Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 3

Через мгновение оттуда высунулась его рука и втащила меня внутрь.

…Надо же, у нас с Борисом Тимофеевичем совершенно одинаковые квартиры, однако такое ощущение, что его жилище намного больше и запутаннее, если так можно выразиться. Очень много каких-то закутков, переходов, укромных местечек, созданных нагромождением старинных вещей.

И странное чувство — квартира кажется мне знакомой. Как будто я бывала здесь раньше. И бывала часто…

Хотя на самом деле я была здесь всего один раз.

Двенадцать лет назад.

— Иди сюда! — скомандовал Степа из кухни.

Я оторвалась от рассматривания полотна батика с надписью «Гармония», висящего на стене, вошла в светлую просторную кухню и увидела на круглом столе две чашечки чая.

— Устал, как собака! — пожаловался племянник хозяина, усевшись на табурет. — Три дня в поезде трясся!.. И есть охота, сил нет!

В ту же секунду из чемодана были явлены несколько бутербродов с колбасой.

— Присоединяйся, — пригласил Степан.

Я не заставила себя ждать и тут же присоединилась, с удивлением оглядывая помещение.

Круглый стол, цветущая ярко-красная герань на подоконнике, рядом какие-то пузырьки с лекарствами…

И почему-то мне кажется, что я знаю надпись на одном из пузырьков…

В голове невесть откуда вдруг всплыло замысловатое название.

Эфедрин.

Из-за облака выплыло яркое солнце, и свет его ударил прямо в лицо Степе. Тот недовольно сощурился и, держа в руке надкусанный бутерброд, потянулся к занавеске, задернул ее и попутно взглянул на тот самый пузырек.

— Наверно, у дяди Бори с легкими плохо было, — печально сказал он и добавил: — Эфедрин — это ведь от легких?

— От легких… — голосом, отчего-то ставшим бесцветным, как тень, подтвердила я.

Степа одним глотком допил чай и, не дождавшись, пока я покончу с ленчем, встал с табурета и вышел из кухни.

— Иди сюда! — вновь раздался из комнаты его повелительный голос.

Мне это не понравилось. Чего это ради я буду гоняться за ним туда-сюда?..

Невзирая на призыв, я продолжила спокойно жевать бутерброд.

Не дождавшись моего прихода, Степа вернулся сам. Лицо у него было озабоченное.

— Ты чего? — спросила я, прихлебывая чай.

Степа подошел к окну и встал ко мне спиной.

— Это все так неожиданно… — произнес он, глядя вниз с двенадцатого этажа. — Ехал к дяде, и тут такое… И назад не вернешься уже — мать меня нарочно спровадила, чтоб гостей принять, подругу с семьей, из Германии… Мою комнату таким образом им освободила…

Степа повернулся от окна, и по выражению его лица я поняла, что он принимает какое-то решение.

— Даша… — наконец, начал он и искоса посмотрел на меня.

Я вопросительно уставилась на него.

— Понимаешь, такое дело… — и опять запнулся.

— Ну какое дело? — поторопила я.

— Он же тут лежал… дядя Боря… — сбивчиво продолжил племянник, — ну, в гробу…

Я все еще никак не могла понять, чего он от меня хочет.

— И мне как-то страшновато тут ночевать одному… Ты не подумай, что я трус, просто… просто… В общем, я не смогу спать, если в квартире больше никого не будет. Может быть, ты…

Степа замолчал и посмотрел на меня.

Хотя фразу он не закончил, суть я уловила.

Предложение застигло меня врасплох, учитывая, что знакома с парнем я была примерно полчаса.

— Ты не бойся, — вдруг добавил он, — я тебя не трону.

Тон его показался мне снисходительным.

«Тоже мне, мачо!» — подумала я.

— Да вот еще, испугалась! — я посмотрела на Степу свысока. — Малолетку какого-то…

Тот неожиданно обиделся. Он покраснел, как рак, и выдал:

— Сама-то кто? Подумаешь, принцесса!..

Мог бы быть и повежливее, все-таки я трачу на него свое время вместо того, чтобы слушать прекрасную классическую музыку!..

Я отставила пустую чашку в сторону.

— Спасибо за чай. Кажется, я загостилась у Бориса Тимофеевича… — холодно произнесла я и пошла к выходу.

Видимо, гордость не позволила Степану броситься за мной с извинениями, и я беспрепятственно вышла на лестничную площадку и спустилась на свой этаж.

— Вы из девяносто второй? — окликнул меня чей-то голос, когда я ковыряла ключом в замочной скважине собственной двери.

Я обернулась и увидела худую черноволосую женщину с узким лицом и глубоко посаженными глазами.

— Да, — подтвердила я, с любопытством глядя на бумажку в ее руке.

Женщина заглянула в бумажку.

— Буранюк Дарья Игоревна?

Я кивнула, ощутив неясное волнение.

— Вам извещение на посылку.

И она сунула мне в руку извещение, на мгновение коснувшись ладони липкими пальцами.

— А… — удивленно начала было я, но странная посланница уже исчезла в открывшейся кабине лифта.

Проводив ее глазами, я заглянула в бумажку. «Получатель — Буранюк Дарья Игоревна. Извещение на посылку». И больше ничего — ни обратного адреса, ни имени отправителя.

Чудно как-то… Раньше я никогда не получала посылок. Может, какая-нибудь дурацкая реклама?..

Ладно, зайду за ней как-нибудь на днях, по пути.

Я, наконец, открыла дверь и, все еще сердясь на Степу, очутилась в квартире.

Положила на тумбу извещение и тут же забыла о нем, продолжая дуться на обидчивого парня.

Ну ладно, если я (я вспомнила его смешок) принцесса, пусть-ка переночует в квартире Бориса Тимофеевича один.

За пять дней, отпущенных мне Артемом Витальевичем на подготовку, я успела высадить целый сад дзен в игре «Растения и зомби», перестрелять уйму пиратов, и перестреляла бы еще больше, но тут, будто из-за угла, подкралось четвертое июня.

Проснулась я поздно, потому что на стрельбу пиратов ушла половина предыдущей ночи, и только проснувшись, вспомнила, что сегодня в двенадцать у меня экзамен.

Быстренько нацепила штаны и майку, наспех глотнула чаю и поспешила в училище.

В здании училища было как-то подозрительно пусто — как в середине августа. Лишь вахтер дядя Витя с неизменной газетой «Спорт» сидел на своем рабочем месте.

— Далеко ты? — спросил он, увидав меня на пороге.

— Экзамен, — коротко бросила я, проходя мимо вахты.

Дядя Витя что-то крикнул мне вслед, но я, не слушая, прошествовала по широкой лестнице на второй этаж, в аудиторию 17.

Шаги в безлюдном помещении гулко отдавались под потолком.

Странно — такое ощущение, что на этаже никого нет.

Я подошла к семнадцатой аудитории и подергала ручку.

Дверь была заперта.

А где же комиссия — зубры музыкальной литературы Элеонора Львовна, Иннокентий Викторович?..

Ничего не понимая, я попыталась открыть двери соседних аудиторий, но те тоже оказались запертыми.

А где вообще хоть кто-нибудь — абитуриенты, выпускники, педагоги?.. В начале июня училище должно буквально кишеть народом…

Где люди?!.

Помещение словно вымерло!

Отчетливо слыша в тишине каждый свой шаг, я в растерянности вернулась назад, к дяде Вите.

Но его тоже не оказалось на месте.

Только на столе одиноко лежала газета «Спорт».

Пользуясь случаем, я заглянула в журнал прихода и ухода.

Четвертое июня. Ни одной фамилии.

Интересное дело!.. Когда же я буду сдавать эту чертову музлитературу? Еще немного — и все музыкальные отрывки, которые я с трудом удерживаю в своей распухшей от них голове, выветрятся оттуда!..

Они что, забыли про меня?!.

Так и не дождавшись дяди Вити, я открыла тяжелую дверь старинного здания училища, вышла на улицу и в полном недоумении направилась обратно к остановке.