Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 4

Возле дома взгляд мой невольно поднялся к окнам Бориса Тимофеевича. От них веяло холодом и пустотой. Интересно, что сейчас происходит за ними?.. Непостижимость и таинство смерти всегда вызывали во мне мистический трепет.

«Там, наверху, лежал покойник… — почему-то пришло на ум, и я вздрогнула. — А вдруг он лежал прямо над моей спальней?..»

«Ну лежал и лежал… Сейчас он лежит в другом месте…» — попыталась я отбросить детские глупые страхи, и, с трудом оторвав взгляд от окон, вошла в подъезд.

Лифт бесшумно привез меня на одиннадцатый этаж и выпихнул прямо в широкую спину в белой рубашке.

Спина повернулась, и я увидела озадаченное лицо Степы.

— Дашка, а я к тебе, — зашептал он, схватив меня за руку, — пойдем скорее!..

Я выдернула руку.

И с достоинством произнесла:

— Вот еще!

Степа, однако, не понял причины моей аристократической надменности, снова схватил за руку и поволок наверх, шепча:

— Там у дяди черт знает что творится! Иди сама посмотри!..

Поняв, что у парня пробел в воспитании, я хотела было сообщить ему об этом как-нибудь поманернее, но не успела, так как, тащимая Степой, очень быстро оказалась на двенадцатом этаже, перед дверью Бориса Тимофеевича.

Когда я вновь увидела дверь, весь искусственный гонор моментально слетел с меня, и я, уже не сопротивляясь, вошла в квартиру вслед за племянником антиквара.

— Ну, и что тут у тебя творится?

— Сейчас увидишь… — зашептал Степан, скидывая ботинки, похожие на две огромные лодки, и волоча меня за руку в большую комнату.

Он сказал что-то еще, но последние слова я пропустила — меня вдруг опять охватило все то же необъяснимое чувство, оно нахлынуло на меня, как нежданная огромная волна посреди спокойного голубого моря.

Комната мне знакома.

Я бывала здесь, и не раз.

И… бывала с какой-то целью…

— Эй! — вернул меня к реальности парень.

С трудом отрываясь от некоего глубинного воспоминания, я медленно повернула к нему голову. Выглядел Степан неважно — лицо перестало быть круглым из-за появившейся легкой впалости щек, а покрасневшие веки выдавали бессонную ночь, и едва ли единственную. Взгляд, который бросил на меня парень, показался затравленным.

— Что с тобой?.. — испугалась я.

— Дядя… — произнес Степа страшным голосом.

— Что — дядя?.. — невольно понизив голос, спросила я, приблизившись к нему.

— По-моему, он не умер… — едва слышно проговорил тот.

Я отпрянула назад.

И, несмотря на очевидную несуразицу произнесенного, внезапно почувствовала легкий прилив страха.

Но прилив этот относился не к покойному дяде, а к самому Степе.

Пока я стояла столбом посреди комнаты, тот неожиданно метнулся из гостиной в маленький коридор, ведущий в удаленную спальню, и оттуда послышалась знакомая фраза:

— Иди сюда!

Отгоняя странное ощущение, я беспрекословно двинулась за племянником Бориса Тимофеевича через гостиную и несколько забитых сундуками и тюками закутков и, наконец, оказалась в угловой комнатке, точной копии моей собственной спальни, перед стоящим у окна небольшим письменным столом.

Степа вытянул вперед веснушчатую руку и указал на лежащую на столе продолговатую черную ручку.

— Видишь, ручка?

Чувствуя, что ситуация отдаленно напоминает утро в палате сумасшедшего дома, я, тем не менее, покорно подтвердила:

— Вижу.

И ощутила острое желание вернуться домой.

С невыразимой тоской я покосилась на выход.

Но Степа не заметил этого.

— И скомканный лист в урне — видишь? — он подтащил меня к стоящей под столом корзине для бумаг.

— Вижу, — повторила я, как попугай, чувствуя поднимающееся раздражение.

— Он там что-то пишет по ночам, — тихо заключил Степа, когда мы вернулись обратно в гостиную, и я вспомнила, как мама в детстве учила меня никуда не ходить с незнакомцами.

Я пропускала ее наставления мимо ушей, и вот результат — я нахожусь в чужой квартире, передо мной стоит едва знакомый молодой человек с явным психическим отклонением, и как выбраться отсюда, чтобы не навлечь на себя его гнева, я не имею ни малейшего понятия.

Степа посмотрел на меня. В его взгляде затаился страх.

Осторожно подойдя ближе, он взял меня за руку и сказал:

— Я понимаю, ты мне не веришь. Но вот переночуй тут хотя бы одну ночь, и сама увидишь! Он ходит, он садится за стол, и перо начинает скрипеть…

И рука парня вцепилась в меня еще крепче.

Ночь в квартире усопшего со сдвинувшимся Степой! Этого еще не хватало!

— Пусти, — я вызволила руку и сочувственно произнесла:

— Тебе надо уезжать отсюда…

— Да некуда мне уезжать, гости там… — заскулил Степа. — Сорок дней обязательно здесь пробыть придется…

Сорок дней. Какое-то… неприятное число…

— Подай мне ложечку для обуви, — попросила я, подойдя к двери и пытаясь натянуть на ноги тесные туфли на каблуке, выбранные специально для несостоявшегося экзамена.

Увидев, что я ухожу, паренек заметно расстроился. Он вздохнул и с отчаяньем человека, который никак не может доказать очевидное, повторил:

— Ну останься хотя бы на одну ночь, и тогда мне поверишь! Он не умер!

Я вспомнила венок, купленный Надей на собранные деньги, и траурную ленту на нем.

«Борису Тимофеевичу от соседей…»

— Умер, — возразила я.

Степа отрицательно помотал головой.

Я стояла на цыпочках, опустив пальцы ног в носы узких туфель. Поняв, что напуганный парень не собирается помогать мне обуться, я вышла из них, и, даже не успев оформить мысль, подошла к трехстворчатому шкафу в прихожей, открыла нижний левый ящичек и, поворошив щетки и банки с кремами, вытащила блестящую металлическую ложку.

— Ты тут прямо как дома, — невзначай заметил Степан.

— Пока, — одновременно с этой его фразой обронила я.

И только у двери своей квартиры пришло осознание необъяснимой уверенности, с которой я выдвинула именно этот ящик…

Ключ в руке дрогнул. Правда, а как я безошибочно нашла ложку в чужом доме?

И откуда-то свыше пришел ответ на этот вопрос.

Ты не нашла ее. Ты знала, что она там.

Но в очередной раз удивиться я не успела, потому что от размышлений отвлек громкий телефонный звонок.

Я подняла трубку со стоящего на тумбе аппарата.

— Даша? — оттуда послышался голос

Артема Витальевича!

— Да-а… — протянула я пораженно. Ишь, явился!.. Сейчас, наверно, извинится, скажет: «Простите, что не смог вас предупредить, обстоятельства заставили меня срочно…»

Но наполовину составленную в уме фразу разбил металлический тон:

— Где вы были сегодня в двенадцать дня?

Такое начало меня огорошило, поэтому я только безмолвно хлопнула ресницами.

— Алло! — требовательно позвал педагог.

— Как — где?.. — произнесла я, наконец. — В училище. Ломилась в семнадцатую аудиторию.

— Даша, оставьте этот жаргон! «Ломилась»!.. А вы в курсе, что Элеонора Львовна пришла ради вас с температурой?!

— Ну я была там, Артем Витальевич! — чуть ли не крича, начала уверять я. — Там никого не было!

— Где никого не было? — холодно уточнил преподаватель.

— Нигде! Ни в училище, ни в классе! Все двери были заперты. Поэтому я и в них и ломилась…

В ответ раздался саркастический смешок.

— Значит, вы там были. А в журнале вы, надеюсь, отметились?

Я вспомнила журнал, где не значилось ни одной фамилии.