Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 28

— И правда, — поддакнул он устало, — хоть в тепле уйдет, не у затхлого болота. Мы сделали все, что смогли. Дальше, только воду в ступе толочь.

Марушка вздрогнула. «Как бы поступила Федора?» — мелькнуло у нее в голове, и тогда решение пришло само.

— Нет, — Марушка уперто посмотрела на Лиса и Руту, — уходите оба, если не собираетесь помогать. А я исцелю его.

Лис посмотрел на Руту, тяжело нависающую над раненым, на незнакомца — черты лица его заострились, а кожа посерела, будто пыльная, и маленькую решительную Марушку. Она стояла, широко расставив ноги, вжимаясь в пол, будто ожидая, что придется упираться, если ее попытаются насильно оттащить от раненого.

— Командуй, — сдался Лис.

Рута нерешительно переминалась с ноги на ногу. Марушка вопросительно посмотрела на нее.

— Меня мутит от вида крови, — призналась знахарка, прикрывая рот. — И раньше-то не могла спокойно смотреть, а теперь и вовсе сознание теряю.

Марушка фыркнула и закатила глаза к потолку.

— Дай мне иглу, нитки, закипяти воды в казанке, — принялась она раздавать указания.

Лис сообщил, что пройдется до озера и наберет воды, иначе, когда знахарка затопит печь, его сморит бесповоротно. Марушка напомнила ему, что местные считают воду отравленной, нельзя так рисковать. Вдвоем они вопросительно повернулись к Руте.

— Вода стала плохая, — развела руками хозяйка дома. — Но я ничего не травила. Возьми ведро в сенях, — обратилась она к Лису, — и набери за хатой в большой бочке. Там дождевая, не очень свежая, но лучше озерной.

Рута достала грубую нитку и погнутую иголку.

— Чем богаты, — извинилась она.

— Сойдет, — Марушка попыталась выдавить из себя доброжелательную улыбку. Получилось плохо. Пальцы у нее мелко дрожали. Скудная обстановка комнаты почему-то виделась через мутную дымку — девочке пришлось часто заморгать, но пелена перед глазами не исчезла. «Мне нужно успокоиться, — подумала девочка, — если не возьму себя в руки — сделаю хуже».

Рута приоткрыла ларь и достала моток домотканого полотна.

— Возьми. Перевяжешь, коль не помрет, — прошептала она, кашлянув, — я его продать хотела. Но раз помощи от меня никакой…

Марушка с благодарностью приняла полотно — свежая чистая ткань ей очень пригодилась бы.

— Красивое, — заметила Марушка и тут же исправилась, — пригодится, спасибо.

Вернулся Лис. Судя по налипшим ко лбу мокрым волосам, в бочку он окунал голову, чтоб разогнать дремоту. Воду, как и попросила Марушка, закипятили. Лис уселся на ларь, прикрыв глаза. Рута не спешила уходить, с любопытством наблюдая за сосредоточенными действиями девочки.

— Зачем ты варишь иголку? — удивилась хозяйка дома.

— Честно говоря, — напряженно отозвалась Марушка, — сама не знаю. Но так делала Федора. Я верю ее опыту.

Рута удивленно приподняла бровь, но вмешиваться не рискнула.

— Можно покопаться у тебя в закромах? Мне нужны кровохлёбка, порошок из дождевика, шиповник… — нарушила молчание Марушка.

Знахарка кивком головы указала на подготовленные высушенные травы. Девочка отбирала нужные ей, принюхиваясь к ним и тараторя названия необходимых себе под нос:

— Тысячелистник, крапива, горец, лапчатка… О, кора калины! — радостно воскликнула она, не прекращая азартно перерывать высохшие пучки и метелки. — Ноготки, тоже подойдёт…

Вскоре у окна, под тусклым светом лучины выросли три горки сухих трав. Первая — то, что потребуется Марушке, чтобы обработать раны. Вторая — для отвара, которым придется поить похитителя до полного восстановления. Девочка догадывалась, что отвар может и не понадобиться, но почему-то приготовление его добавило уверенности. Третью горсть собрала, выковыривая из памяти рецепты, которые могли пригодиться, чтобы выходить больного, потерявшего много крови. Общая картина никак не складывалась. Марушке казалось, что она хватается за все возможные способы, но вместе они не сработают. Мозаика из отваров, кашиц и порошков никак не складывалась в цельную картину. Что толку, если она поочередно будет обрабатывать зашитые раны тремя отварами от нагноения, когда руки у нее дрожат, а иголка танцует в пальцах, не желая принимать уверенного положения?

— Помочь надо? — Лис навис над столом, заставив девочку вздрогнуть от неожиданности. Он пошатнулся, неловко взмахнув рукой, и едва не смахнул горку трав с окна.

Марушка с благодарностью посмотрела на друга.

— Я сама пока не знаю, что делаю, — неуверенно кивнула она, — а ты поспи. Мне будет лучше, если ты завтра со свежими силами подсобишь, — а внутри неприятно кольнуло осознание: «если будет, кому помогать, конечно».

Лис хмыкнул и оперся ладонями на шероховатую столешницу.

— Если щас лягу, раньше полудня меня не растолкаешь, — хмыкнул он.

— Ничего, — Марушка заметила, как он пытается скрыть дрожь в руках, — я не стану будить. Отсыпайся. Завтра займусь твоими ушибами.

Лис размашистым нетвердым шагом вышел из хаты. Рута провела его взглядом.

— Я тебе только помешаю, — грустно констатировала она, легонько сжав Марушкино плечо, — а вот другу твоему раны обработаю. Там-то не так все страшно, скоро управлюсь. Комнату тебе оставляю…

— А вы с Лисом куда пойдете? — Марушка отвлеклась, оглядывая тесную комнатушку.

— Себе в сенях постелю. А Лис твой сказал, что и в сарае может заночевать, ему лишь бы голову на чем примостить было. Там не очень много места, но тепло и не дует.

Марушка задумчиво кивнула. Доставлять неудобств хозяйке дома и другу, который достаточно ради нее страдал, не хотелось, но за неимением других вариантов… Впрочем, и работать под мерный Лисов храп, она тоже навряд ли сможет.

Горячую воду перелили в лохань. Ягоды шиповника разбухали в ней вместе с остальными травами, окрашивая воду в золотистый цвет.

Рута забрала пучки трав, которые пригодятся ей, чтобы разобраться со ссадинами рыжего. Когда шуршание в сенях затихло, и знахарка закрыла хлипкую дверь, Марушка тяжело вздохнула и посмотрела на раненого. На посеревшем лице проступили глубокие морщины, которых девочка не замечала раньше. На лбу выступил пот, а кожа наощупь показалась Марушке холоднее, чем лягушка из пруда. Сердце билось, но чтобы услышать его биение, приходилось с силой прижиматься ухом к груди воина.

— Что же мне делать? — спросила Марушка, отчаянно надеясь услышать ответ. Если бы только здесь была Федора… Она бы надавала подзатыльников, обозвала бы девочку дурой трусливой, за то, что так долго не решалась взяться на иглу, но спасла бы умирающего. К глазам подступили слезы. Марушка то подходила ближе к столу, то отступала в нерешительности.

Роланд сипло с шумом вдохнул, заходясь в лающем кашле. На сделанной из рубахи тугой повязке выступила свежая кровь. Он судорожно схватил ртом воздух и затих.

Марушка замерла, испуганно присматриваясь к раненому. Она корила себя за малодушие, за то, что не согласилась, чтобы Рута помогла ему пройти за грань сразу. И за то, что ринулась к медведю и подвергла похитителя не просто опасности, а чуть не убила его глупым поступком.

Марушка неожиданно со всей силы дернула себя косу, да так больно, что едва не разревелась. «Федора бы сделала именно так», — вытирая набежавшие слезы, подумала девочка. В голове прояснилось. Эта внезапная тянущая боль привела в чувство. Девочка свистяще вдохнула, и одним резким движением разрезала повязку на груди. Впервые она заставила себя придирчиво осмотреть рваные раны. Удивленно присвистнула — шрамы, которых она не заметила, наскоро перевязывая незнакомца, покрывали кожу и, казалось, не найти чистого места без рубцов.

Нервная дрожь волной прокатилась по телу, и ушла в землю под озябшими стопами. Остывшая после кипятка игла приняла, наконец, уверенное положение в напряженных пальцах.

— Не держи зла, если что, — прошептала она похитителю, низко склоняясь над ним. — Я делаю все, что умею.

Она шила всю ночь. Переступая лишь изредка с ноги на ногу, разминая руки и онемевшие от напряжения пальцы, отказывающиеся слушаться. Вытирала кровь, лениво собиравшуюся гроздьями алых капель. Смыкала края ран, прикасаясь кончиками замерзших пальцев к старым рубцам. Обтирала распростертое тело отварами, смахивая рубиновые капли с побелевшей кожи. Терла порошки, засыпала ими зашитые раны. Грела чужие холодные руки и молилась неистово, потому что свои силы и умения казались ей ничтожными, чтобы что-то изменить.