от ошибок в будущем, которые могли привести к тому, что она может лишиться всех своих привилегий и будет сослана в "Обитель слез" — небольшой дворец на окраине, куда удалялись неугодные наложницы и вдовы правителей. Лишившись возможности жить среди роскоши и веселья, эти женщины проводили все дни и ночи за единственным занятием — оплакивали свою несчастную участь.

Баш кадыны была поражена. Меньше всего она ожидала, что ее может коснуться такая судьба. Напрасно хан рассчитывал на то, что своим предупреждением сможет усмирить нрав непокорной супруги, этим он ее только еще больше разозлил и окончательно настроил против меня.

Ища выход своему гневу, она разнесла в пух и прах убранство своей опочивальни, чем привела в отчаяние служанок пол дня, приводивших комнату в порядок. Увидев входящего Джабира пропадавшего невесть где, она, не скрывая ярости набросилась на него:

— Как ты мог? Для чего нужно было посылать гонца к отцу? Неужели ты не понимаешь, что эти ведьмы только и ждут, чтобы опорочить нас и выслать вон из дворца?

Если бы женщина не была бы так взбешена, она, как никто другой знающая своего сына, сразу же заметила бы, что с ним что-то не так. Задумчивый и отрешенный, он с удивлением посмотрел на учиненный погром:

— Что произошло?

— О, он еще спрашивает, — всплеснула руками мать, — Где ты был, когда твою мать унижали и втаптывали в грязь? Ты хотя бы в курсе, что из-за гадкой девчонки, повелитель пригрозил отправить меня в "Обитель слез"?

— Тебя? Но почему? — Джабир никак не мог собраться с мыслями, которые в этот самый момент были где-то очень далеко.

— Почему? Да потому, что тебе не хватило ума воспользоваться шансом, что на блюдечке поднесла судьба, разом покончив с проклятой девчонкой. Вместо этого, ты решил прийти ей на помощь рискуя собственной жизнью. Как можно было так сглупить? Неужели ты не понимал, что можешь погибнуть из-за нее?

— Матушка, я понимаю, что вы не в себе, опомнитесь, эта "проклятая девчонка" — дочь моего отца. По-вашему, я должен был отправить на смерть собственную сестру?

— Вот именно. Поверь, от ее внезапной смерти всем было бы только лучше.

— Лучше? Кому? Вам? — со сверкающими от гнева глазами он подошел так близко, что Зейнаб ханым невольно отступила на шаг. Таким, она сына еще не видела, и ей стало страшно. Подняв вверх указательный палец с красивым серебряным перстнем в виде сокола — символа нашего рода (Шахин в переводе означает сокол), он поднес его к самому лицу матери, заставив ее сжаться еще сильнее. — Жизнь этой, как вы ее назвали, "девчонки", в сотни раз ценнее для меня, чем все ваши жалкие жизни вместе взятые. Случись что с вами, — он с такой силой толкнул мать, что она, не удержавшись на ногах, упала на стоящую позади себя оттоманку, — я бы не пошевелил и пальцем. Но, если что случится с ней, — он угрожающе навис над сжавшейся в комок напуганной до смерти женщиной, — одного за другим, по очереди, я уничтожу вас всех.

Посчитав разговор оконченным, он пнул ногой, обутой в парчовый сапог большую подушку, предназначенную для сидения на полу и вышел вон с силой хлопнув дверьми.

Воспользовавшись его уходом, в покои вбежали служанки, стоящие за дверью, но госпожа жестом велела им уйти прочь, оставив лишь верную наперсницу Гюльсюм. Все еще отказываясь верить в то, что только что услышала из уст единственного сына, которого боготворила, Зейнаб ханым с помощью служанки осторожно села, проверяя целы ли кости.

Поведение Джабира, его отношение к младшей сестре в частности, и раньше ее настораживали, теперь же, они ее пугали. Нужно было срочно придумать план, как разлучить этих двоих, ибо до тех пор, пока сын будет открыто поддерживать девчонку, она бессильна будет что-либо сделать.

Идею, как ни странно, подбросила именно Гюльсюм, подобно верному псу ненавидевшая соперниц госпожи всеми фибрами своей души. Подложив под спину Зейнаб подушечки и смочив ароматическими маслами кончики пальцев, она, массируя госпоже виски принялась рассуждать вслух:

— Нужно придумать способ разлучить ханзаде с дрянной девчонкой. Негоже сыну ради невесть кого идти против собственной матери.

— Ты думаешь, мне это не приходило в голову? — Зейнаб ханум раздраженно поморщилась, — мягче, у тебя не пальцы, а жернова, всю кожу с меня содрала.

— Простите, госпожа, — подобострастно склонилась служанка, — больше этого не повторится.

— Надеюсь, — поморщилась Зейнаб, возвращаясь к интересующей ее теме, — ты что-то говорила о способе разлучить этих двоих, говори, я же чувствую, что ты что-то придумала.

Гюльсюм коварно улыбнулась. Да, она знала один такой безотказный способ, и сейчас собиралась предложить эту идею госпоже.

— Господину Джабиру, как вам известно, исполнилось девятнадцать лет, и самое время начать задумываться о продолжении династии. До сих пор, по вашему приказу его наложницам давали питье предотвращающее появление плода, что если нам перестать это делать? Велите заполнить гарем наследника самыми прекрасными девушками со всех уголков света, пусть они подарят ему крепких сыновей и красивых дочерей, и уверяю вас, как только у него появятся собственные дети, он забудет о сестре.