Укрой меня от беды (СИ) - Головьева Светлана - Страница 10

— Что он оказался настолько плох? — спрашивает Карен, отвлекаясь от своего занятия и поворачиваясь ко мне. На ней надето короткое бежевое платье в крохотный цветочек, а поверх него белый фартук с кружевной оборкой. Рыжие кудри она подвязала зеленым шелковым шарфом, чтобы они не лезли ее в глаза. Даже в таком простом виде, она выглядит очень хорошо.

— Он был ужасен, — отвечаю я, подперев рукой подбородок. В голову тут же лезут воспоминания о Лиаме Хендерсоне. Он обладает какой-то специфической мужской красотой. Есть что-то первобытное в его хмуром взгляде и лохматых волосах. По его поведению прекрасно видно, что ему глубоко плевать на мнение окружающих. Он живет сам по себе и для себя. Он из тех, кто нашел мир с самим собой и не нуждается ни в чьем присутствии. Конечно, после того, что я о нем слышала это вполне обычная реакция мужчины на уход любимой женщины. После такого понятно, что он выбрал одиночество, оградившись от всех. Но даже это не оправдывает его хамского поведения.

— Как его зовут? — интересуется подруга, включая плиту.

— Ты его прекрасно знаешь, — отвечаю я, мельком глянув в сторону владений нашего соседа. Там пусто, в окнах дома темно и его потрепанного грузовика тоже нет. Вздыхаю с облегчением, радуясь небольшой передышке от этого мужчины.

— И кто же это такой? — Карен пристально смотрит на меня, сложив руки на груди.

— Наш сосед, — бормочу я нехотя.

— Лиам? — вскрикивает девушка, от неожиданности я чуть не падаю со стула. — Лиам Хендерсон — самый горячий и одинокий парень в городе, теперь будет работать рядом с тобой. Детка, ты сорвала огромный куш. Вас с первого дня сводит судьба. Не упрямься и лови момент.

— Ты серьезно? Ну, уж нет. Нет и еще раз нет, — возмущенно таращусь на нее, поднимаясь из-за стола. — Да он ведет себя, как чертова горилла. Ты знаешь, что он сегодня сделал? Разгромил парочку шкафов в библиотеке. Он идиот.

— Даже если так, то он сексуальный идиот. А если честно, то все мужчины в глубине души гориллы. И мы все равно их любим. Большую часть времени, конечно, хотим их придушить подушкой во сне, но без них же нам не выжить. Такие уж мы женщины, — Карен разводит руки, пожимая плечами, и снова возвращается к приготовлению ужина.

Действительно ли все так, как говорит Карен? Неужели в мире современных технологий, где женщины обладают не меньшей властью, чем мужчины мы все еще нуждаемся в чьей-то опеке и поддержке? Неужели женщины и, правда, не могут жить без мужчин? Было бы гораздо проще, если бы мы не нуждались в чьей-то любви. Но мы всегда ее ищем. Обжигаемся, раним свои души, но все равно, как стадо глупых баранов идем напролом в поисках того, кто окружит нас любовью и заботой.

Смех мальчишек становится громче и в кухню забегают сначала они, все перепачканные землей, а за ними с устрашающим ревом влетает Ричард. Темно-русые волосы у него торчат в разные стороны, лицо грязное, как и бордовая рубашка с темными брюками. Он расставляет руки в стороны, изображая то ли птицу, то ли самолет и в один миг подхватывает Лукаса на руки, поднимая к самому потолку. Мальчишка верещит, размахивая руками и ногами в разные стороны.

— Ну, хватит, — командным тоном произносит Карен, уперев руки в бока. — Кухня не место для игр. Тем более в таком виде.

— Мы аборигены, — гордо произносит Джулиан, словно быть аборигеном то же самое, что президентом.

— Аборигены тоже должны мыться, так что быстро в душ, — произносит Карен серьезным видом, но я замечаю, как подрагивают уголки ее губ.

— Ладно, парни, мама права, — Ричард опускает Лукаса на пол, игнорируя их кислые взгляды. Плечи парней опускаются, и они медленно плетутся из кухни. Ричард подходит к Карен и целует ее в щеку. После они касаются кончиками носов, некоторые называют это эскимосским поцелуем и Карен хихикает. Отворачиваюсь от них смущенная этим моментом нежности. За эти дни, что я живу в доме Карен, я поняла, как сильно любит ее Ричард. Между ними столько нежности, каждый заботится друг о друге. И даже, несмотря на двух детей, они не утратили романтики. Глядя на них, начинаешь верить, что настоящая искренняя любовь и правда существует. Что вся эта чушь о родственных душах и вторых половинках реальна. Но это осознание причиняет мне боль, когда я понимаю, что у меня вряд ли есть шанс найти свою половинку.

После ужина Карен выгоняет мальчишек на второй этаж, разрешив посмотреть мультики перед сном. А я помогаю ей убрать со стола и помыть посуду. Ричард уходит в гостиную и включает телевизор на спортивном канале. Голос комментатора разносится по всему дому, и я понимаю, что он смотрит футбол. Бен тоже вечерами его смотрел, вооружившись бутылкой пива. Когда его команда проигрывала, он громко матерился на весь дом, после чего уходил из дома, громко хлопнув дверью, а возвращался под утро и пьяный в стельку. От этих воспоминаний меня бросает в дрожь, и я нечаянно роняю чашку на пол. Та вдребезги разбивается, как три года моей семейной жизни. И я ничего не могу поделать, кроме как смотреть на разлетающиеся осколки. Я быстро опускаюсь на пол и принимаюсь собирать осколки. Но один из них царапает мою руку и на пол капает кровь. Как в бреду я пытаюсь убрать этот бардак. Но на самом деле делаю только хуже.

"Что же ты наделала Софи. Кто теперь будет это убирать? Ты такая мерзкая Софи. Мерзкая. Мерзкая" — голос Бена, пропитанный ядом звучит в моей голове, возвращая меня в тот вечер, когда он меня чуть не убил. Я чувствую, как меня сотрясают рыдания. Слезы текут по щекам, капая на пол. Я все еще пытаюсь убрать осколки, когда меня окликает встревоженный голос.

— Софи, успокойся. Все будет хорошо, тебе нужно дышать глубже, — успокаивающим тоном произносит Карен, перехватывая мои руки. Поднимаю голову, глядя на нее сквозь пелену слез. Ее лицо искажается, но я ясно замечаю тревогу в ее взгляде. Снова опускаю голову, глядя на окровавленные осколки.

— Прости меня, прости, — выдавливаю я, и снова тону в рыданиях. Карен поднимает меня на ноги и крепко обнимает. Я реву так сильно, как никогда до этого. Мое тело сотрясается от рыданий. Глаза горят, хочется кричать от невыносимой боли, которая разрывает меня изнутри. Порой душевная боль бывает гораздо сильней, чем физическая.

— Спасибо, — произносит Карен кому-то, но я не открываю глаза, поэтому не знаю, с кем она говорит. — Вот, тебе нужно немного попить.

Вытираю лицо и открываю глаза, чувствую, что они опухли от слез и тут же представляю, как ужасно я сейчас выгляжу. Позади Карен замечаю обеспокоенного Ричарда. Когда он замечает мой взгляд, то сочувственно мне улыбается и уходит, оставив нас с Карен наедине. Она протягивает мне стакан воды, и я практически сразу его осушаю. Чувствую себя опустошенной и обессилевшей. Но в то же время мне легко и я понимаю, что эта истерика уже давно напрашивалась.

— Давай я обработаю твою руку, — тихо говорит подруга, усаживая меня на стул. После она уходит и возвращается с маленьким белым ящиком. Ставит его на стол и принимается смазывать мою руку антибактериальной мазью. Кожу щиплет в местах порезов и я понимаю, что практически не чувствовала боли, когда ранила себя этими осколками. Меня это пугает, как и то, что мой срыв наверняка скажется на ребенке.

— Не переживай, все будет в порядке и с тобой и с твоим малышом, — произносит она, ободряюще мне улыбаясь. После она уносит аптечку на место и возвращается назад. Карен ставит стул напротив и серьезно смотрит на меня. Мне стыдно, что я повела себя как психованная, наверняка Карен тут же меня выставит из дома. Кому нужна такая истеричка.

— Прости, Карен, я могу сейчас же уйти, если ты хочешь, — тихо говорю я, и осторожно провожу пальцем по забинтованной ладони. Кожу все еще неприятно жжет, но уже не так сильно.

— О чем, черт возьми ты говоришь? — возмущенно спрашивает Карен и перехватывает мои руки. — Ты никуда не пойдешь. Тем более в таком состоянии. Теперь это и твой дом. Ты стала частью нашей семьи, Софи.

Она улыбается, но в ее взгляде я улавливаю тревогу. Девушка молчит, но я чувствую, что она собирается что-то сказать и по ее нерешительному выражению лица, понимаю, что мне это вряд ли понравится.